Поэты 1820–1830-х годов. Том 1 - Дмитрий Дашков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А. А. КРЫЛОВ
Александр Абрамович Крылов родился в 1793 году[140] в семье помещика Олонецкой губернии. Получив первоначальное образование в Олонецкой губернской гимназии, он в 1813 году поступил в Санктпетербургский педагогический институт, а в 1819 году, по окончании курса, был определен надзирателем в Санктпетербургское училище глухонемых. В это время начинается и его литературная деятельность. С февраля 1817 года он член Общества любителей российской словесности и печатает в «Соревнователе» свои переводы из Вольтера и Делиля и подражания Оссиану («Оскар и Дермид», 1818; «Минвана», 1819). Крылов ориентируется также на французскую элегическую поэзию XVIII века, с характерными чертами преромантизма (Мильвуа, Парни). В 1820 году он увольняется «по прошению» из училища и уезжает в свое имение Кулибино под Тихвином. В январе 1821 года, «по выбору дворянства», он становится почетным смотрителем Тихвинского училища. В 1820–1822 годах его поэтическая деятельность наиболее интенсивна. Он пишет несколько любовных элегий (в том числе лучшую из них — «Недоверчивость», 1821), упрочивших в литературных кругах его репутацию талантливого элегика. Несмотря на лестные отзывы современников, элегии Крылова не были новым словом в поэзии 1820-х годов; однако они способствовали выработке и нормализации стиля традиционной «унылой элегии», культивируя лаконизм, рационалистическую ясность и эмоциональную сдержанность, которые воспринимались критикой как особое присущее Крылову «мужество языка». В Обществе любителей российской словесности (где он был «цензором стихов») Крылов поддерживает «левую», антикаразинскую группу, разделяя декларации «высокой поэзии», провозглашенные Дельвигом («Поэт») и Кюхельбекером («Поэты»). Утверждением общественного назначения и непреходящей ценности поэзии было его послание «К К<юхельбекер>у» (1821)[141]. Вместе с тем он осуждающе смотрит на гедонистическую поэзию Дельвига и Баратынского и в мае 1821 года выступает в Вольном обществе любителей словесности, наук и художеств с резким памфлетным стихотворением «Вакхические поэты», направленным против своих бывших друзей. Эта демонстративная ориентация Крылова на группу А. Е. Измайлова вызвала резко иронический ответ Баратынского «К-ву. Ответ» (1821?). Полемика на этом закончилась. В ближайшие два года Крылов вообще отходит от поэтической деятельности, занятый, по-видимому, семейными делами (к этому времени относится его женитьба). В январе 1824 года он возобновляет свои отношения с «михайловским» обществом. В 1825 году П. А. Плетнев напомнил читателям о Крылове в «Северных цветах»; он же, по-видимому, и напечатал несколько его антологических стихотворений, принятых современниками благожелательно. В эти годы Крылов много читает, осваивает итальянский язык, готовясь переводить итальянских поэтов, усиленно интересуется Вальтером Скоттом и задумывает роман с изображением нравов провинциальной Руси XVII века. Он сближается с кружком тихвинской интеллигенции, собиравшимся вокруг А. П. Римского-Корсакова (отца композитора), отличавшимся литературными интересами и не чуждым политического вольномыслия. Зимой 1828–1829 года Крылов тяжело заболевает; результатом болезни были психическое расстройство и слепота. 14 июля 1829 года Крылов скончался в своем имении под Тихвином.
122. К К<ЮХЕЛЬБЕКЕР>У
Не часто ль ты в мечтах, задумчивый Певец,Отбросив тленный мирт веселья и забавы,Как будто наяву берешь от муз венец И в торжестве паришь ко храму славы?
Доколе игом лет не подавле́н твой дарИ ласковы к тебе неверные мечтанья,Питай, мой друг, питай священный к славе жар; Ей посвяти все мысли, все желанья!
Счастлив, кому она достанется в удел,Счастлив, кто обречен каменам от рожденья!Едва он начал жить, едва на мир воззрел, Уже горит в нем пламень вдохновенья.
Услышит ли в полях свирели звук простойИль песни соловья, иль дальные перуны —Младенец, лиру взяв неопытной рукой, С улыбкою перебирает струны!
В дни пылкой юности, привязанной к мечтам,В забавах сверстников ему ли брать участье?Призывный славы глас влечет его к трудам, И подле них Поэт встречает счастье.
Он в будущем живет: на крыльях легких думЛетит в тот край, где ждут его бессмертных тени;Во сне внимает он рукоплесканий шум И похвалы грядущих поколений!
Волшебный глас его пленяет всех сердца;То ручейком журчит, то громом поражает.Пусть зависти змия шипит у ног Певца — Он звуком струн шипенье заглушает!
И слушают его сыны чужих племен!Поэт с народов дань сбирает удивленья,К потомству дальнему идет сквозь мрак времен, И не грозит ему река забвенья!
Но если смерть Певца безвременно сразитИ на младом челе незрелый лавр увянет,Ужель гроб юноши никто не посетит? Ужель над ним ничья слеза не канет?
Нет! нет! во всех устах любимцу муз хвала;Во всех сердцах живет о нем воспоминаньеТак на лугу весной, где роза отцвела, Разносится ее благоуханье!
<1821>123. РАЗЛУКА
На жалобы мои, казалось, отвечалиИ камни дикие, и быстрых вод струи;И преклонялся лес, исполненный печали, На жалобы мои. Внимало всё любви моей стенаньям,Но хладная Судьба не хочет им внимать! Дождусь ли я конца моим страданьям,И долго ль мне еще прелестной не видать?..
В разлуке с ней, терзаемый тоскою, Брожу один средь рощей и полей,Где осень бледная губительной рукоюОборвала листы поблекшие с ветвей,Где всё в унынии, где всё душе моейО милой говорит и грусть об ней питает. Ей каждый вздох, ей каждая слеза!И к той стране, где друг бесценный обитает, Обращены всегда мои глаза! Взойдет ли день — лечу душою к милойИ, взоры устремив сквозь утренний туман, В безмолвии стою, как истукан, Воздвигнутый над хладною могилой! Настанет ночь — покой меня бежит И в грудь не льет спасительной отрады,Но всё является глазам любезный вид При свете гаснущей лампады.Когда же поздний Сон подкрадется ко мне, Чтоб усладить на миг тоску разлуки, О милой я мечтаю и во сне:Я слышу голоса пленительного звукиИ поступь легкую в полночной тишине; Мечтой свиданья обольщенный,Слезами радости Судьбу благодарю,Сквозь сон произношу я имя незабвеннойИ с милым призраком в восторге говорю.Но скоро прочь летят волшебные мечтанья.Опять я с новым днем к печали пробужден,И редко слышится мне голос упованья, Что сбудется прелестный сон!
<1821>124. ВАКХИЧЕСКИЕ ПОЭТЫ
(К А. Е. Измайлову)
Невольной страстью увлеченный,Я должен, я хочу писать!Скажи, любимец муз почтенный,Какой мне род стихов избрать,Чтоб славы истинной дождаться?Я не привык от юных летВ стихах и в свете притворяться:Мне пить вино охоты нет,А без вина какой поэтТеперь за лиру может взяться?Пускай завистники кричат,Что музы не должны быть пьяны, —У нас теперь в стихах звучатТак громко рифмы и стаканы,Что крики злобы заглушат!В том дарованья нет приметы,Кто недруг чаше круговой;Все наши модные поэтыВ ней потопляют гений свой;Забыв уставы Аполлона,Они в вине лишь знают вкус,И Вакх с вершины ГеликонаГрозит согнать несчастных муз!Но я досель на лире скромнойВина еще не воспевал;Итак, могу ли ждать похвал?Я ввек пойду стезею темной,Вдали от счастливых певцов;Я никогда не буду с нимиСреди мечтательных пировСтучать бокалами пустыми!Но что ж!.. к чему напрасный вздох?Уже Парнасса грозный бог,Исполненный негодованьяНа дерзостных жрецов своих,Сказал: «Да будут их посланьяТак сухи, как бокалы их!»И страшный приговор свершился!Не внемлют музы их мольбам;Пред ними с шумом затворилсяБессмертия высокий храм!Пускай трудя́тся: их твореньяЧитателей обнимут сном,И поглотит река забвеньяВенец, обрызганный вином!
<26 мая 1821> Петербург125. ИСТРЕБЛЕННАЯ РОЩА