Силы неисчислимые - Александр Сабуров

А шомпол-указка все бегает по карте. И я представляю себе этот страшный бой. Три дня продолжались вражеские атаки.

В официальном документе от 20 сентября 1942 года командир фашистской дивизии писал:

«Первой особенностью малой войны является то, что она ведется в лесах, в темноте, с очень маневренным противником, который способен нападать на нас с боков и с тыла. Только потому мы не имеем успеха, что методы малой войны используются противником с большим мастерством, в результате чего мы потеряли 800 героев убитыми».

Наступление гитлеровцев на Брянский лес снова закончилось неудачей. Партизанский край был и оставался советским.

Бородачев признался: он не был уверен, что партизаны смогут выдержать такой натиск. Казалось, все живое будет раздавлено одновременным ударом с земли и с воздуха.

Но наши люди дрались отважно, с разумным хладнокровием и расчетом, и они выстояли.

Чем больше я слушал начальника штаба, тем сильнее мной овладевало чувство благодарности к моим боевым друзьям — Реве, Богатырю, ко всем участникам этих ожесточенных схваток.

После Бородачева выступил Иванов. Ему было нелегко говорить: его отряд вместе со штабом почти без боя откатился до самого Ильинского.

Взявший после него слово Федоров крепко упрекает Иванова, а заодно и Гнибеду, который тоже отошел со своего рубежа.

— По-моему, отход отрядов Гнибеды и Иванова увлек за собою штаб. К тому же связь работала плохо. Если бы наш штаб работал лучше, то можно было бы уничтожить здесь столько гитлеровцев, что и не сосчитать. Они же в лесу ни черта не ориентируются.

Рева ерзает на стуле. Спрашиваю его:

— Вы собираетесь выступить?

Павел, конечно, начал со штаба.

— Представьте себе, сидит где-то за двадцать километров, своего войска не бачит, а называется, що вин тым войском управляв.

— На то существует связь и все прочее…

— Связь?.. Нема телефонов, нема и всего прочего! Здесь Бородачев правильно говорил: добре воевали мои хлопцы. Но если бы он поближе был, мог бы не только похвалить их, но и для других кое-что полезное сказать. Видите эту лощину? Мы ее расчистили от кустарников и очерета так, что она стала голая, як мое колено. Зашли гитлеровцы в эту лощину, мы их своими станкачами приложили к земле. А когда они окопались, мы открыли запруду на реке Знобовке, вот тут. Как они лежали вниз мордами, так вода их и накрыла. Попробовали они шевельнуться, так наши сорок пять пулеметов снова заставили их воду хлебать. Ни один не ушел. А послушаешь нашего начштаба, получается, будто мы били врага в самом Ново-Васильевске. То, что в этой деревне разорвалось более двух тысяч одних снарядов, об этом начштаба не говорит ни слова, а под этим страшным огнем сидели наши пулеметчики. Сидели и не дрогнули, никто не побежал…

Еще хочу сказать вот что: если бы отряды Иванова и Гнибеды не поторопились в лес, а, наоборот, оккупантов туда загнали, то мы могли бы взять райцентр Знобь-Новгородский. Из леса бы мы их не выпустили… А в райцентре трофеи на славу, главное, боеприпасы…

Выступления Ревы и других командиров на этом совещании были хорошим уроком для нашего штаба и его начальника Бородачева. И мысль Ревы очень интересная: если противник напал, то частью сил отбивай его, пусть он втянется в бой, а главные силы штаб должен в это время вывести в тыл противника с задачей захвата районных центров и железнодорожных станций, так как совершенно очевидно, что фашисты не смогут одновременно вести бои в лесах и защищать населенные пункты.

Слушая Реву, я не мог не порадоваться его командирскому росту. Молодец, хорошо усвоил основы партизанской тактики!

Поблагодарив товарищей за успешно проведенный бой и за то, что провели они его без серьезных потерь, рассказываю им о поездке в Москву, о встречах в Кремле.

Когда речь зашла о походе на Правобережье Днепра, все притихли.

— А что, подпольные райкомы партии остаются или тоже идут в рейд? спросил секретарь Хильчанского райкома партии Горинов.

— Остаются.

— Тогда мы будем просить, чтобы отряд Таратуто остался в нашем распоряжении.

Требование секретаря Середино-Будского райкома партии Сеня скромнее. Он просит оставить хотя бы часть отряда Федорова вместе с комиссаром Кизей. Я понимаю, почему Сеню так дорог Кизя. До войны Лука Егорович Кизя работал здесь учителем. Этот вдумчивый и поистине интеллигентный человек пользуется в районе большим авторитетом. Он хорошо работал в подполье. Сейчас он любимец партизан.

В другое время, очевидно, я стал бы подробно объяснять товарищам, почему мы не можем уважить их просьбу. Сейчас нужды в этом не было. Вместо ответа на поставленные вопросы я зачитываю документ, утвержденный Центральным штабом партизанского движения. В нем указывается, что с нынешнего дня мы уже не группа объединенных партизанских отрядов, а соединение и именоваться будем воинская часть 4404. У нас будет три батальона:

седьмой — в него войдут отряды Иванова и Таратуто (командир — Иванов, заместитель его — Таратуто);

восьмой — отряды Ревы и Боровика (командир — Рева, заместитель — Боровик);

девятый — отряды Федорова и, Гнибеды (командир — Федоров, заместитель Гнибеда),

Харьковский отряд переформировывается в саперную роту, обеспечивающую переправу через реки во время рейда. Командир роты — Шитов.

Артиллерийская и минометная группы преобразуются в артдивизион.

Штабу соединения поручается сформировать в свое подчинение взвод конных разведчиков и взвод конных автоматчиков — диверсантов.

Права и обязанности всего личного состава части определяются воинскими законами применительно к условиям военного времени.

Зачитываю последние строки:

— «Этот приказ вступает в силу с момента его объявления и обсуждению не подлежит».

— Всем понятно? — спрашиваю.

— Понятно, — нестройно отзываются товарищи.

— Значит, остается только выполнять приказ.

С партизанского аэродрома приехал мой заместитель по снабжению Федор Сергеевич Коротченко. Возбужденный, сияющий.

— Грузы прибывают!

Было отчего радоваться. Первые грузы с Большой земли! До сих пор нашими основными «поставщиками» были вражеские войска и оккупационные власти, у которых мы не без крови и потерь добывали все необходимое для жизни и боев. А теперь почти каждую ночь родная земля шлет нам свою помощь.

Записываю в свой блокнот, чего и сколько привезли самолеты. Коротченко возмущается, что на аэродроме полный беспорядок. Каждое соединение старается заполучить побольше.

— Комендатура аэродрома одна не справится. Нужно послать туда постоянную оперативную группу.

Соглашаюсь с ним, разумеется, на аэродроме необходим твердый порядок, каждый самолет должны встречать ответственные люди. Растолковывать это такому хозяйственному человеку, как Коротченко, нет нужды.

— Действуй, Федор.

Без похвальбы скажу, порядок мы навели. Грузы, поступавшие на нашу посадочную площадку, мы старались сдавать как можно точнее по назначению. Но вероятно, как это нередко бывает в деле снабжения, кто-то что-то все же иногда прихватывал лишнее. И кое-кто обижался: прикарманивает Сабуров наши грузы, пользуется тем, что они прибывают к нему на аэродром.

Не хочу оправдываться. Товарищи должны знать, как жаждали наши хлопцы получить новое оружие, боеприпасы. Может, кто и схитрил. В принципе это недопустимое явление, но отклонения, вероятно, были. Наверняка такое случалось бы, окажись аэродром в расположении любого другого соединения. Новое боевое оружие было мечтой каждого партизана. Уж очень велико было желание партизан получше вооружиться, чтобы сделать в борьбе с врагом сегодня больше, чем вчера, а завтра больше, чем сегодня.

Уж если речь зашла о грузах с Большой земли, не могу не сказать доброго слова о наших крылатых друзьях, отважных летчиках, заслуживших горячую любовь и признательность всех, кто сражался во вражеском тылу.

Летать к партизанам не каждому летчику было под силу. Дело трудное, рискованное. Перелететь фронт, разыскать посадочную площадку в глухом лесу, приземлиться на нее, в ту же ночь вылететь обратно. И все это без прикрытия истребителей, без гарантии, что внизу тебя ждут именно партизаны, а не гитлеровцы…

Поэтому авиационное начальство неохотно посылало самолеты к партизанам. Так было, пока это дело не перешло в руки полковника В. С. Гризодубовой.

Имя Героя Советского Союза Валентины Степановны Гризодубовой известно не только в нашей стране, но и далеко за ее пределами. Она дочь одного из первых русских воздухоплавателей — Степана Васильевича Гризодубова. В 1938 году весь мир облетела сенсационная новость: три женщины — Валентина Гризодубова, Марина Раскова и Полина Осипенко — совершили беспосадочный перелет по маршруту Москва — Дальний Восток. Экипаж самолета «Родина» под командованием Гризодубовой установил абсолютный международный рекорд дальности полета.