Ва-банк! - Джеймс Суэйн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Непременно. Что именно?
Роксана достала из кармана пять долларов монетами и швырнула через прилавок:
– Сыграйте для меня на Одноруком Билли. Утром я так торопилась, что не успела.
– Вы играете на этом дурацком автомате? – не подумав, спросил он.
– Каждый дурацкий день, – ответила она.
Двадцать минут спустя они встретились в «Убежище Ника». Прежде сонный бар превратился в жужжащий улей – на небольшой сцене играл джаз, официантки в купальниках едва успевали разносить напитки. Валентайн приткнулся за первым же освободившимся столиком и заказал два кофе.
Теперь Роксана волосы распустила, и это был удачный прием: на нее таращились все мужчины в баре.
– Здравствуйте, – чопорно поприветствовала она проворно вскочившего Валентайна.
– Дайте мне вашу руку.
Роксана подчинилась, и он вложил ей в ладонь три вишенки, дольку апельсина и дольку лайма.
– Я сыграл на ваши деньги, и вот что мне выпало, – улыбнулся он и добавил: – Простите, я действительно очень хотел и собирался вам позвонить.
Она отхлебнула кофе:
– В конце концов я уснула возле телефона. Боялась, что с вами что-то случилось.
Валентайн потупился. Ему, видно, на роду написано обижать тех, кто ему дорог. Он нервно забарабанил пальцами по столу и, к немалому его удивлению, она накрыла его руку своей.
– Больше так не делайте, хорошо? – тихо попросила она.
– Обещаю.
Они сидели молча, слушая, как джаз играет «Нью-Йорк, Нью-Йорк».[36] Эта вещь никогда не оставляла Валентайна равнодушным, кто бы и на чем бы ее ни исполнял. Легенда гласила, что Синатра на самом-то деле собирался назвать песню «Нью-Джерси, Нью-Джерси», но публика в Хобокене как-то раз его освистала, и он передумал. Какой элегантный способ мести!
Роксана улыбнулась:
– Никогда бы не подумала, что вы такой музыкальный!
– Еще бы! Моему голосу многие завидуют.
– Но вы прекрасно чувствуете ритм.
– Главное, что я пока еще чувствую собственный пульс.
– Вы играете на каком-нибудь инструменте?
– Нет. Но зато я виртуоз настройки радиоприемника.
Она рассмеялась.
– Мне пора возвращаться к работе. Как насчет позднего ужина, чтобы загладить вину?
– Вечером мне придется поработать – вдруг удастся найти Фонтэйна.
– Думаете, он может объявиться?
– Есть такая вероятность, – сказал Валентайн.
– Ну тогда мы поужинаем прямо у вас в номере.
– Когда?
– Моя вторая смена заканчивается в десять.
Валентайн задержал дыхание. Бой назначен на восемь, чтобы его успели посмотреть зрители Восточного побережья: он должен был транслироваться по платным кабельным каналам. Ник наверняка захочет сразу же вернуться в казино, и он освободится. Валентайну стало немного не по себе: у такого ужина может быть вполне традиционное продолжение. А вдруг они совершенно не подходят друг другу? Вдруг он ее разочарует? Но она сидела рядом, и она очень ему нравилась. А такое с ним случалось не часто.
Она снова стиснула его руку:
– Язык проглотили?
– В десять, – сказал он.
– Уверены, что вам еще не пора будет спать? – поддразнила она.
– Как-нибудь продержусь – подремлю днем.
Она встала и поцеловала его в щеку:
– Сладких снов.
День, который начинается с улыбки красивой женщины, – замечательный день! Он смело вышел на солнцепек, дошел до отеля «Пустыня» и за двадцать долларов выручил у парковщика одолженный Ником автомобиль. Жизнь в Лас-Вегасе начиналась по вечерам, поэтому машин на Стрипе почти не было.
Закусочная «Братишка» располагалась на унылой боковой улице под названием Одри. Настоящая крысиная нора: с одной стороны ломбард, с другой – солярий. Под ногами хрустело битое стекло.
Бармен явно в прошлом был хоккеистом, судя по могучей фигуре и изуродованному лицу. Звали его Майком, на нем была несвежая рубашка под смокинг, со складочками на груди, и желтый галстук-бабочка.
– Из банки или из бутылки? – осведомился он, когда Валентайн заказал диетическую колу.
– Из банки подойдет, – ответил Валентайн, оглядывая помещение. Помимо него, в баре находился только один посетитель – какой-то тип сидел в углу и посасывал разливное пиво.
Валентайн достал из бумажника стодолларовую купюру:
– Можете разменять?
– Извините, – ответил Майк. – Еще слишком рано.
– Тогда не возражаете, если я задам вам парочку вопросов?
– Смотря каких.
Валентайн подтолкнул к нему купюру.
– Сюда захаживал один человек, он называл себя Фрэнком Фонтэйном.
Майк скрестил на груди руки.
– Вы полицейский?
Валентайн хотел было ответить отрицательно, но спохватился: полицейский всегда остается полицейским, и бармен прекрасно все видит.
– В отставке, – честно признался он.
– Значит, частный детектив?
– Консультант.
– Это уже что-то новенькое!
– Добро пожаловать в девяностые.
В зеркале позади Майка Валентайн увидел, что тот, второй тип прикончил свое пиво. Сложением он напоминал бегемота, который на спор может поднять машину-рефрижератор. Когда бегемот неторопливо покинул бар, Майк положил деньги в карман.
– Знаете того парня? – спросил он.
– Нет. А что, должен знать?
– Он тоже ищет Фонтэйна.
Валентайн пожалел, что не разглядел посетителя получше.
– А он сказал, зачем?
– Заявил, что у Фонтэйна есть должок.
– Не хотел бы я задолжать такому амбалу.
Майк открыл банку диетической колы и вылил в пластиковый стакан. При этом он нарочно сделал так, чтобы поднялась большая шапка пены. Валентайн понял, что это считается своего рода оскорблением – несомненно, Майк, как опытный бармен, умел наливать напитки правильно.
– Слушайте, я скажу вам в точности то, что уже сказал полиции. Фонтэйн заходил сюда несколько раз, чтобы воспользоваться нашим телефоном. Никогда не пил ничего крепкого и всегда оставлял щедрые чаевые.
– И все?
– А еще он любил играть в видео-покер.
– И с каким счетом?
– Не проигрывал никогда.
– На каком автомате играл?
– Ишь, какой вы хитрый! – засмеялся Майк.
В это время зазвонил телефон. Майк взял трубку и пошел разговаривать на кухню.
Прошло пять минут. Валентайн понял, что Майк возвращаться не собирается. Он допивал свою газировку, размышляя об инфляции: как же обесценились в наши дни сто долларов! Интуиция подсказывала ему, что Майк знает больше, чем рассказал, но проблема в том, как заставить его разговориться. Может, повестка в суд сделает свое дело, или Лонго воспользуется одним из своих трюков.
Валентайн швырнул на стойку мелочь – просто чтобы позлить Майка, и направился в туалет.
По дороге туда он и обнаружил два видеоавтомата для игры в покер. Эти автоматы и так не просто обыграть, а уж обыгрывать их постоянно! Такое совершенно немыслимо.
Валентайн ощупал корпуса машин: в обоих были просверлены отверстия диаметром в десятицентовую монету. Наверняка Фонтэйн нашел способ перепрограммировать компьютерный чип так, чтобы ему выпадали специально отобранные карты.
Все понятно, еще одна причина, чтобы у Билла Хиггинса болела голова.
На дверях туалета было аккуратно выведено «Петушки» и «Курочки». Валентайн открыл соответствующую дверь и чуть не потерял сознание от мерзкого запаха.
С годами мочеиспускание превращается в процесс столь же длительный, как когда-то секс, и Валентайн предался ему со всей ответственностью. И тут позади него открылась дверь. Валентайн обернулся и увидел того самого здоровяка. Здоровяк выглядел весьма угрожающе – еще и потому, что у него были совершенно стеклянные глаза, словно он накурился марихуаны.
– В чем дело? – спросил Валентайн.
Амбал молча схватил Валентайна за затылок и прижал лицом прямо к висевшему над писсуаром автомату по продаже презервативов: нос Валентайна упирался аккурат в кнопку под названием «Рифленая Черная Мамба».
– Покажи руки, – скомандовал амбал.
– Я же писаю, – возразил Валентайн.
– Повторять не буду!
– Ты чего хочешь? – упорствовал Валентайн. – Чтобы я обмочил штаны?
Здоровяк слегка стукнул его головой об автомат.
– Слушай, парень, – сказал Валентайн. – Мне шестьдесят два года, и я ношу кардиостимулятор. Если ты не намереваешься меня убить, то почему бы не вести себя потише?
– Ты спрашивал у бармена о Фонтэйне, – прорычал амбал. – Расскажи мне все, что тебе известно.
– Непременно, – ответил Валентайн. – Как только ты дашь мне возможность вздохнуть.
– Вытяни руки!
Валентайн повиновался, и здоровяк обыскал его – явно со знанием дела. Потом схватил Валентайна за член, встряхнул, засунул в штаны и застегнул молнию. Никогда прежде ни один мужчина не дотрагивался до этого самого места и, подавив инстинктивное содрогание, Валентайн решил, что это, пожалуй, все-таки не самое худшее, что могло бы с ним в жизни случиться. Близко к тому, но все же не самое худшее.