Приблудяне (сборник) - Виталий Бабенко

Игоряша сверкнул глазами.

— Человечества, говорите? Хрен вам! Война, говорите? А по мне — хоть взрыв Сверхновой. Вселенная большая, а я неуязвим. Я, Игоряша, вечен и бессмертен. Даже если над моей головой взорвется термоядерная бомба — с меня и волосок не упадет. Я не боюсь излучения, не боюсь ударной волны, не боюсь жара и льда, не боюсь болезней, не боюсь вакуума. Я неуязвим!..

Человек Петя Кровский сорвался с места и изо всей силы врезал Игоряше в челюсть. Игоряша даже не покачнулся, а Петю отбросило к стене. И человек Гак Чуков, и человек Борис Бурденко, и человек Паладин Гриммов, и человек Герард Экудянов, и человек Никита Котляренко, и человек Слава Дорожный, и человек Рубенид Нерголин, и человек Владимир Набаков, и человек Шушуня Майский, и человек Булат Аникаев, и человек Анатолий Каштаркин — все мы бросились на Игоряшу.

И всех нас разметала невидимая сила.

Только Владимир Владимирович Кобельков по кличке «Так сказать» спокойно и тихо сидел в углу, скалясь, как химера с собора Парижской богоматери.

— Давайте без глупостей, — поморщился Игоряша. — Со мной и армия не справится. К тому же вам нечего переживать. Вас я тоже сделал неуязвимыми.

— ЗАЧЕМ??? — застонали мы. — На кой ляд мы тебе нужны? Что ты к нам привязался? За что ты ТАКОЕ с нами сотворил?

— Видите ли, — осклабился Игоряша, — я многое испытал. Видел разное, бывал всюду. Путешествовал во времени. И понял: главное, чего мне не хватает, — это простого человеческого общения. Разговоров по душам, нелепых споров, яростной ругани, детских обид, анекдотов с бородой… Поэтому я к вам и прилепился. Поэтому и обессмертил вас. У меня впереди — вечность, и компании мне не будет хватать…

С этими словами Игоряша исчез, как Мефистофель. Но мы знали, что в следующий раз он появится снова.

— Что же ты раньше молчал? — спросили мы Владимира Владимировича Кобелькова. — И правда ли насчет Золотых Рыбок?

— Молчал, так сказать, потому, что не спрашивали, — ответствовал он. — А насчет Золотых Рыбок — правда. Они мне, так сказать, не нужны. У меня есть, так сказать, кое-что почище.

Кобельков полез во внутренний карман пиджака и достал кожаный футляр с «молнией» на боку — вроде футляра от складного зонтика. Он дернул «молнию», и в глаза нам ударил красно-оранжево-желто-зелено-голубо-синефиолетовый переливчатый свет.

— Сильву, так сказать, пле! — с интонацией дрянного конферансье провозгласил Владимир Владимирович Кобельков. — Перо Жар-Птицы. Так сказать, исполняет любые желания и имеет бесконечное число так называемых регистров. Правда, действует только в пределах Земли, в космос, так сказать, на нем не полетишь, но мне другого не надобно. И тоже, между прочим, гарантирует неуязвимость и, так сказать, бессмертие…

Наверное, нам не следует роптать. Наверное, мы это заслужили. Слишком уж долго мы терпели Игоряшу в своей компании. Слишком уж охотно соглашались на его дорогие сигареты. Слишком неоспоримо звучали для нас его россказни о путешествиях в прошлое и будущее. И было очень много мелких подарков, которые мы с радостью принимали от Игоряши и даже, коллекционируя, соревновались, у кого больше. Шариковые ручки, зажигалки, красивые блокноты в кожаном переплете, вечные часы, микрокалькуляторы, фотоаппараты, кинокамеры, пишущие машинки, видеокассеты, деки, джинсы, джинсы, джинсы, дефицитные книги, книги, книги… — этого добра из Игоряши сыпалось навалом. Кто бы мог подумать, что расплатой за дармовую роскошь будет — вечность?!.

Х Э П П И — Б Э Н Д Глава «ХЕР», созданная всей честной компанией сообща

Наша компания потеряла былой блеск. Мы по-прежнему собираемся, но редко разговариваем о чем-либо. Зачем? Куда спешить, если впереди — миллионы лет?! Когда появляется Игоряша, мы поворачиваемся к нему спинами и молчим. Если его нет, мы все равно молчим, потому что знаем: невидимый Игоряша всегда среди нас. Мы понимаем, что поступаем глупо: ведь Игоряша телепат, он читает наши мысли и таким образом все равно с нами общается.

Мы по-прежнему пишем рассказы и повести, но жанру фантастики изменили: наша задача теперь — строгая реалистическая проза о будущем. «Игоряша Золотая Рыбка» — наше последнее коллективное фантастическое произведение. Да, последнее… Какую еще фантастику можем мы сочинять, когда мы сами — фантастика? И окружающие нас Игоряши фантастика. И Кобельков с его пером Жар-Птицы — тоже…

Только один раз мы обратились к Игоряше-второму с вопросом. (В последнее время он обычно сидит в своем «кабинете». Сидит и думает. О чем — непонятно. Ведь у него впереди — вечность. Если у него что-нибудь спросить, он тут же материализуется в том месте, где находится спрашивающий, и отвечает. Тоже своего рода Золотая Рыбка.)

— Что случилось с Игоряшей-первым? — тусклыми голосами спросили мы у пространства.

Игоряша-второй тут же материализовался. Он даже не успел снять с головы золотое ведро, поэтому его голос звучал глухо и загробно. Наблюдатель со стороны мог бы подумать, что мы занимаемся спиритизмом и наконец-то вызвали духа. Скажем, дух рыцаря-крестоносца, низвергнутого в пучину Чудского озера.

— Он нашел Золотую Царь-Рыбу, — чревовещательским голосом сказало золотое ведро. — Попросил сделать его биомодулем. Царь-Рыба согласилась. Это действительно высшее достижение для белкового разума — стать узлом в галлактической сигнальной системе. Игоряша-первый не учел двух законов. Во-первых, биомодуль не имеет права покидать ту планету, на которую внедрен. И, во-вторых, пусковым импульсом для включения биомодуля в галактическую сигнальную сеть служит первое желание клиента. До той поры биомодуль замкнут сам на себя…

Это единственное, что нас хоть как-нибудь утешает. Пусть Игоряша-второй неотвязно с нами, как Ворон из стихотворения Эдгара По. Пусть на наших посиделках торчит самодовольной химерой Кобельков «так сказать» (сколько таких Кобельковых? где они раздобыли Жар-Птицу? много ли перьев скрывается в футлярах от зонтиков, которые мы видим в руках у прохожих? — нет ответа на эти вопросы). Но все-таки Игоряша-первый нарвался.

Мы злорадно представляем себе, как он плавает в одиночестве в протоплазме на четвертой планете системы гаммы Рака, известной астрономам под названием Южный Осел. Он плавает, мечется, бесится, но ничего не может поделать.

Разумная жизнь возникнет на четвертой планете Южного Осла лишь через восемьсот миллионов лет.

ИГОРЯША — РОБИНЗОН

Игоряшу занесло на незнакомую планету. Каким шутом это произошло — достоверно неизвестно. Очень может быть, что его забросила туда аномалия гравитационного поля. А с другой стороны, не исключено, что важнейшую роль здесь сыграл пространственно-временной дрейф мощного потока нейтрино в сторону Бетельгейзе. Или просто имел место тривиальный квазиперенос материального тела по бета-оси возмущенного Риманова пространства. Но факт есть факт: Игоряша как был — в пиджаке и галстуке и новых кооперативных туфлях за 1225 рублей — очутился на незнакомой планете. Любого человека подобное происшествие поставило бы в тупик, особенно если учесть, что всего секунду назад данный человек сидел за своим рабочим столом и спал. Любого — но только не Игоряшу. Он только хмыкнул и открыл глаза. И сказал три слова. И все.

А планета, кстати сказать, случилась просто райская. Воздух был чист и ароматен. Его хотелось не вбирать в легкие, а нарезать прозрачными кубиками и складывать про запас. В благоухающих лесах музыкально пели птицы. На открытых солнцу мягких полянах цвели поразительные цветы, а в тени деревьев струились хрустальные ручейки: их прохладная и свежая вода, в меру газированная, была сладковатой на вкус и обладала легким тонизирующим свойством. Здесь не водились крупные хищные звери, неприятные кровососущие насекомые и болезнетворные микробы, никогда не налетали ураганы, не проливались грозы (иногда накрапывал освежающий теплый дождик), а температура круглый год держалась на уровне 23–24 градусов Цельсия выше нуля и лишь по ночам опускалась до восемнадцати. На деревьях в изобилии росли аппетитные и питательные фрукты, некоторые напоминали вкусом ананасы и клубнику, некоторые — жареную хрустящую картошку, а иные — даже сочную горячую свиную отбивную, но снимать такие полагалось до полудня, потому что к вечеру они остывали. Стоило надрезать кору деревьев, как по стволу начинал стекать восхитительный сок: то «шато лафит», то «сент-эмильон», а то и «помероль». Вот водка не текла совсем — чего нет, того нет, врать не будем, и это, может быть, самый фантастический факт во всей нашей истории.

Конечно, можно было получить и натуральный сок: вишневый, грушевый, апельсиновый, авокадовый, даже сок из гуайявы, но сейчас мы говорим, между прочим, об Игоряше, и это надо учитывать, поскольку деревья, в принципе, давали то, что ждал от них потребитель.