Рожденные в завоеваниях - Селия Фридман

— Старейшины «предложили», — злоба, мелькнувшая в его голосе, подтвердила одну из догадок Затара: хотя Л’реш и Старейшина, с ней не посоветовались. — Большинство из них, вероятно, хотят видеть меня в безопасности на Бракси, где могут за мной следить.

— И другие браксаны отправлялись на войну, — заметила женщина.

— Но никогда не находились в гуще сражений. Представляли собой этакие обособленные острова. Но лишь само появление на войне добавляло браксанам славы, они участвовали в разворовывании одной или двух планет, а потом триумфально возвращались на Бракси. Никогда не вступали в контакт с людьми, что им служат, или с планетами, что от них зависят. Центральные Старейшины бояться за свой имидж, Л’реш, боятся того, что может случиться, если один из них день и ночь станет жить среди простлюдинов. Отправлявшиеся на войну браксаны также были молодыми людьми, желавшими сделать себе имя. Но никогда в войне не участвовал тот, кто уже обладал значительной властью. Кайм’эра — никогда. До настоящего времени. Они чувствуют, что это для них угроза. Они пытаются давить на меня и заставить вернуться к гражданской жизни, которая, как они думают, должна меня удовлетворять.

— Значит, снова политика. Как они смеют! Неужели у нас недостаточно проблем в выполнении наших обязанностей? Зачем делать продолжение рода орудием политиканов? Даже их оружием? — Л’реш изумленно покачала головой. — Твои слова, как никакие другие, уверяют меня в правильности моего решения, когда я покинула Бракси, и я этому рада.

Затар улыбнулся, определенно его позабавила мелькнувшая в сознании мысль, и достал узкую бутылочку из-за пояса.

— В гневе ты кое о чем напомнила мне, — приободрился кайм’эра. — Я принес тебе подарок.

— Взятку? — игриво переспросила женщина.

— Браксана берут взятки, как справедливую дань; только дурак платит перед тем, как торгуется, — Затар открыл пробку и вылил содержимое — густое, золотистое, светящееся — в один из кубков. — Я подумал, что стоит привезти тебе попробовать кое-что из того, что может предложить Центральная Система. Я буду рад, если ты примешь мой подарок!

Л’реш подняла глаза; длинные темные ресницы ее напоминали крылья птицы. Затару пришло в голову, что он никогда не видел женщины, столь привлекательной для него.

— Что это? — тихо спросила она.

— Ликер из Центральной Системы, — Затар бросил пузырек в огонь, и он, потрескивая, расплавился. — Редкий и дорогой. Подходящее приношение?

Л’реш сделала маленький глоток из кубка, смакуя тонкий букет.

— Сладко, — одобрительно сказала она.

— Центральные вкусы.

Затар хранил молчание, пока Хозяйка не закончит дегустацию. Л’реш радовалась, что ей не нужно ничего говорить, а можно просто получать удовольствие. Один раз она удивленно посмотрела на Затара, словно ей пришло в голову, что он может подмешать в ликер наркотик и усыпить ее, но мысль была просто смехотворной. Чего кайм’эра может добиться за одну ночь, за которую еще и придется платить после того, как Л’реш выдвинет против него обвинения? Наконец, она допила ликер, поставила кубок на стол и медленно отодвинула.

— Затар, я… я… не могу, — вымолвила она. — Мне жаль, что тебе пришлось проехать огромный путь только, чтобы это услышать. Но то, что ты просишь, просто невозможно.

Затар провел по ее щеке пальцем в черной перчатке и почувствовал, как она дрожит.

— Твои черты будут унаследованы сыном, Л’реш, и он родится красивым.

— Я не могу, кайм’эра, пожалуйста… — женщина оттолкнула его руку, но слишком медленно, с явной неохотой. — Я выполнила свой долг давным-давно, чтобы уехать подальше и наслаждаться свободой.

— И ты даже не понимаешь значимости того, что говоришь! Л’реш, есть женщины, которые проводят всю жизнь, пытаясь выполнить норму. Тебе еще нет пятидесяти и ты уже все сделала! Четыре оставшихся в живых ребенка из восьми зачатых! Я хочу сделать это нормой для нашей расы.

— Это не мое дело, — слабо возразила Л’реш. Затар довольно отметил, что в ответ на использование им сексуальных речевых режимов она в конце концов применила такой режим сама. Желание…

Он придвинулся ближе и, когда женщина не отодвинулась, притронулся к ней, затем обнял и притянул к себе. Она была теплой и хрупкой и дрожала, когда он поцеловал ее.

— Нет, — прошептала Л’реш.

Затар снова потянулся к ней и она внезапно отпрянула.

— Нет. Я отказываюсь. Это мое право чистокровной браксанки. Прости. Я отказываюсь. — но глаза у нее были на мокром месте и голос дрожал. — Пожалуйста, отпусти меня!

Затар не заходил дальше, но также и не отпускал ее. Он понял, что его первая догадка оказалась правильной.

— Л’реш, — мягко сказал он с таким сочувствием, на какое только был способен его родной язык. — Сколько времени прошло с тех пор, как ты была с мужчиной?

Женщина задрожала сильнее, но не предприняла новых попыток вырваться.

— Есть и другие удовольствия, — сказала она, помедлив.

— Ты знаешь, что я имею в виду.

— Ты не понимаешь, — она опустила глаза. — Я чуть не умерла во время родов, Затар. Какое удовольствие стоит смерти?

— А что за жизнь без удовольствий? — кайм’эра начал снимать перчатки и, хотя Л’реш знала, что это подразумевает, но ничего не сказала. — Иногда, в Центре Холдинга удается достать ликер, вкус которого так сладок для женщин, что они получают удовольствие, о котором раньше не смели и мечтать.

Она обеспокоенно посмотрела на него.

— Именно его ты и дал мне?

Затар прикоснулся ладонью к ее гладкой щеке, очень нежно, наслаждаясь касаньем открытой кожи.

— Контрацепция, — тихо произнес он.

Ее глаза округлились.

— Ты собираешься сказать мне, что это незаконно, а я собираюсь ответить, что знаю это, — медленно произнес кайм’эра. — Ты хочешь напомнить мне про смертную казнь? Я уничтожил единственное доказательство.

— Как… — Л’реш все еще пребывала в шоке от его откровений.

— Нет ничего нелегального, для поставки чего не нашлось бы поставщика, и нет ничего, что не мог бы достать браксан. Неужели ты думаешь, что мы на Бракси можем себе позволить терять наших любовниц во время бессмысленных родов, и тем более — терять наших детей? Мы не такие варвары, хотя и играем подобные роли.

— Это рискованно?! — выдохнула Л’реш.

— Риск есть, — Затар поцеловал ее долгим и сладким поцелуем, наслаждаясь ее ответом. Если он догадался правильно, в женщине годами копилась жажда. — Скажи мне «нет», и я уйду, — предложил Затар.

Она только крепче прижала его к себе. Все потонуло в молчании, слова были не нужны, за них говорила страсть.

Его разбудило восходящее солнце.

Затар медленно встал, крайне осторожно, чтоб не задрожала кровать, на которой они очень быстро оказались, — или, точнее плетеное приспособление, которое у карвики сходило за кровать. Кожа на лице была стянута и будто высохла, и лорду пришло в голову, что он не смыл вчерашнюю косметику. Затар тихо поискал в комнате очищающее косметическое средство, намочил им тряпочку, лежавшую рядом с инкрустированной драгоценными камнями бутылочкой, и стер остатки белил с лица.

Л’реш пошевелилась, проснулась и посмотрела на него большими темными глазами.

— Ты уезжаешь? — мягко спросила она.

— Я должен, — Затар снова намочил тряпочку и подал женщине. — Мне нужно возвращаться на войну.

Л’реш закрыла глаза и позволила Затару стереть краску со своей кожи. Навряд ли белила вообще ей были необходимы, лицо было также бледно.

— Мне хотелось бы, чтоб ты не уезжал, — прошептала женщина.

Затар поцеловал ее.

— Мне тоже, — сказал он. Сожаление было искренним.

Затем Л’реш притянула его к себе и на короткое сладкое время война перестала иметь значение.

Красное солнце поднялось выше и его свет вначале приблизился, потом омыл их обоих. Довольный Затар какое-то время лежал на спине, откладывая разговор о том, с какой целью приехал к Л’реш. Затем он встретился с ней взглядом. Женщина подперла голову рукой и наблюдала за лордом, и выражение ее лица говорило, что Хозяйка знает, о чем он думает.

— Однажды мне пришло в голову, как поразительно глупо мы поступали, — тихо сказал Затар. — Природа гарантирует плодовитость. Способные к деторождению существа производят потомство. Бесплодные существа не производят. А мы, самодельные боги, осквернили этот закон.

Л’реш взяла его руки в свои; разве есть прикосновение более чувственное, чем это?

— Четверо детей, — задумчиво произнес он. — Ни меньше. И ни при каких обстоятельствах ни больше. После того, как чувство долга удовлетворено, женщины нашей расы находят альтернативы рождению детей. Точно четыре отпрыска на человека, двое и, надо надеяться, ни больше, умирают от чумы, может, еще один — на войне. Если бы мы просто дали природе идти своим заведенным порядком… — он сжал ее руку. — Но тогда наш вид бы закончился.