За колючкой – тайга - Сергей Зверев

– Какому исполнительному листу?? – Хозяин опешил до такой степени, что у него осел голос.

– Такому, я поражаюсь. По решению Центрального районного суда города Старосибирска. Двадцать пять процентов от заработка в пользу Литуновской Виктории Сергеевны и ее несовершеннолетнего сына Ивана, я поражаюсь.

В ушах Хозяина зазвенела порванная седьмая гитарная струна, и он сел на стоявшее за его спиной кресло.

– Вот су… Пид… Ёпт… Сволочь!..

Его лицо побагровело от унижения и понимания собственной глупости.

– Я поражаюсь, – по-женски непонимающе прогудела Эмм Констинна. – Всю службу безвылазно жить в тайге, и…

– Это не то, о чем вы подумали, – не зная, куда деваться от самого себя, прохрипел полковник.

– Конечно, не это, – согласилась бухгалтер. – Двадцать пять процентов от своего заработка мужчина платит женщине за ее душевную красоту. Я возмущаюсь. У вас еще есть вопросы?

– Пока нет, – попрощался полковник и повесил трубку.

Главное теперь – успокоиться. Не дать волю эмоциям. Пистолет-то вот он, рядом. Стоит лишь клацнуть замком сейфа, и его рукоятка привычно ляжет в ладонь. Однако делать этого не стоит, потому как первое, что он сделает, взяв в руки оружие, это направится на лесоповал и пристрелит Летуна. А это, простите, срок. Реальный, и последствия его назначения в окне, прямо перед глазами. А потому нужно взяться руками за стол, сжать ладони и досчитать до десяти.

До десяти достаточно. Ярость схлынет, останется злость. От злости избавиться вообще проще простого.

Дойдя до шкафа, Хозяин вынул бутылку коньяка, рюмку и банку кремянских соленых огурцов, хранящуюся еще с осени. Вот так… Одна… Вторая…

Есть злость?

А какая злость? Не понимаю.

Вот и хорошо.

Гарантии того, что Литуновский в ближайшие полчаса не помрет, есть. И какие гарантии! Оп, третья…

Так хорошо и спокойно на душе, что впору посмеяться над собой, незадачливым. Да ладно придуриваться… «Незадачливым»…

Долбое..!

Стоп, стоп. Так недолго опять к сейфу потянуться. На чем он остановился? Ага…

Так хорошо и спокойно на душе, что впору… Что впору повспоминать тот день, когда заключенный по фамилии Литуновский предложил беспроигрышный вариант, как на шишках сделать капитал. И он, начальник колонии, где перевоспитывается Литуновский, сам пригласил в зону юриста, чтобы сделка носила законный характер. И этот Литуновский, чтоб его вывернуло, сам диктовал условия той сделки…

– Дежурный!

В двери показалось лицо с едва видимыми щелками глаз.

– Литуновского снять с работ и доставить ко мне в кабинет.

– Есть.

– Дежурный!..

– Вот пистолет, сдай в комнату для хранения оружия.

«С чего бы это?» – подумал ефрейтор-бурят, не припомнив ни единого случая, когда начальник колонии сдавал бы оружие в КХО. Однако пистолет оформил, за Литуновским уже следовали.

Как ни старался Хозяин скрыть ярость, сделать это ему не удалось. Едва в проеме двери появилось невозмутимое лицо неудавшегося беглеца, полковником вновь овладели бесы. Однако вскоре он стал понимать, что невозмутимость на лице Летуна – это вынужденная мера. Едва тот начнет нервничать, придут в движение голосовые связки. Разговор постепенно превратится в кашель, а потом – в утробное уханье. О туберкулезе изобретателя полковник был наслышан, а потому оставил Литуновского у порога, велев лишь прикрыть дверь.

– Что это такое, осужденный Литуновский?

Андрей скосил взгляд на разметавшиеся по столу в двух метрах от него клочки бумаги и пожевал губами.

– Рискну предположить, что это квитки, подтверждающие начисление заработной платы и удержание с этих начислений.

– Откуда ты знаешь, зэк? – бросил Хозяин. – У тебя зрение такое хорошее?

– Я рискнул предположить. Получается, угадал.

Обойдя врага, полковник, как барс, прокрался к креслу и медленно в него опустился.

– Ты знаешь, урод, что бухгалтерия нашего долбаного УИН уже четыре месяца четверть моей зарплаты удерживает и направляет в адрес твоей жинки?

– Конечно, знаю.

Как успел полковник? Как не успел Литуновский?..

Пытаясь подняться с пола и глядя на струйку, стекающую с носа на крашеный тес, зэк оперся на локоть и стал рассматривать окровавленную ладонь.

Кажется, это даже не нокдаун. Это нокаут чистой воды. Локоть скользнул по чистому полу, и Литуновский врезался в доску подбородком.

Странно, но после этого падения он начал приходить в себя. Много ли ему надо, увечному? Голод, болезнь и незаживающие после первого побега раны превратили его в неловкую куклу, готовую падать всякий раз, едва ее поставят на пол. Можно было даже не бить. Просто толкнуть в грудь.

Но Литуновский понимал гнев начальника. Он был ему знаком. Вот так же чувствовал себя он, находясь три месяца в карцере. К нему перестала приходить и приводить Ваньку Вика. Не появлялись они и сейчас. День минувший был теперь милее, чем наступивший. В той жизни, после первого побега и до второго, он видел Вику, разговаривал с ней, а потому жил. Сейчас она была так далеко, что не было смысла даже писать. А какой смысл? Литуновский подсчитал, что за время нахождения в шестом бараке «седьмой» колонии он отправил в Старосибирск сорок три письма. И не получил ни одного в ответ. Вика, не сумев простить, забыла его. Наверное, в тот момент, когда он, решив поменять встречу с ней на смерть, отказался стучать в бочку ассенизаторской машины изнутри.

Когда он понял, что остался один, он тоже хотел рвать и впиваться в горло всем, кто станет на его пути. Подсчитывал, как лучше выхватить на делянке автомат у конвоира-ротозея, перестрелять бурятов вместе с собаками и снова уйти в тайгу. Но сумел потушить в себе этот безумный костер и сейчас об этом не жалел. Однако помнил ярость, обуздавшую его.

Полковник что-то говорил, а он не слышал. Звуки стали прорываться сквозь забитые пробками уши лишь после графина воды, вылитой на его голову.

– Так ты знал, что это будет происходить с первой минуты, сволочь? – вот, оказывается, о чем кричал Хозяин.

– Конечно, – поводя непослушными губами, прошипел Литуновский. – За все платить нужно, товарищ полковник…

– Ах, ты, сука… – взахлеб прошептал Хозяин.

– Бей, бей, – разрешил Литуновский присевшему для удара Хозяину. – Сдохну, будешь Ваньку кормить до совершеннолетия…

Еще не понимая правоты этих слов, но уже твердо веруя, что глупости этого человека сводятся только к организации побега, начальник изменил направление удара и с грохотом врезал над головой жертвы. В шкафу звякнули стаканы, на стене покосилась картина.

– До совершеннолетия, говоришь? – С размаху сев на стол, вспотевший от возбуждения Хозяин рывком вынул из кармана пачку сигарет. – Да я завтра же признаю через суд этот договор недействительным и еще вытрясу из твоей жены все деньги. Да еще с моральным ущербом! Ты слышишь, ущербный?!

– Не вытрясешь.

Зэк никак не хотел лежать на полу, и полковник с раздражением наблюдал, как тот карабкается по стене, оставляя на ней кровавые потеки.

Хотелось спросить, почему «не вытрясет», но нужды в этом не было. Во взгляде Литуновского хорошо читалось, что он объяснит все сам.

А тот все-таки с пола встал. Ноги подрагивали, руки прилипли к стене, однако сползать вниз он если и собирался, то не скоро.

«Упрямая тварь…»

– Едва ты сунешься в суд с оспариванием содержания договора, тебя тут же выпнут с должности. Запрещено, понимаешь… бизнесом заниматься. Отдельной категории лиц…

Хозяин опешил.

– А ты договор заключил… Не забыл, с кем?.. Алло, гараж. Это я, осужденный Литуновский, твой партнер по бизнесу. Сколько до пенсии осталось? Пять? Шесть? Уйдешь из ведомства без заслуженной пенсии. Порочишь, господин полковник… звание русского «конвойника». Да и в суде тебя не поймут. Я по договору что обещал сделать? «Шишкобой». Сделал? А твои обязательства сводятся исключительно к тому, чтобы платить мне. Точнее, сыну моему. Вика, она учительница немецкого… Сам пойми, командир, как на такую зарплату ребенка без отца содержать?

– Бауман, говоришь?

Об уме этого человека в зоне ходили слухи, но только сейчас Хозяин понял, насколько далеки они от истины. Это не слухи. Это истина.

– Бауман, значит… Экономист-технарь. Все знает. Зэк, а если я, начиная с сегодняшнего дня, начну кишки твои разматывать?

Этот разговор продолжался два часа. Пока раздавались крики и грохот, о происходящем внутри бурят за дверью очень хорошо догадывался. Это близко и знакомо. Когда же крики затихли и вместо зычного рева Хозяина в замочную скважину потекло лишь «бу-бу-бу», ефрейтор сник. Как бы этот зэчара не запудрил начальнику мозги, и тот не забыл, что задерживает дембель своего лучшего командира отделения уже на два месяца. «Пройдет проверка, – говорил полковник, – отпущу. И к медали представлю». Поверка прошла, медали нет, есть лишь приказ о демобилизации без присутствия надежд на выписку проездных документов до родного аймака.