Влечения - Юна-Мари Паркер

Волнение, охватившее ее, вмиг испарилось, едва она приступила к работе. Теперь Ребекка стала хозяйкой положения. Выбирая освещение, наиболее выгодные ракурсы съемки и указывая послу и его супруге, как и где стоять или сидеть, куда и как смотреть, она одновременно завела с ними непринужденный разговор, как делала всегда, чтобы клиент расслабился перед камерой. На все про все у нее ушло не более двадцати минут. И за это время ей удалось сделать несколько поистине высококлассных снимков.

— Спасибо, — сказала Ребекка на прощание, когда они вновь обменялись рукопожатиями.

— Вам спасибо, — ответил посол, тепло улыбнувшись.

По дороге в гостиницу Ребекка размышляла о том, как все-таки сложно быть дипломатом. Необходимо быть неизменно любезным и учтивым со всеми. И при этом нужно все время улыбаться, иначе собеседник может подумать, что наскучил тебе своей болтовней… Кошмар!

Когда Ребекка вернулась в «Белгравию-Шератон», ей первым делом сказали, что звонила Дженни и просила передать, что она вынуждена уехать к матери за город, так как с ее братом произошел несчастный случай, и будет отсутствовать несколько дней.

— Позже вам был еще один звонок, — сказала консьержка. — То есть буквально за минуту до того, как вы вошли.

Она передала Ребекке вторую бумажку, на которую записала сообщение звонившего. Ребекка прочитала записку, и сердце ее как будто зажали в тиски — стало трудно дышать, а в ногах появилась ужасная слабость. Она вся похолодела и побледнела, кровь отхлынула от лица. Пожалуй, впервые она пережила приступ настоящей паники.

— Что-нибудь не так? — участливо поинтересовалась у нее консьержка. — Звонивший не назвал своего имени. Он сказал, что вам и так все будет ясно.

— О да, благодарю вас… — не своим голосом отозвалась Ребекка.

Она нетвердой походкой направилась к лифтам, желая поскорее добраться до своей комнаты. Да, она поняла, от кого был звонок… Ей показалось даже, что у нее в ушах звучит этот ледяной, металлический голос… Сообщение, которое оставил звонивший, было лаконичным и на первый взгляд абсолютно невинным. Лишь одной Ребекке было дано постичь его зловещий смысл.

Поднявшись к себе, она тяжело опустилась на краешек кровати и перечитала записку:

«Мне очень жаль, что пленки оказались не настоящие. Счастливого путешествия. Оно станет для тебя последним. Я не могу потерять тебя. С нетерпением жду твоего возвращения».

Ребекка долго еще сидела на кровати, неподвижно глядя перед собой и размышляя о том, что ей теперь делать. Он вскрыл ее обман с пленками и решил убить ее после того, как она вернется в Штаты. Но зачем же ждать? Почему бы не расправиться с ней прямо здесь, в Лондоне? Ребекка потянулась к телефонному аппарату и попросила соединить себя с регистрационным столом.

— Вот это второе сообщение, которое вы передали мне… — сказала она консьержке, представившись и назвав номер своей комнаты. — Вы не запомнили случаем, это был местный или международный звонок?

На том конце провода повисла недолгая пауза, а затем консьержка ответила:

— Точно не скажу, мадам, но мне показалось, что международный.

Ребекка глубоко вздохнула:

— Спасибо.

Она повесила трубку и вновь задумалась, пытаясь призвать на помощь логику. Убийца, кто бы он ни был, остался в Штатах и — это очень важно, — судя по его сообщению, собирается ожидать ее возвращения туда из европейской командировки и лишь потом нанесет смертельный удар. Но почему он решил ждать? Ведь чем раньше он уберет с дороги человека, который что-то знает про него и может его опознать, тем ему же будет спокойнее.

Дверь почти неслышно открылась, и на пороге больничной палаты — Саймона поместили в госпиталь «Маунт-Ройал» в Эндовере, Хэмпшир, — возник сэр Эдвард. Анжела подняла на него бесстрастный, равнодушный взгляд и тут же вернула все внимание сыну. Дженни же вскочила со своего стула и бросилась к отцу на шею.

— Привет, малыш! — проговорил он, обняв дочь.

Невозможно было передать всю радость и облегчение, которые испытала Дженни, увидев приехавшего наконец отца. На дворе было уже десять утра. Они с Анжелой сидели здесь с семи, охраняя покой Саймона, который так до сих пор и не очнулся. Все эти три часа мать и дочь практически не обменялись ни словечком. Каждая была погружена в тягостное молчание, самостоятельно справляясь с сомнениями и страхами. Саймон лежал перед ними бледный и неподвижный. И если бы не чувствительные медицинские приборы, регистрировавшие жизнедеятельность его организма, можно было подумать, что он уже умер. Мать и дочь испытывали разные чувства. Если Анжела терзалась страхом, что ее любимый сын может так и не прийти в себя, то Дженни было немного стыдно в глубине души за то, что она все никак не могла заставить себя по-настоящему испугаться за жизнь брата.

— Ну как он? — шепотом спросил сэр Эдвард, взглянув на юношу, которому однажды предстояло унаследовать его титул и половину его состояния.

— Без изменений, — сухо ответила Анжела.

Дженни заметила, что родители даже не поздоровались друг с другом. «Впрочем, сейчас это уже не имеет значения», — решила она про себя.

— Что врачи?

Анжела как-то неопределенно повела плечами. Впервые в жизни она выглядела абсолютно беспомощной.

— У него разрыв селезенки, повреждены почки, очень серьезная травма позвоночника и сильнейшее сотрясение мозга. Со вчерашнего дня он ни разу не приходил в сознание.

Сэр Эдвард поцокал языком:

— Да, неважно…

— Неважно, — эхом отозвалась Анжела, судорожно сцепив в замок свои тонкие пальцы, на которых сегодня не было ни одного перстня.

Дженни с затаенным любопытством наблюдала за матерью. Интересно, она хоть раз за все эти годы давала волю своим чувствам? Проронила ли хоть слезинку, когда узнала, что ее муж завел роман с их воспитательницей? Плакала ли после того, как выгнала его из Пинкни-Хаус и потребовала развода? И вообще рыдала ли она хотя бы однажды в течение всех этих лет, что она являлась единоличной хозяйкой красивого дома, имея возле себя лишь сына и время от времени дочь? Прекрасно зная при этом, что сэр Эдвард живет на другом конце земного шара полноценной жизнью, принимая ласки своих часто менявшихся любовниц?

— Ты-то как, Дженни Рен? — услышала она отцовский вопрос, выведший ее из состояния задумчивости. Дженни Рен… В последний раз он так назвал ее, когда она была еще ребенком. Дженни стало неловко. Она перехватила холодный взгляд матери. Та явно не могла понять, как сэр Эдвард посмел справляться о самочувствии у здоровой Дженни, когда его сын лежит при смерти прямо перед ними.