Книга тайн - Том Харпер

Он постучал по соплу, свисающему с потолка, потом показал на компьютер.

— Компьютер анализирует излучение и говорит нам, что находится внутри страницы.

— И это не повреждает книгу?

— Non. Мы сканируем лишь миллиметр страницы, а протоны разрушают всего несколько атомов. Так что какие-либо повреждения происходят только на молекулярном уровне.

Ник посмотрел на Эмили. Она, казалось, не возражала против его вопросов.

— И так вы определяете, что находится на бумаге?

— Мы определяем, что находится в чернилах. У каждых чернил есть химический состав, который мы и устанавливаем. Мы анализируем первые печатные тексты и таким образом узнаем, кто их сделал.

Ник набрал в грудь побольше воздуха и залез в карман.

— И что вы нашли, когда анализировали вот это? — Он показал карту, уставившись взглядом в Вандевельда.

— Я работаю только с книгами. Я не анализировал эту карту.

Но Ник прочел на его лице узнавание и что-то еще. Страх?

— Вам это приносила женщина по имени Джиллиан Локхарт.

— Я никогда не видел этой Джиллиан Локхарт. — Он произнес это тем же тоном, каким объяснял смысл аббревиатуры РЭСИЧ, как нечто заученное.

— И что вам удалось узнать?

— Я вам уже сказал — я не видел этого прежде. — Вандевельд встал. — Мне кажется, моя работа вас не интересует. Извините. Ничем не могу вам помочь. — Он положил руку на дверь. — S’il vous plait…

Ник и Эмили не шелохнулись.

— Когда Джиллиан приходила сюда?

— Никогда.

— Она звонила вам месяц назад. Три недели спустя она исчезла.

Вандевельд вздохнул.

— Мне очень жаль. Искренне вам говорю. Но… помочь ничем не могу.

— Вы не помните, что она вам звонила?

— Как, вы говорите, ее зовут?

— Джиллиан Локхарт.

Вандевельд отрицательно мотнул головой — на долю секунду раньше, чем если бы сделал это естественно.

— Non.

— У нас есть запись ее разговора, который продолжался почти пятнадцать минут.

— Может быть, моя секретарша перевела ее в режим ожидания, пока искала меня. Может быть, она не представилась… или назвалась каким-то другим именем. Может быть, она сделала вид, что ее интересует моя работа, хотя ей нужно было что-то другое.

Он отпустил ручку двери и вернулся к своему аппарату.

— Вы думаете, я что-то от вас скрываю? Ничего я не скрываю. Клянусь вам, я никогда не видел вашего друга или эту карту. Но если вы хотите, чтобы я ее проанализировал, — бога ради. Oui?

Он протянул руку и склонил набок голову. Ник посмотрел на Эмили, которая опасливо кивнула.

Француз положил карту на пюпитр перед трубкой, потом направил трубку так, как ему было нужно. Ник наклонил голову и прищурился.

— Но она направлена не на текст.

— Мы делаем два измерения. Чернила поглощаются бумагой. Так что поэтому мы сначала замеряем одну бумагу. А потом — бумагу с чернилами. Потом мы вычитаем вторую величину из первой и получаем только ту составляющую, которая относится к чернилам.

Он повернул рукоятку, фиксируя сопло, и направился к компьютеру. Ника все еще мучили дурные предчувствия.

— И нам не нужно выходить из помещения?

— Это абсолютно безопасно. Вы поглощаете больше протонов, простояв пятнадцать минут на солнце. Если вы мне не доверяете, можете держать карту в течение всего эксперимента.

Ник сделал шаг назад.

— Я буду наблюдать отсюда.

Но наблюдать было не за чем. Вандевельд нажал клавишу на компьютере, за стеной раздался рычащий звук, и над трубкой зажегся красный свет. Несколько секунд спустя свет погас и рычание прекратилось. Вандевельд перенастроил трубку — теперь она была направлена на роскошную львиную гриву, где чернила были самые густые. Свет снова мигнул, потом выключился. На мониторе компьютера появился график с зубчатой кривой.

— И что это значит?

— Это показывает разные элементы, которые мы можем выявить. — Вандевельд провел по одному из зубцов пальцем. — Вот кривая, определяющая содержание натрия. А эта — меди.

— И… что из этого вытекает? Вы можете определить, из чего были сделаны чернила?

— Не полностью. Флуороскопическая система определяет не все параметры. Иногда мы не знаем, откуда берется тот или иной элемент. Скажем, мы обнаружили свинец. Возможно, он появился из массикота — пигмента, который использовался в качестве кроющей, быстро высыхающей краски. Но может быть, его источник — оксид свинца, используемый для цвета. Или — если мы имеем дело с книгой — источником свинца, возможно, являются литеры, изготовленные из свинцового сплава. С помощью нашего прибора мы лишь можем установить, что свинец там присутствует.

— И какой в этом смысл?

— Каждые чернила имеют свой состав. Вы это понимаете? Каждый печатник использует свои чернила или краску. У нас есть банк данных на этот счет.

— И вы можете проверить эти чернила?

— Bien sur. Я вам покажу.

Он нажал клавишу. Над графиком неторопливо возникли песочные часы. Несколько секунд спустя внизу экрана появилась строка текста. Ник догадался, что она означает, прежде чем Вандевельд резюмировал текст одним словом:

— Rien.

Он пожал плечами и отошел от компьютера. Нику показалось, что в его движениях чувствовалась некоторая настороженность, словно у собаки, которую слишком часто пинали. Он грустным взглядом посмотрел на Ника и Эмили.

— Если ваша подруга приходила сюда — а я вам клянусь, что не приходила, — то я бы сказал ей то же самое.

Ник взял карту с пюпитра, завернул ее в ткань и сунул в сумку. Он посмотрел на Вандевельда, уверенный, что тот сказал им не все, но не зная, как добиться откровенности.

Вандевельд открыл дверь и печально улыбнулся.

— Я надеюсь, вы найдете вашу подружку.

Ник неохотно вышел в темный коридор. Эмили последовала за ним, но Ник услышал, как Вандевельд пробормотал ей что-то по-французски, прежде чем закрыть дверь. Они молча вышли на лестницу. На улице солнце уже зашло и парни со скейтбордами исчезли. Единственным источником света были теперь оранжевые пятна под уличными фонарями. Стужа стояла лютая.

— Что он вам сказал в дверях? — спросил Ник.

— Он сказал, что не все следы на карте чернильные.

Ник кинул взгляд назад, соображая, что бы это могло значить, но свет в окне на четвертом этаже уже погас.

XXX

Окрестности Штрасбурга, 1434 г.

— Осторожнее. Если прольешь хоть каплю, мы сгорим, как еретики.

Драх проткнул луковицу заточенной палкой и ухмыльнулся. Это испугало меня. Улыбался он только тогда, когда был серьезен.