Королева Камилла - Сью Таунсенд

Выждав подобающее время, Камилла объявила, что пойдет наверх приготовить комнату. Услышав, что он намерен остаться на четыре долгих дня и три долгие ночи, она не на шутку перепугалась. Кто скажет, чем заполнять все эти часы? И чем его кормить? У них не осталось ни пенни, а из мяса в доме только собачий корм. Может, смешать банку «Педигри» с соусом карри и красным перцем?

Камилла села на голый матрас, со стопкой белья на коленях, и постаралась взять себя в руки. Наставления, полученные в швейцарском пансионате Мон – Фертиль, барабанной дробью стучали в голове. «Хозяйка должна сделать все, чтобы гость чувствовал себя непринужденно».

Камилла услышала, как Фредди трусит по ступенькам, и, когда он вошел, тихонько шепнула:

– Фредди, золотко мое, что ты думаешь о Грэме?

Фредди пролаял:

– Конфуций говорил: «Рыба и гость через три дня начинают вонять».

Камилла потрепала Фредди по спине:

– Эх, Фредди, жаль, что ты не умеешь говорить.

Вечером за ужином, состряпанным из сарделек – карри, одолженных у Тредголдов, и выкопанных в огороде овощей, Чарльз и Камилла сообща попытались узнать своего сына поближе. Аперитив из репяного вина развязал Грэму язык, и он добрых десять минут без остановки говорил про то, какие законы о безопасном быте в Эстонии, – про то, что их там нет.

Чарльз попробовал сменить тему и поинтересовался:

– Грэм, у вас есть сад?

– Да, в основном там только лужайка, но и несколько грядок шалфея и нарциссов есть. Это весной, конечно. А тюльпаны я не люблю. Никогда не знаешь, будут ли они в вазе стоять прямо, верно?

– Э… да, именно… э… тюльпаны ужасно… своевольны в поведении.

– Вы ездите верхом? – пришла на выручкку Камилла.

– На лошадях нет, – ответил Грэм таким тоном, будто на лошадях ему неинтересно, а вот верхом на верблюде или ламе, а то и на слоне его часто можно увидеть.

– А искусством вы интересуетесь? Живописью… э… ну, такими вещами.

– Современное искусство не люблю, по– моему, это жульничество, шимпанзе лучше нарисует. А что, у Майкла Джексона шимпанзе Бабблз нарисовал несколько вполне приличных акварелей. Его последнюю выставку скупили за час.

Чарльз, который сам баловался акварельками (как и Камилла), ощутил легкую обиду пополам с завистью к удачливому шимпанзе. Недавно он выставлял в торговом центре серию размытых «импрессий» переулка Ад, так ушла только одна работа – купила королева.

Когда они перешли к кофе, вопрос о Грэмовом рождении и усыновлении еще не был затронут. То и дело гладили собак, а Лео, Тоска и Фредди дивились, отчего к ним такое внимание? Фредди воспользовался моментом и исполнил свой коронный трюк – погоню за собственным хвостом. Смех Грэма нельзя было назвать мелодичным. Наконец Фредди, бешено крутясь, врезался в кофейный столик и опрокинул стакан с вином. Камилла прикрикнула на него, и вслед за этим в комнате повисло молчание.

Каждый из троих хотел бы оказаться в каком‑нибудь другом месте. Наконец Грэм отправился спать, прихватив свой ингалятор и то, что назвал «книгой», – номер журнала «Ежемесячные блошки». По ходу вечернего разговора стало ясно, что Грэм страстный любитель этой игры и участвует в соревнованиях.

Уже лежа в постели и сознавая, что за стеной спит их сын, Чарльз прошептал:

– Наверное, игра в блошки требует отменной ловкости пальцев. Я хочу сказать, большие пальцы должны быть необычайно сильными.

Камилла выставила в темноте большие пальцы:

– У меня они всегда были сильные. Я могла раздавить лесной орех между большим и указательным.

– Значит, это у него от тебя.

Ни один из них не сказал, что удручен встречей с Грэмом, но в комнате волглой пеленой висело печальное разочарование.

Уже засыпая, Камилла спросила:

– Все‑таки, наверное, здорово – три года подряд быть чемпионом Руислипа по блошкам, а?

Это был искренний вопрос.

– Дорогая, это замечательное достижение, – ответил Чарльз.

– Я не уверена, что смогу полюбить Грэма, – призналась Камилла.

Чарльз скорчил гримасу: он чувствовал ровно то же.

– Может быть, когда мы узнаем его получше…

– Но тюльпаны… А эти туфли…

Чарльз рассудительно заметил:

– Наружность ему можно подправить – хороший портной, приличный парикмахер.

– Но он какой‑то не… не милый.

– Да, – согласился Чарльз, – однако мы не вправе судить его строго.

– И он не любит собак.

– Многие не любят, – прошептал Чарльз.

– Но люди нашего типа любят, – возразила Камилла, поворачиваясь в темноте к Чарльзу.

– Значит, нужно сделать Грэма человеком нашего типа, – сказал Чарльз.

Они поцеловались и повернулись друг к другу спиной. Обоим без слов было понятно, что физическая близость невозможна, пока Грэм находится с ними под одной крышей.

37

Утром, спустившись заварить чай, Камилла обнаружила, что Грэм сидит на диване полностью одетый и стучит по клавишам ноутбука. Она запахнула халат и затянула пояс: ей не хотелось, чтобы Грэм видел ее ночную рубашку с портретом Халка на груди, купленную в магазине «Все за фунт».

– А вы рано встаете, Грэм, – сказала она.

– Рано? – въедливо переспросил Грэм. – Утро уже на исходе.

Камилла бросила взгляд на часы над камином: без десяти восемь.

– Вы, наверное, считаете меня соней.

Грэм любезно возразил:

– Полагаю, к вашим годам потребность в сне возрастает.

Наливая воду в чайник, Камилла думала: он такой недушевный. Пока она заваривала чай, собаки теснились вокруг. Видно, тоже не хотели оставаться в комнате с Грэмом.

Когда Камилла собралась отнести чашку наверх Чарльзу, Грэм заметил:

– Не советую вам ходить в этих шлепанцах по лестнице. Во всяком случае, с чашкой горячей жидкости в руках и когда волосы лезут в глаза.

– Пожалуй, вы правы, – не стала спорить Камилла и, вынув ноги из кинг – конговских тапок, затопала вверх.

Узнав, что Грэм встал больше часа назад, Чарльз быстро умылся, побрился и оделся. Камилла отметила, что он выбрал более элегантную и консервативную одежду, чем обычно.

– Ты сегодня выглядишь как‑то официально. – Камилла принюхалась: пиджак на муже попахивал плесенью.

– Милая, сегодня я должен рассказать маме про Грэма. Полагаю, костюм отражает… э… значительность ситуации.

– Милый, может быть, нам стоит получше узнать Грэма, прежде чем обрушивать его на семью? – предложила Камилла.

– Обрушивать? – переспросил Чарльз. – Это наш сын!

– Он считает меня ленивой, почти в лоб заявил, что я уже старуха, а потом вынудил снять мои славные теплые шлепки.

Чарльз вспомнил приятную и содержательную беседу с Лоренсом ван дер Постом, в которой его наставник объяснил, что разлука с матерью может стать причиной агрессивного поведения во взрослой жизни.

– Камилла, в душе Грэм почти наверняка дико страдает. Мы должны воспитывать его, окружить любовью и заботой.

– До или после того, как мы сообщим твоей матери, королеве Англии, что у нее есть внук – бастард, второй по порядку наследник трона? – спросила Камилла.

Чарльз спустился в гостиную и увидел, что Грэм уставился в окно на птичий столик. Две лазоревки, повиснув вниз головой, клевали прицепленную Чарльзом половинку кокоса.

Чарльз прошептал:

– Ну не чудо ли эти птички? Я в полном восторге, что они прилетают в мою столовую.

– Жаль, что ее придется убрать, – сказал Грэм.

Чарльз наморщил лоб.

– Убрать? – не понял он.

– Я выходил туда в шесть утра, – сообщил Грэм. – Сооружение крайне неустойчиво. Удивляюсь, как вы получили разрешение на строительство.

– У меня нет разрешения, потому что я его и не просил. Это всего лишь кормушка для птиц.

– Может, для вас это «всего лишь кормушка», но для меня – опасное сооружение, которое способно убить и покалечить маленького ребенка или субтильного взрослого.

– Я знаю, это ваша работа – оценивать риски, – согласился Чарльз, – но не могли бы вы закрыть глаза?

– Пожалуйста, не просите меня поступаться профессиональной честностью. Я помогу вам убрать это сооружение.

Грэм думал, что совместный снос кормушки поможет им с отцом сойтись поближе. Он почувствовал определенный холодок в утреннем разговоре с матерью. И знал, что ни словом, ни делом не дал к этому повода. Наверное, думал Грэм, Камилла проходит через «перемену в жизни». Его приемная мать в свое время превратилась из спокойной и скромной женщины в визгливую примадонну.

– И птичий грипп надвигается, – добавил Грэм. – Не лучшее время приманивать пташек, а?

Чарльз окинул взглядом комнату, пытаясь увидеть ее глазами Грэма. Внезапно самые безобидные вещи превратились в грозную опасность: маленькая хрустальная люстра может сорваться с крючка в потолке, за любую прореху в истертом обюссонском ковре легко зацепиться и растянуться. А если приемник перегреется, он взорвется и будет пожар и катастрофа.