Метод 15/33 - Шеннон Керк

Тем не менее я восхищена тем, какую выдержку, изобретательность и смелость проявил Лиу, спасая Мози. Это просто круто. Когда он рассказывал мне эту историю, я включила по отношению к нему Любовь, Восхищение и Преданность. Но сначала, когда он меня спас, или точнее, когда он помог мне спастись, я вообще ничего не включила. Я использовала его как всего лишь очередное преимущество: агент Лиу, Преимущество № 49.

Лиу предоставил мне то, в чем я в тот момент нуждалась: отвлек на себя внимание Брэда. Затем он открыл дверь моего затонувшего автомобиля и помог мне загрести всю шайку. Так что в тот день он показался мне довольно полезным. Когда он закончил надевать наручники на Доктора и Очевидную пару, они с Лолой (так мне было предложено обращаться к напарнице Лиу) отвезли меня в больницу. Лола втиснулась посередине, потому что я была слишком широкой, чтобы поместиться за ручкой переключения скоростей. Мы устроились в кабине «форда» так уютно, как будто были фермерской семьей, направляющейся засеивать одно из своих полей. Что касается кареты «скорой помощи», которая, возможно, лучше, чем грузовик, соответствовала моему положению, то агенты не доверили бы меня никому на свете, да я бы и сама на это не пошла.

Другие агенты попросили фермера — Бойда — задержаться в доме его «кузена Бобби» и ответить на ряд вопросов. Честно говоря, мне пришлась очень по душе речь, с которой Бойд обратился к Брэду, когда на краю карьера он прицелился прямо ему в физиономию. Позже я попросила Нану вышить мне этот монолог на подушке. Представьте себе, с учетом ее довольно мрачного мировоззрения — не зря же она пишет детективы — и бесконечной радости по поводу моего спасения, она прислушалась к моей просьбе. Она шутила, обещая исполнить вышивку фиолетовыми нитками, украсив ее пушистыми кроликами, резвящимися в лесу среди камней (что послужило бы ссылкой на слова «беги, как кролик»). Впрочем, в конце концов Нана использовала наш разговор как возможность преподать мне урок правильной эмоциональной реакции на необычайно стрессогенную ситуацию. Ничего иного я от нее на самом деле и не ожидала. В итоге на моей подушке появились лишь аппликации кроликов и подпись: «Я тебя люблю». Я люблю Нану. Я никогда не выключаю любовь к Нане.

Из всех ужасных событий, свидетелем которых мне до сих пор приходилось быть, самое жуткое произошло всего через четыре часа после того, как я поджарила своего тюремщика и заманила в ловушку его сообщников. Эта кровавая сцена четвертого часа После Происшествия укрепила мою решимость отомстить вдвойне. Втройне.

Почти сразу после того, как они схватили Доктора, а также мистера и миссис Очевидность, меня отвезли в больницу и поместили под медицинское наблюдение. Агент Лиу и Лола не отходили от меня ни на шаг. Теперь я знаю, что отогнать от меня Лиу было бы практически невозможно. Как ни грустно, но на тот момент я была одной из всего четверых похищенных детей, которых он нашел живыми — не считая Дороти, но считая его брата. Войдя в мою больничную палату с приобретенными в автомате колой и чипсами на всю нашу небольшую компанию, он с извиняющимся видом улыбнулся. Лола мерила шагами пространство за дверью, напоминая запертого в клетку кровожадного тигра, одним своим видом отбивая охоту попытаться поговорить со мной у любого, кому в голову могла прийти подобная идея. Она мне очень нравилась. Моя мама была бы от нее без ума.

— Привет, боец, — обратился ко мне агент Лиу.

— Привет.

— Говорят, ты в полном порядке.

— Ага, я в порядке. Но как насчет Дороти? Можно мне ее увидеть?

— С Дороти не все так хорошо. Если я тебя к ней отведу, ты должна приготовиться к любому исходу. У нее неважные перспективы.

— Она выкарабкается?

— Если честно, у нее слишком высокое кровяное давление. Дело плохо. Как жаль, что я не нашел вас обеих чуть раньше.

— Кроме тебя, ее больше никто не искал?

— К сожалению, да. Кроме меня — и, разумеется, моей напарницы, — больше никто.

Он мотнул головой в сторону Лолы. Она что-то прорычала.

— Это очень грустно, агент Лиу.

— Это самое настоящее преступление, вот что это такое. Проклятье. — Он глубоко вздохнул и, надув щеки, хлопком выпустил воздух. — Прости, я не должен ругаться в твоем присутствии.

— О, не беспокойся. Я только что поджарила на углях человека. Думаю, крепкое словцо не способно причинить мне существенный вред.

Лола фыркнула и одними губами повторила «поджарила на углях», как будто загружая это выражение в свой профессиональный жаргон для дальнейшего использования.

— Слушай, ты не одолжишь мне немного денег? Я верну, как только сюда приедут мои родители. Я очень хотела бы купить Дороти подарок.

— Для тебя — все что угодно.

Он вытащил бумажник и вручил мне две двадцатки.

Лиу вместе с медсестрой усадили меня в кресло-каталку, что вызвало у меня невероятное раздражение и оскорбило до глубины души. Но, несмотря на то, что я только что сбежала из тюрьмы, попутно освободив другую девочку, ходить по больнице мне запретили. Задним числом, я полагаю, они были правы. Я была на девятом месяце беременности и находилась в довольно скверном состоянии, которое характеризовалось крайней степенью усталости и обезвоживанием, не говоря уже о ране на лице. Так что, возможно, я действительно была физически слаба. Ладно, Бог с ними.

В сувенирной лавке я выбрала для Дороти пушистый букетик в изящной розовой вазочке. Нане наверняка понравилось бы это сочетание.

Когда мы с Лиу покинули лифт на втором этаже и направились по коридору к палате Дороти, я заметила у двери полицейских, а также людей, оказавшихся родителями Дороти и ее несчастным парнем. Судя по всему, он вместе с родителями появлялся в выпусках новостей, умоляя зрителей помочь найти его возлюбленную Дороти. Дороти похитили всего в трех часах от нашей тюрьмы — где-то в Иллинойсе, — что позволило ее близким с умопомрачительной скоростью примчаться в больницу. Мои родители все еще ожидали своего рейса в бостонском аэропорту Логан. Ленни с ними не было — он ненавидит самолеты. Я собиралась позвонить ему, но вначале хотела навестить Дороти. Это не означало, что я его не люблю. Я знала, что могу на него положиться абсолютно. И никакие поспешные сопливые встречи или их отсутствие не смогли бы этого изменить.

Родители Дороти поспешили мне навстречу. Они плакали от горя и обнимали меня, выражая свою благодарность. Мне кажется, я до сих пор ощущаю соленые слезы миссис Салуччи, стекающие по моим щекам в уголки пересохших губ.

Они очень долго и крепко обнимали меня в коридоре, не позволяя увидеть Дороти.

Мы уже собирались разнять наши объятия, как вдруг крик Дороти заставил нас замереть. Стремительно, как трехглавый дракон, мы повернули головы в ее сторону.

А вот тут я избавлю вас от описания увиденного. То, что увидела я, слишком страшно и грустно, чтобы это пересказывать. Я широкими мазками напишу эту картину, напоминающую выцветшее от времени и покрытое пылью импрессионистское полотно, сказав лишь то, что из нее вылилась практически вся ее кровь и что-то еще, а двадцать минут спустя она умерла в жутких мучениях.

Как я потом узнала, она страдала от мягкой формы позднего токсикоза, и минимального медицинского внимания, которое был способен обеспечить даже самый низкоквалифицированный гинеколог, было достаточно для благополучного завершения беременности. Но, находясь в заключении, вместо лечения предэклапсии она подвергалась высокому уровню стресса и к тому же подхватила какую-то инфекцию. В итоге ее тело превратилось в сосуд, распираемый изнутри жаром и сжигающий сам себя. Ее кожа, все органы и сосуды взорвались изнутри, унося жизни ее и ее ребенка.

Нет, никакие слова не смогут описать этот момент, потому что то, что я увидела, было не просто кровью, но, скорее, воплощением смерти. Ни один живой не может стать свидетелем подобной смерти, если только он не обречен и в момент кончины не окажется в доме с зеркальными стенами. Эта смерть, непрошеная и всесильная, разверзлась и поглотила две жизни. Оставаясь в коридоре, но глядя в ее палату на всесилие и буйство смерти, я сломалась. Палата Дороти была окружена черной пульсирующей рамкой. Где-то на заднем плане пузырилась кожа. На переднем плане бушевала река крови — река, самая настоящая красная река. Эта сцена заполняла всю комнату. В ней не было ни одного проблеска света, ни одного белого пятна. Тут не было ангелов, и ничья всесильная и милостивая рука не приподняла завесу мрака. Должно быть, кто-то поспешил увезти меня прочь. Должно быть, кто-то вздрогнул, когда я разнесла вазу с пионами.

Должно быть, кто-то тащил, толкал и волочил меня, пока я плакала и кричала, металась, сопротивлялась и дралась. Должно быть, кто-то успокоил меня быстрым уколом в бедро. Кто-то, я не знаю кто, но кто угодно мог все это со мной сделать. Я не могу утверждать этого наверняка.