Изгнанники у Колодца Душ - Джек Чалкер

Ренар не считал себя психологом, но он понял, какое глубокое впечатление произвел этот человек на Мавру Чанг.

– Вы пытались разыскать его? – спросил он. Женщина пожала плечами:

– В течение нескольких следующих лет я была слишком занята тем, чтобы остаться в живых. К тому времени я узнала, что он, по-видимому, уже умер или с ним что-то случилось. Должна признаться, что, когда я его описывала, многим людям казалось, что они узнали его, но их рассказы оборачивались пустой болтовней. Кое-кто утверждал, что я пересказываю легенду, повествующую о мифическом капитане-астронавте, который никогда не существовал, о герое одного из эпических сказаний, бытующих среди представителей всех профессий. Однажды я встретила капитана, настоящего ветерана, и он сказал мне, что этот человек действительно существовал. По его мнению, он был бессмертным, а родился в незапамятные времена, на заре истории.

– Как звали этого легендарного капитана? – спросил Ренар.

– Натан Бразил. Правда, странное имя? Кто-то сказал мне, что так называлась доисторическая страна, одна из первых космических держав.

– Вечный Жид, – произнес Ренар как бы про себя.

– Что?

– Существует легенда, связанная с одной из древних религий, называемой христианством, – начал объяснять охранник. – Христианство – это ответвление еще более непонятной и древней религии, известной как иудаизм. Христиане рассеяны по всему космосу. В основном их связывает тра… – Он запнулся, глядя на нее в смущении и тревоге. – Тра…

– Традиция? – предположила Мавра.

– Именно так. Почему я не смог произнести это слово?

Он тут же забыл об этом, но женщина испытала жуткое чувство. Началось!

– Итак, христиане считали, что в незапамятные времена жил некий еврей, который объявил себя сыном Божьим, – продолжал Ренар. – За это власть предержащие убили его, так как боялись, что он возглавит революцию или что-нибудь в этом роде. Но христиане верили, что он воскрес. Сохранилось предание, согласно которому какой-то еврей проклял его во время казни; и за этот грех нечестивец осужден скитаться по свету до тех пор, пока богочеловек не вернется к людям. Ваш Натан Бразил – прямо как персонаж легенды, переброшенный в новейшее время.

Она кивнула.

– Я никогда не верила всем этим байкам о бессмертных, летающих на грузовых кораблях, но куча астронавтов, не верящих ни во что, верят в его существование.

Ренар улыбнулся:

– Вот вы и нашли объяснение загадки, мучившей вас всю жизнь. Если это широко распространенная легенда, любой знающий ее капитан грузовика мог подражать ему, мог даже убедить других астронавтов в том, что он и есть та самая легендарная личность. И он пользовался бы у них таким уважением, какое никто никогда бы не оказал обычному капитану. Его считали бы сверх… сверх… о черт! – закончил он раздраженно, не в состоянии произнести нужное слово.

Мавра поняла, что он хотел сказать.

– Не знаю. Может, вы и правы. Но в этом человеке было нечто особенное, нечто такое, что я не в силах объяснить.

– Маленькие дети, – заметил Ренар, – всегда чересчур впечатлительны. И зачастую их впечатления весьма странные.

Мавре хотелось прервать этот разговор – отчасти потому, что он слишком ее волновал, отчасти потому, что трудности Ренара, связанные с произношением длинных слов, которые он употреблял, постепенно возрастали. Он начал заранее обдумывать фразы и употреблять слова, которыми прежде не пользовался. В сущности, трудности эти не были столь очевидны, но говорить он стал медленнее, осторожнее, с запинкой.

"Завтра, – подумала она мрачно, – эти слова вообще станут для него недоступны. Но раз уж ему хочется продолжать беседу, лучшее, что я могу сделать, это как можно больше говорить самой".

Ренар явно обрадовался возможности вернуться к прежней теме и забыть о таинственном Натане Бразиле.

– Вы сказали, что в тринадцать лет остались одна, – напомнил он. – Пришлось нелегко? Мавра вздохнула:

– Я очутилась в совершенно незнакомом мире с несколькими монетами в кармане. Выглядела как восьмилетний ребенок и даже не знала языка улицы. Но по крайней мере коммам я не досталась. Мой новый мир назывался Калива. Он был экзотический и примитивный. Базары под открытым небом, крикливые разносчики и торговцы – шумное, грязное, кишащее людьми место. Я понимала, что любому человеку, который рискнет здесь остаться, понадобятся деньги и защита. У меня не было ни того, ни другого. Я начала осматриваться и сразу обратила внимание на кучу нищих – и настоящих бедняков, и мошенников, и калек, которые не могли позволить себе обратиться за медицинской помощью. Их оказалось столько, что полиция боялась их гонять, а люди не отказывали им в подаянии. Обходя базары и улицы, я наблюдала за теми, кто добывает деньги, за теми, кому ничего не дают, и соображала относительно того, что следует делать мне самой. Последнюю пару монет я потратила на то, чтобы купить у какой-то маленькой девочки ее грязные лохмотья. В сущности, это была рваная простыня, в которую следовало заворачиваться, как в сари. Немного грязи – и я стала выглядеть как заправский уличный мальчишка. Тогда я пошла работать.

Ренар подумал, что и сегодня она производит впечатление отчаянного уличного мальчишки, но не решился сказать это вслух.

– Первую пару недель я действовала чертовски энергично, – продолжала свой рассказ Мавра. – Нахваталась блох и кое-чего похуже, ночевала в подъездах, на улицах и так далее. Но побиралась только в хороших районах. Конечно, каждый нищий имеет собственную территорию и прогоняет конкурентов, но я научилась заводить полезных друзей, делилась с ними выручкой. Наверное, мне помогало то, что я казалась всем маленьким, несчастным, беззащитным ребенком – другими словами, являлась образцовой моделью для тех, кто обожает картинки, взывающие к милосердию, – что-то вроде страдающего, иссушенного недоеданием ангелочка. Доходило до того, что всем хотелось меня удочерить. Я жила совсем неплохо. Даже в самые неудачные дни у меня было что поесть, в крайнем случае лоточники подсовывали мне какие-нибудь куски.

– И никто не пытался вас изнасиловать? – с удивлением спросил Ренар. – Вам не угрожали никакие банды?

– По правде говоря, нет. Меня всегда кто-нибудь сопровождал, или мне удавалось убежать. Если уж нищие тебя признали, они будут с тобой заодно. Один из них пристроил меня в старой лачуге, стоявшей возле городской свалки. Туда даже войти было довольно противно, но через какое-то время я перестала замечать и вонь, и мух, в общем, все. В городе имелось несколько лечебниц, существующих на средства филантропов; мы этим пользовались и часто туда ложились, но ненадолго. Многие пытались меня оттуда забрать, но я всех обманывала. Я не хотела иметь ничего незаработанного. Я не желала быть никому обязанной.