Радуга чудес - Альфред Хейдок

Я оцепенела от страха. Поджала ноги под одеялом к самому подбородку. Ни закричать, ни сказать ничего не могу.

А мама тем временем заговорила ласково:

— Хорошо, что вы положили мне часы: теперь я буду знать время, когда к вам приходить. Но зачем вы положили золотые сережки? Надо было оставить у (она назвала имя старшей дочери). Да, вы забыли положить мне гребешок, как мне трудно без него. Приготовьте его, я за ним зайду…

И тут ко мне вернулся голос… Я так закричала, что отец тотчас прибежал. Все ему рассказала. Глянули на двери — они были открыты.

На следующее утро в дом пригласили старушку, которая обошла все комнаты, чем-то кропила, что-то шептала.

На следующую ночь никто не приходил. А через день она снова явилась. Грустная такая, и говорит тихо-тихо.

— Ну, зачем ты, Ирина, так кричала? Я больше не буду приходить. Передай отцу — пусть женится, ему нужна хозяйка. И принесите мне гребешок. Я уже много дней не расчесывалась.

И ушла…

Утром я рассказала отцу, стали искать ее гребешок и, когда нашли, увидели, что в нем запутался седой волос. Это был мамин волос.

Слушательницы молчали. Лишь я одна знала, что книга «Радуга Чудес» пополнится еще одним свидетельством о том, что смерти нет и люди не умирают, а изменяют свое состояние бытия.

Иссык-Кульская пожирательница трупов

Многим кажется, что в век космонавтики, радио и телевидения нелепо говорить о колдовстве. И все же колдовство тащится темной паутиной из древности в наше время — ползет, прячась и извиваясь, приспосабливаясь к современным формам жизни, и время от времени прорывается наружу, поражая наше воображение.

Недавно я ездила в район Иссык-Куля к брату на похороны его дочери, 12-летней девочки, погибшей от несчастного случая. Дом брата расположен в большом селе, привольно раскинувшемся неподалеку от красивого озера, за которым высятся белоснежные шапки гор. Воздух тут изумительно чист, и чаша озера в обрамлении гор, когда-то своею красотою пленивших Пржевальского, кажется, своей густой синевой соперничает с красотой голубого неба. Недаром туда каждое лето устремляются целые полчища туристов…

Но в доме брата царила скорбь. Покойницу любили все за ее ласковость, за умение сказать приветливое слово, за веселый смех, за красоту белокурой головки…

В избу, где поставлен был гроб, перед выносом все время прибывали соседи и соседки, ближние и дальние.

Обсуждали несчастный случай. И тут вдруг раздался чей-то голос, что дело это, наверное, не обошлось без колдовства.

— Конечно, мою Ирочку погубили завистливые люди. Здесь, в Киргизии, что ни двор, то — знахарь, что ни женщина — то ворожея. И никто меня не переубедит в этом, силу заговора самой пришлось испытать…

В киргизских селах покойника сажают прямо в яму, верх закладывают сучьями, присыпают землей. Со временем земля оседает, частично просеивается, и ходить возле таких мест небезопасно.

— Когда я была маленькая, — начала свой рассказ Валентина, — мы любили зимой кататься с горки, которая одним концом упиралась в заброшенное кладбище. Как-то зимним вечером кататься было особенно интересно: смех, веселье, шутки, толчея. Кто-то из ребят шутя толкнул мои санки, и они стремительно помчались вниз. Тормозить не хотелось: ветер свистит, а сердце, кажется, вот-вот выскочит из груди. Вдруг резкий толчок (санки коснулись земли), я спрыгнула на землю, но чувствую, что одна моя нога провалилась… Я закричала от ужаса, задергалась от страха… с того вечера стала заикаться, потом уж меня водили к какой-то бабке, которая вылечила.

— А мой внук, Лексей, — подхватила нить разговора другая женщина, недавно вот что мне сказывал. Едет он по дороге (он у нас выучился на шофера такси), стоит женщина средних лет — голосует. А он у нас добрый — мухи не обидит. Притормозил, значит, она садится, назвала адрес, и поехали, а когда стали проезжать киргизское кладбище, просит остановить. Вечерело, надо было спешить, чтоб вовремя машину поставить в гараж. Но просьба пассажира — закон. Может, ей приспичило по маленькой надобности. Она вышла и зашагала в направлении к могилам. А мой-то внук прохаживается среди их мавзолеев, рассматривает. Прошло некоторое время. А клиентки нет. Пошел он ее искать. Замелькали погребальные плиты, глядь — невдалеке видит он свою пассажирку. Но что она делает? Место, у которого она стояла, разрыто, из ямы виднелся покойник, а его ногу с жадностью грызла та женщина.

Водитель от страха остолбенел.

— Чему ты удивляешься? Чтобы стать первой колдуньей, надо пройти через это… Возвращайся к машине, я сейчас приду, — сказала она.

Из этого рейса внук вернулся поседевшим. Если б не любовь к профессии, наверное, не оправился.

А теперь работает на автобусе; хотя там многолюднее, больше шума, а ему — спокойнее.

Уезжала я из Киргизии без сожаления. Теперь я знала, что среди ее красот таятся отвратительные колдовские обряды…

P.S. Через несколько дней Валентина (мать Ирины) прислала письмо. Пишет, что на днях снилась дочь. На вопрос матери: «Как ей живется?» она весело ответила:

— Хорошо. Живу в интернате. Учусь. На каникулах не скучаю — играю с подружками. Не переживай за меня, мамочка. Мне здесь так хорошо.

Неохота бабушке возвращаться

— Ты слышала? Нет, ты читала? — глаза подруги округлились от невысказанной новости.

— От кого я должна услышать и что я не читала?

— Ой, не делай вид, что ты это знаешь…

— Что?

— О загробной жизни. Ну, понимаешь, о том свете. Представляешь, открываю «Литературку», пробежала глазами рубрику «Научные среды», и первые строки загипнотизировали. Я даже их выписала:

«Благодаря успехам медицины в живых остается все больше и больше людей, которые могут рассказать, что они испытывали на пороге смерти…», и дальше «… он обнаруживает, что тело у него все же есть, но совершенно иной природы и с совершенно иными способностями, чем покинутое им. Врачи-психиатры убеждены, что смерть тела не означает конца бытия».

Собеседница слушает рассеянно. Она напоминает того зрителя, который пришел на повторный (хотя и интересный) фильм только ради деталей.

— Это все я слышала от очевидца, — проговорила, наконец, подруга. — Моя бабушка долго болела. Все ее любили, но когда умирает старый человек, окружавшие воспринимают это много спокойнее. И когда она умерла, мы приступили к ее похоронам. А на второй день она воскресла.