Assassins Creed. Ренессанс - Оливер Боуден

– Я на твоей стороне, брат, как и все мои парни.

– И женщины тоже, – вставила Роза.

– Grazie, amici[108], – улыбнулся Эцио.

Антонио задумался.

– Но ты должен понимать, Эцио: такие дела с наскоку не делаются. Дворец дожей настолько тщательно охраняется, что по сравнению с ним палаццо делла Сета – открытый парк. И времени строить макет дворца у нас нет…

– Смелость города берет, – убежденно произнес молодой человек.

Антонио и Роза посмотрели на него, а затем вдруг де Магианис рассмеялся, а девушка озорно улыбнулась.

– Смелость города берет! – повторила она. – Вот за это мы и любим нашего Эцио!

Позже тем же вечером, когда народу на улицах стало поменьше, Антонио и Эцио отправились к Дворцу дожей.

– Предательством меня давно уже не удивишь, – говорил Антонио, пока они шли. – Дож Мочениго – хороший человек. Даже странно, что он так долго продержался на своем посту. В детстве нас учили, что дворяне – добрые и справедливые. И я верил в это. Отец у меня был сапожником, мать – посудомойкой, но я мечтал выбиться в люди. Усердно учился, преодолел кучу трудностей, но в правящее сословие так и не попал. Если ты не отпрыск знатного рода, то для дворян всегда будешь человеком низшего сорта. Так скажи мне, Эцио, кто настоящие аристократы в Венеции? Люди вроде Гримальди или братья Барбариго? Нет! Это мы! Воры, наемники, шлюхи. Благодаря нам жизнь в Венеции кипит, а порядочности у каждого из нас больше, чем у всей этой правящей своры! Мы любим Венецию, тогда как для них она – просто дойная корова.

Эцио слушал и кивал, однако свои мысли держал при себе. При всем уважении к Антонио, он не мог представить этого человека в corno ducale[109].

Вскоре они вышли на площадь Святого Марка и увидели сам дворец. Антонио был прав: он тщательно охранялся. Боковую стену собора, примыкавшего к дворцу, опоясывали строительные леса. Антонио и Эцио удалось незаметно туда забраться. Перепрыгнуть на крышу дворца тоже не составило труда. Однако доступ к внутреннему двору был закрыт. На крыше их встретила высокая решетка, верх которой был усеян несколькими рядами острых шипов, торчащих вовне и загнутых вниз. А во внутреннем дворе – надо же такому случиться! – стоял не кто иной, как Джованни Мочениго собственной персоной. Держался он горделиво, однако видом своим этот старик напоминал сморщенную куклу, наряженную в богатые одежды и шапку правителя города. Мочениго вел разговор с Карло Гримальди и даже не подозревал в последнем своего убийцу.

Эцио превратился в слух.

– Ваша светлость, неужели вы не понимаете, что́ я вам предлагаю? – спросил Карло. – Пожалуйста, выслушайте меня внимательно, это ваша последняя возможность…

– Да как вы смеете говорить со мной подобным образом?! Как вам хватает наглости мне угрожать?! – возмутился дож.

– Простите меня, господин. – Гримальди залепетал извинения. – Я не хотел вас оскорбить. Заверяю вас: ваша безопасность всегда была и есть главным предметом моих забот.

Не слушая его, Мочениго пошел к дверям. Гримальди засеменил следом. Вскоре оба скрылись внутри дворца.

– У нас очень мало времени, – сказал Антонио, прочитав мысли своего спутника. – А через эту решетку не переберешься. Но даже если бы и случилось такое чудо, гляди, сколько там караульных. Diavolo![110]

Антонио досадливо взмахнул рукой, спугнув голубей. Те, недовольно крича, поднялись в воздух.

– Посмотри на этих птиц! Как у них все просто: взмахнули крыльями и полетели. Вот если бы мы могли так летать…

Эцио вдруг улыбнулся. Пожалуй, пришло время навестить своего старого друга Леонардо да Винчи.

17

– Эцио! Давненько мы не виделись!

Да Винчи обрадовался молодому Аудиторе даже не просто как другу, а как блудному младшему брату. Венецианская мастерская художника все больше напоминала флорентийскую. Главное место в ней занимало странное устройство, напоминавшее громадную летучую мышь. Когда-то Эцио со смехом воспринял слова Леонардо, что это вовсе не игрушка. Сейчас он пришел, чтобы поговорить об этой машине всерьез. Однако художник не знал о цели его прихода и потому заговорил о своем:

– Эцио, через очень приятного молодого человека по имени Уго ты прислал мне еще одну страницу Кодекса. Я думал, вскоре ты и сам появишься, а тебя все не было. Неужели ты был так занят?

– Да уж, дел было невпроворот, – ответил Эцио, только сейчас вспомнив про страницу, найденную среди бумаг Эмилио Барбариго.

– Возвращаю ее тебе. – Леонардо порылся в своем хаосе и довольно быстро нашел аккуратно свернутый пергамент. Даже печать на нем была восстановлена. – Новых чертежей оружия я здесь не обнаружил. Но, судя по записям… Я так думаю, что это арамейские или даже вавилонские письмена… страница очень важна для разгадывания вашей головоломки. Похоже, здесь что-то вроде карты… – Художник поднял ладонь. – Нет, только ничего не говори! Меня интересуют лишь изобретения, которые попадаются на страницах Кодекса. Об остальном я знать не желаю. Безопасность таких людей, как я, зависит от степени их полезности. Но если кто-то пронюхает, что синьор художник знает слишком много… – Леонардо выразительно провел пальцем по горлу. – Однако довольно об этом. Эцио, я привык, что ты не приходишь просто так. Поэтому давай выпьем по бокальчику этого жуткого венето – как же я скучаю по кьянти! – а если ты голоден, могу угостить рыбными котлетами.

– Ты закончил обещанные портреты?

– Граф – терпеливый человек. За его здоровье! – Леонардо поднял свой бокал.

– Скажи, Лео, эта твоя машина… она действует? – спросил Эцио.

– Ты хочешь знать, летает ли она?

– Да.

Леонардо поскреб подбородок:

– Образец все еще находится на стадии разработки… Однако без лишней скромности могу сказать – да! Она полетит. Одному Богу известно, сколько времени я потратил на нее. Эта навязчивая идея прочно засела в моей голове.

– Лео, а можно мне испытать твою машину?

Неожиданный вопрос явно шокировал художника.

– Конечно нельзя! Ты что, спятил? Летать на ней очень опасно. И чтобы она полетела, для начала нужно подняться с ней на очень высокую башню…

Назавтра, едва восточный край неба начал розоветь, Леонардо с помощниками перенесли разобранную летательную машину на плоскую крышу башни палаццо, где жил граф Пексаро. Естественно, заказчик да Винчи ничего не знал об испытании. Эцио, помогавший нести части машины, смотрел на спящий город. Караульных не было видно нигде, даже на крыше Дворца дожей. Предрассветные сумерки называли часом волка – в такое время вампиры и призраки имеют полную силу. Ни одному здравомыслящему человеку и в голову бы не пришло высовывать нос наружу в столь страшный час.

– Готово, – сказал Леонардо. – Слава богу, вокруг – ни души. Если бы кто и увидел мою машину, не поверил бы собственным глазам. Но если бы кто-нибудь узнал, что это мое изобретение… Мне пришлось бы спешно уносить отсюда ноги.

– Я быстро, – пообещал Эцио.

– Постарайся ее не сломать, – умоляюще произнес Леонардо.

– Это ведь пробный полет, – дипломатично заметил Эцио. – Но я буду осторожным. Напомни мне еще раз, как действует твоя bambina[111].

– Ты когда-нибудь наблюдал за полетом птиц? – спросил Леонардо. – Дело не в том, чтобы быть легче воздуха, а в том, чтобы сохранять равновесие! Ты должен использовать вес тела, чтобы менять высоту и направление! Крылья сами тебя понесут. – Лицо да Винчи сделалось очень серьезным. Он крепко сжал руку Эцио. – Buona fortuna, друг мой. Надеюсь, ты… войдешь в историю.

Подмастерья тщательно закрепили на молодом человеке все ремни летательной машины. У Эцио над головой застыли громадные перепончатые крылья. Сам он оказался в тесной кожаной люльке и ухватился руками за деревянный рычаг управления, соединенный с рамой. К ней и были прикреплены крылья.

– Помни, о чем я тебе говорил! Двигая рычаг влево и вправо, ты управляешь рулем. А движения вверх и вниз задают угол размаха крыльев.

– Спасибо, – произнес Эцио.

Ему стало тяжело дышать. Он знал: если машина не полетит, этот прыжок станет последним в его жизни.

– С Богом.

– До встречи, – нарочито уверенным голосом ответил Аудиторе, хотя ему было не по себе.

Он уравновесил машину, добежал до края крыши и прыгнул. Сначала Эцио показалось, будто его живот прилип к спине, но вскоре молодого человека охватило странное ликование. Венеция разворачивалась перед его взором во всей своей красе. Его кружило, качало, а потом летающая машина почему-то задрожала и начала падать. Эцио спасло лишь самообладание и наставления Леонардо. Двигая рычагом, он сумел выровнять машину и опуститься на крышу графского дворца. Тяжелые крылья потянули его вперед, заставляя бежать. И только благодаря изрядному напряжению мускулов и проворству он сумел остановиться.