Пароль: «Вечность» - Алексей Левицкий

А ведь коридор, судя по всему, ведет в соседнее здание, куда и бежит монашек. Сообразив это, я сорвался с места. Не было времени прислушиваться, есть ли кто в помещении за дверью в конце коридора — распахнув ее, я прыгнул вперед, выставив перед собой карабин.

В холле со сводчатым потолком и паркетным полом было пусто. С одной стороны вверх шла мраморная лестница, с другой была массивная дверь и потертый ковер под ней.

Та самая дверь, к которой снаружи сейчас подбегал монашек.

Встав сбоку от нее, я опустил карабин и занес над головой пику. Дверь распахнулась, монашек ввалился в холл с ружьем на изготовку. Во рту его была деревянная дуда-свисток, он даже успел свистнуть, а потом наконечник пики плашмя ударил его по лбу.

Едва не проглотив свисток, монашек свалился на ковер лицом вниз. Я прыгнул на него, просунув пику под подбородоком, уперся коленом в хребет и надавил, вжимая древко в шею. Он захрипел, засучил ногами.

Продолжая душить его, я ногой захлопнул дверь, наклонился и прошептал в ухо:

— Вякнешь что — убью! Только звук издашь — сразу убью, ты понял?!

Он закашлял, пытаясь кивнуть. Я разжал руки, и парень упал лицом в ковер. Подтянув к себе отлетевшее в сторону ружье, я повесил его на плечо. Достал нож, вывернул правую руку монашка за спину, приставил клинок к горлу и выпрямился, подняв его на ноги.

Он был ниже меня ростом и гораздо легче. Румяный, едва пробивающаяся рыжеватая бородка, веснушки на скулах. Ворот полурясы порвался, из разбитого носа текла кровь.

— Где Юна Гало? — спросил я.

Парень опять закашлялся, и я слегка ослабил хватку.

— Где ее держат?

— Кого? — просипел он, икая.

— Юна Гало, переговорщица из МехаКорпа.

— Ра… разве она в Храме?

— Да, где-то здесь. Тебя как звать?

— Тим… Тимофей. — Он хлюпнул окровавленным носом и снова икнул.

— Я тебя не убью, если будешь отвечать на вопросы и делать что сказано. Переговорщицу привели сюда через подземелья. Куда ее дели потом?

— Я не знаю! — застонал он. — Я же просто…

— А ты попробуй сообразить! Она пленница, ее должны запереть. Но при том она важная особа, ее не кинут в обычную камеру. Посадят в такое место, из которого она не сбежит, но где тепло, есть стулья и можно нормально поговорить. Владыка наверняка захочет поболтать с ней… Ну, где она? Думай, Тимоха! Только так ты свою жизнь спасти можешь.

— В первой малой башне! — выкрикнул он. — Если Владыка беседовать с ней желает… Чтоб запереть, да не в камере… значит, в первой малой башне, наверху!

— Где эта башня? — спросил я. — Мы сейчас где?

— Мы под второй малой… Первая… она за коридором тем… Который вбок, дугой…

Я сильнее вывернул его руку, он застонал и умолк.

Значит, если парень не врет, Юна в башне, которая над входом в подземелье, откуда я только что вышел. Но там лестница наверх была перекрыта решеткой, потому-то я, покинув подвал, и свернул в этот коридор, а не стал подниматься дальше.

— Гдето вверху в ту башню из этой есть ход? — спросил я, опять ослабляя хватку.

— Да, арка с крыши идет, но по ней не пройти… — Он уже плакал, слезы и кровь из носа текли по рыжей бородке. — Там… жрецы… они стреляют чуть что и… — Монашек снова начал икать.

— Жрецы? — переспросил я, вспомнив про Луку Стидича. — Какие жрецы?

— Это… они стража Владыки…

— А другого хода туда нет? — Я направился к мраморной лестнице, подталкивая парня перед собой. Рассохшийся кривой паркет громко скрипел под ногами.

Этот дурак попытался покачать головой — и лезвие ножа надрезало кожу на горле. Тимофей ойкнул и закашлялся. Дойдя до лестницы, я посмотрел вверх, но увидел лишь широкую площадку между этажами.

— Сколько там жрецов, Тимоха?

— Два… два точно. Может, и три, не знаю… Я… Не убивай меня!

— Я же сказал: не убью, если все расскажешь. Где они сидят? Говори!

После того как, давясь рыданиями, он сообщил все, что знал, я еще спросил:

— А пол там такой же, как здесь?

Он ответил, что не знает этого. Надо было спешить, и я потащил монаха за лестницу. Тимофей решил, что там я собираюсь по-тихому прибить его — задергался, опять стал икать, и тогда, толкнув пленника вперед, я ударил его прикладом ружья по затылку. Как подкошенный, Тимофей рухнул на паркет у стены. Не было времени связывать его, да и смысла особого — если к тому моменту, как он очнется, я все еще буду в этой башне, значит, ничего не получилось и для меня это уже не будет иметь значения.

Я побежал вверх. Ружье монаха болталось на одном плече, карабин на другом. Если бы по Храму не стреляли люди топливных кланов, я бы наверняка столкнулся с монахами на лестнице или этажах, но сейчас почти все ушли на стены, охраняли ворота и двор — в башне было пусто.

Как выяснилось, «аркой» Тимофей назвал коридор, который выгнутой кверху дугой соединял вершины двух башен.

Весь третий этаж занимал квадратный зал со шторами на окнах и деревянными балками под куполом. Отсюда можно было попасть либо на мраморную лестницу, либо в коридор-арку, других выходов не было.

Я остановился сбоку от широкого проема без дверей. От него паркетный пол коридора полого уходил вверх. Стараясь не скрипеть, я прислушался, потом лег под стеной и очень осторожно выглянул.

Выше арку перегораживало нечто вроде прилавка или барной стойки, в ней была калитка, а с другой стороны дежурили двое. Не монахи — без бород и в свободных желтых одеждах. Лампочка над их головами озаряла коридор тусклым мерцающим светом. Интересно, у них на крыше ветряки или они течение реки как-то используют? Так или иначе, энергию монахи экономили. Либо приглушили свет в целях безопасности, чтобы по башне тяжелее было целиться из Цитадели.

Только поэтому жрецы и не заметили непрошеного гостя, хотя оба смотрели в мою сторону.

Я сел, прислонившись спиной к стене. Сердце быстро стучало в груди. Достал флягу, вырвал пробку, сделал большой глоток и заметил, что рука немного трясется. Глотнув еще раз, тихо сплюнул на пол.

Если Чак сумел забраться в тепловоз, то во- вот уедет отсюда. Или внизу очнется Тимофей. Или кто-то зайдет в башню и поднимется по лестнице.

Я выплеснул самогон на паркет. Рама вокруг проема тоже была деревянной — полил и ее в нижней части. Положив пустую флягу, чиркнул зажигалкой.

Самогон на полу загорелся. Тихо шипя, синеватая лужица огня разбежалась по сухим доскам, языки пламени поползли вверх по раме. Я ковырнул ножом паркетину, у которой загорелся один конец, взял ее и на коленях отполз подальше. Вскочив, прыгнул к окну, закрытому шторой. Прислушался — сквозь потрескивание из коридора донеслось приглушенное:

— Гляди!

— Там что, огонь?

— Ну да, горит… Может, ядром зажигательным в ту башню попали?

— Да мы бы услышали…

Раздались шаги. Я нырнул под штору, залез на подоконник, сжимая паркетину, как факел.

И ткнул ею в плотную ткань.

Она загорелась. Прижавшись спиной к стеклу, я достал нож. От ткани пошел удушливый дым, дышать сразу стало тяжело.

— Паркет горит!.. И занавес! — крикнули совсем рядом.

Кто-то ответил потише:

— Да с чего он загорелся вдруг? Сорви его, пока на балки не перекинулось, потом пол туши!

Послышались быстрые шаги. Штору с треском рванули вниз, и я что было сил ударил горящей паркетиной по голове того, кто сорвал ее.

Сыпанули искры, деревяшка сломалась, жрец присел, вскинув руки. Я пнул его ногой в плечо. Он упал, брякнув о пол оружием, которое держал в руках, а я спрыгнул и врезал рукоятью ножа ему по лбу.

— Что там? — долетело из коридора. — Порфирий, что это стукнуло?

Оружие у него было необычное — вроде моего карабина, но ствол короче, а справа торчит длинный узкий магазин… Автомат! Первый автомат, который я вижу здесь!

Паркет у входа в коридор дымил и стрелял искрами, огонь взбирался по раме.

— Нормально! — глухо ответил я. — Тушу занавес!

На жреце были шаровары и нечто без пуговиц, похожее на длинную борцовскую куртку, но с карманами. Я перевернул его на живот, сдернул куртку, и, сняв свою вместе с черной полурясой, переоделся. Снова перекинул через голову ремешок карабина, бросил ружье Тимофея, схватил автомат, побежал к проходу…

И столкнулся с высунувшимся оттуда вторым жрецом.

Он заподозрил неладное, после чего у него было два пути: спрятаться за стойкой и целиться, ожидая, что в коридоре появится либо живой и здоровый напарник, либо кто-то другой, — или идти смотреть, что происходит.

Жрец выбрал второй вариант. Но он не стал просто выбегать в зал — опустился на одно колено в конце коридора и подался вперед, выставив автомат из-за угла. Именно в этот момент я появился там. Ствол жреца почти ткнулся мне в живот, я ударил коленом, мы оба выстрелили. Я попал ему в плечо, а пуля жреца впилась мне в левый бок.