Соучастники - Ли Уинни М.

Тут Сильвия встала и дважды хлопнула в ладоши, громко, словно призывая к порядку целый класс буйных школьников.

– Внимание, внимание, – объявила она. – Видеть всех вас в этой комнате – большая радость. Мы с Зандером – и Хьюго – приложили много усилий, чтобы запустить этот проект, и то, что это случилось так быстро, – чудо.

Хьюго откашлялся и заговорил.

– Я ног под собой не чую – как говорится там, откуда я родом, – от того, что мы с Зандером работаем вместе, выводим его кинематографический гений на новый уровень. Потрясающе талантливый парень. Вы все будете в восторге от работы с ним.

Сильвия кивнула, продолжила.

– Мы после этого будем немного выпивать, и я надеюсь, что все вы сможете задержаться и познакомиться друг с другом поближе. А теперь – вдруг вы с ним еще не познакомились – представляю вам Зандера.

Раздались бурные аплодисменты, и Зандер встал. Его темные очки были вздеты на бейсболку (которую, как я заметила, он стал носить задом наперед, словно угорал по ранним девяностым). Накануне Зандер промямлил мне какие-то соображения и попросил превратить их в короткую речь.

– Ладно, – буркнула я, хотя в следующие два часа мне нужно было написать с десяток писем и сделать штук пять звонков. Я писала лучше всех в офисе, и чтобы сварганить что-то пристойное, мне нужно было всего несколько минут.

Теперь же Зандер (молча сидевший во главе стола, всех рассматривая) перешел в харизматический режим. Он оглядел стол, широко улыбнулся и заговорил написанными мной словами.

– Я написал этот сценарий, потому что хотел показать молодую женщину – молодую мать, – которая может защитить, может быть отчаянной и в то же время уязвимой. Кэти Филипс поставлена в необычайное положение и вынуждена полагаться только на себя, чтобы одолеть куда более жестоких врагов. Она должна защищать свой дом и, наверное, быть своей маленькой дочке и матерью, и отцом.

Тут он сделал эффектную паузу.

– Но едва ли это так уж сильно отличается от того, что многим женщинам приходится делать каждый день в реальной жизни. Так что, наверное, я написал сценарий этого фильма в честь всех реальных матерей-одиночек.

Все снова захлопали.

– Можно я скажу? – подала голос Мэриан Уотерс, актриса пятидесяти с чем-то лет. Она играла черствую, отдалившуюся от дочери мать Кэти, которая была разведена и жила ради себя одной. – Сценарий чудесный – и так отрадно это слышать от режиссера-мужчины.

И что же я почувствовала, услышав это? Гордость – потому, что мне удалось сочинить для Зандера такие действенные слова, сам бы он этого сделать не сумел. И еще я знала этот сценарий наизусть, знала, когда в какой сцене появляется каждый персонаж, знала, как каждый сюжетный поворот подводит к следующему. Так что я сидела тихо, упиваясь этой косвенной похвалой.

– Отличный сценарий, не терпится приступить! – крикнул Джейсон. Потом тихо сказал мне:

– Слушай, принесешь стакан минералки, пока мы не начали?

Это была его первая реплика, обращенная ко мне. Чувство гордости несколько ослабло. Я открыла рот, не зная, что сказать.

Вступила Сильвия.

– Джейсон, посыльный вот-вот должен принести “Сан-Пеллегрино”. А это, кстати, Сара, наша ассистент продюсера.

– Ой, черт. – Джейсон посмотрел на меня с ужасом. – Извините.

Но чего я ждала? Я была молодой женщиной, а представить меня раньше никому в голову не пришло.

На трети сценария, когда злодеи во второй раз звонят Кэти, чтобы ее запугать, я заметила, что лежавший на столе телефон Сильвии засветился. Звук она, разумеется, перед этим отключила. Теперь она всмотрелась в него и нахмурилась.

– Привет, малютка, – проговорил Барри Уинкок.

Барри играл злодея, главного заправилу, который погибал только в последней части и был виновен в смерти мужа Кэти.

Между Барри и Холли начался диалог; в каждой реплике Барри звучала угроза.

Я увидела, что “блэкберри” Сильвии снова светится. Она с раздражением его взяла.

Когда мы перешли к следующей сцене (встревоженная Кэти навещает отца, взяв с собой дочку), Сильвия держала “блэкберри” под столом и тайком просматривала смс. Никто, кроме меня, этого не заметил. Лицо у нее было озабоченное.

– Папа, можно кое-что спросить? – сказала Холли-Кэти. Повернулась к Рону.

– Конечно, милая, что хочешь.

(Рон играл благонадежных отцов последние двенадцать лет своей жизни. Хрипловатый отеческий голос он довел до совершенства.)

Сильвия молча пыталась набрать под столом смс. Я подумала, что же там такого срочного, что она не может дождаться, пока дочитают сценарий.

Читка продолжалась; каждая реплика вставала на свое место, когда ее проговаривал актер. Мы все с головой ушли в это совместное повествование, на время даже думать забыв о внешнем мире. Но я видела, что Зандер раз-другой раздраженно взглянул на Сильвию, все глазевшую в телефон.

А потом, на важнейшем месте сценария – когда Кэти говорит дочери, что они остались вдвоем и она не позволит никаким плохим дядям ее тронуть, – Сильвия встала.

Холли с Амандой, девочкой-актрисой, этого не заметили; они были слишком поглощены чтением. Но все остальные, сидевшие за столом, это видели и вопросительно на Сильвию посмотрели.

– Простите, пожалуйста, – беззвучно произнесла Сильвия и тихо поспешила на выход.

Чтение сценария продолжалось, не прервавшись. Хьюго поднял брови и переглянулся с Зандером.

Я в недоумении достала свой телефон посмотреть, не написала ли Сильвия чего-нибудь. Ничего.

– Не будет этого, – объявила испуганная, но решительная Холли Аманде. – Папочка уже не с нами, но я тебя защищу.

Восьмилетняя Аманда чуть подвинулась на стуле вперед.

– Но если папочки нет, то кто же защитит тебя?

Глава 27

Сильвия вернулась на читку, когда от сценария оставалось всего десять страниц. Тихо села на свое место; вид у нее был взволнованный. Лишь тогда я заметила у нее под глазами набрякшие мешки, скрыть которые ее привычно обильной косметике не удалось.

Чтение сценария кончилось аплодисментами и новыми общими хвалебными словами, среди которых было напутствие, на сей раз произнесенное Хьюго. После этого мы, болтая, гуськом вышли из комнаты и отправились выпивать.

Сильвия взяла меня под руку и притянула к себе.

– Послушай, – сказала она с мрачным лицом. – Кое-что случилось.

Я запаниковала, гадая, не сорвалась ли какая-то часть финансирования или прокат “Твердой холодной синевы”, не создал ли агент Холли в последний момент какую-нибудь помеху.

– Что?

– М-м, да Рейчел. Дочь моя. Она… – Сильвия замолчала, подбирая слова. Понизила голос.

– В общем, она уже некоторое время страдает булимией. Я знала, что есть такая проблема, но не понимала, какой она стала серьезной.

Я увидела на ее лице тревогу, клеймо вины и раскаяния.

Рейчел? Я видела ее в прошлом месяце, и да, она была худющая. Но разве она не всегда такой была?

– Она в порядке? – Я была по-настоящему испугана.

– Она… попала в больницу. Упала в обморок, когда гуляла на днях с друзьями, и врачи были потрясены тем, сколько веса она потеряла. В ней меньше сорока килограммов!

– Ого, – сказала я, не зная, что еще сказать, но и поражаясь тому, что человек может так мало весить. Здесь, в Голливуде, где на углеводы было наложено табу, я была пятидесятишестикилограммовой пухляшкой. Я посмотрела на актеров в помещении, но единственной молодой женщиной среди них была Холли, и я была уверена, что она весит больше сорока пяти килограммов.

– Искренне сочувствую.

Рейчел очень мило себя со мной вела, когда была помладше, да и подростком никогда не забывала о вежливости и здравом смысле. Но нарочно морить себя голодом ради… Я покачала головой, ничего не понимая.

– Я ужасная мать, – констатировала Сильвия.

– Что? Нет, это не так, – сказала я.