Не говори любви «прощай» - Маслюкова Ольга

Она вспомнила, что всю сессию Жанна сдала с горем пополам, на одни тройки, без малейшего просветления.

— А зачем мне стараться? — пожимала она плечами в ответ на упреки матери. — Если мои пятерки ничего не значат? Мне вообще там надоело. Можно я сменю вуз?

— На что? — ужаснулась Варя.

— На любой другой. Пока не знаю. Ну на тот, например, где надо меньше платить. Ты же сама говоришь, что я тебе дорого обхожусь.

— Ладно, — Варя прекрасно понимала, что разочарование университетом у Жанны началось тогда, когда она сама создала себе проблемы из-за долгов и прогулов. — Ищи варианты. Но у меня одно условие: перевод должен состояться без потери курса.

Сейчас, слушая Свету, Варя почувствовала себя такой же троечницей, как и ее дочь.

— Я еще раз подумаю, — сказала она. — Сегодня у меня дурное настроение…

— Бывает, — ответила Света и бодро встала.

Варю восхищала эта хрупкая женщина! Она хочет передать часть своего успеха сыну, а потому закачивает в себя энергию, как целая электростанция. Этому можно только позавидовать! И почему у Вари так не получается?!

Все следующие дни она думала о том, что можно считать успехом в жизни? Конечно, неплохо бы оставить след в истории, но это же не каждому дано… А ей, Варе, хочется дожить эту жизнь без больших катаклизмов…

Она так и не пришла ни к чему определенному, когда поздним вечером позвонила Люба.

— Забрала картину у Валентина, — доложила она. — Генке не понравилась. Сказал, чтобы этот портрет я задвинула куда подальше. Где, спрашивается, благодарность? И зачем я только деньги выбросила? Кстати, ты в курсе, что у Валентина розовый лишай?

— Он же говорил, что псориаз. — Вечно Люба все путает.

— Псориаз отменили! — было непонятно, почему Люба так радуется. — Валентин ездил к какому-то профессору, и тот сказал: поставьте свечку в церкви, что диагноз не подтвердился. Лишай через месяц пройдет, а вот псориаз — на всю оставшуюся жизнь! Только ему мыться теперь нельзя. Хотя раньше он по совету тех же врачей принимал ванны с морской солью. Слушай, — встрепенулась Люба, — а ты не в курсе: он заразный? Я так испугалась, когда Валентин мне показал свои болячки! Вдруг на картине микробы остались? В гараж, что ли, ее утащить?

— Не знаю. А Валентин ничего не говорил?

— Утверждает, что это на нервной почве. А ты отказалась ему помочь.

— Я ему укол сделала!

— А руки потом хорошо помыла?!

Варя вспомнить этого не могла. Возможно, она о гигиене и не подумала, поскольку уходила из мастерской в гневном состоянии и ни о чем разумном думать не могла.

— И зачем мы с ним вообще связались?! — вырвалось у нее.

— Вот именно! — назидательно сказала Люба. — Человек ничего собой не представляет! Я сразу поняла. Еще когда он нам свою мазню демонстрировал.

— Хотел мне стихи собственного сочинения почитать, — вспомнила Варя.

— Кошмар! — почему-то Любе это очень не понравилось. — Надеюсь, ты не согласилась? — она не давала возможности ответить. — А потом? Что он делал потом?

— Потом… Потом мы пошли смотреть Женькину квартиру…

— А зачем? Зачем? — Люба явно нервничала.

— Ну ему хотелось — для художественного развития…

— Варька! — Люба вела себя не совсем адекватно. — Ты от меня ничего не скрываешь?!

— Скрываю, — легко созналась Варя, а про себя подумала, что подлый Валентин наверняка намекнул Любе на свою сексуальную победу. — Даже не знаю, как сказать… Я просто не в себе была: когда мы зашли и я опять эту кровать увидела… Короче, мы с ним переспали…

— Так я и знала! — выдохнула Люба. Как только ты мне про стихи сказала… Он меня тоже этими стихами задурил… Как начал про любовь завывать, ну я и повелась, уши развесила… Это когда я ему Генкину фотографию принесла для портрета… Ну мы еще вина выпили, и настроение было такое — расслабленное…

— Ты хочешь сказать, что тоже?!! — Подобный поворот событий не укладывался у Вари в голове.

Она знала Любу сто лет и не могла даже представить, чтобы та столь легко поддалась на какие-то там любовные стихи совершенно обычного, ничем не примечательного мужчины, пусть он хоть стократно художник и поэт!

— Тоже, — Люба сказала это так, словно облегчила душу. — Понимаешь, со мной что-то происходило последнее время… Какая-то опустошенность… Ничего не радовало… На Генку посмотрю и думаю: неужели остаток жизни так и проведем… Никаких открытий, все наперед знаешь, от всего тошно, еще с Инкой эта история… Я и в мыслях не держала, клянусь тебе! Но когда он под стихи начал ко мне подбираться, я подумала: а почему нет? Хоть будет что вспомнить! А то Генку даже сравнить не с кем!

— Сравнила? — глупо спросила растерянная Варя.

— В Генкину пользу! — твердо отчеканила Люба. — Я на него другими глазами посмотрела! Теперь, знаешь, мне сны кошмарные снятся. Будто Генка узнал и ушел от меня! Ночью просыпаюсь в холодном поту! А Валентин, слизняк этот, ничего толком и сделать не может! Он — импотент, точно тебе говорю! Видимо, с нашей помощью пытался возродиться… А мы, старые дуры, попались на его удочку! Я этот портрет и — забирать не хотела! Так он мне телефон оборвал! Пришлось пойти. Представь, он снова предлагал… Козел!

— И мне, — сказала Варя, — после укола…

— Тьфу! — сплюнула Люба.

Она еще долго ругала лишайного Валентина. А Варя думала о том, что надо же было им обеим столько лет сохранять верность своим мужьям, чтобы потом поскользнуться на одном и том же мужике, к тому же, по Любиному утверждению, импотенте. Хотя Варя почему-то этой важной подробности не заметила. Можно представить, в каком состоянии она все проделывала!

Положив трубку, она отправилась в ванную, стащила с себя всю одежду, сунула ее в стиральную машину и залезла под душ. Потом еще часа два наводила порядок в своей квартире, бегая по ней с мокрой тряпкой. Таким способом она хотела стереть все воспоминания о Валентине, синем покрывале и мнимом псориазе вкупе с розовым лишаем.

Глава двадцать пятая

Машка подготовилась к визиту бойфренда подруги со всей серьезностью. Она строила из себя строгую классную даму и даже вырядилась в белую блузку и черную юбку, о наличии которых в Машкином гардеробе Жанна даже не подозревала. Ее ждали и другие сюрпризы. Чинно усадив гостей на диван, Машка ни с того ни с сего сказала Диме:

— Наверное, ты в курсе, что мы с Жанкой занимаемся йогой? А ты как к буддизму относишься?

Жанна просто открыла рот: она впервые узнала о собственном увлечении. Когда-то они действительно хотели записаться в один клуб, который специализировался на йоге. Но Машкина мама отказалась спонсировать дочь и призвала ее тратить силы и средства исключительно на учебу.

— А что там хорошего? — проявил скептицизм Дима. — В этом вашем буддизме?

— Как? Ты не слышал? Сейчас все этим интересуются. Неужели тебя не волнует, каким ты будешь в следующей жизни? — Машка играла свою роль отменно.

— А тебя волнует?

— Очень! Вот почему нельзя совершать плохих поступков? Потому что за все надо расплачиваться! В следующей жизни человек будет несчастен, если он не вел себя достойно в этой. Вот скажи: у тебя много желаний? — наступала Машка.

— Конечно.

— А надо, чтобы их не было.

— Как это?

— Вот так. Ты их исполнить не можешь, а потому страдаешь.

— Да не страдаю я.

— Ты пока этого не понимаешь.

Дима, как ни странно, совсем не выглядел обескураженным, а, наоборот, смотрел на Машку с неподдельным интересом.

— Почему ты мне об этом никогда не рассказывала? — с каким-то даже осуждением спросил он Жанну. — Смотри, сколько знает твоя подруга.

— А я сама первый раз об этом слышу! — Жанну искусственность Машки и наивность Димы злили все больше.

— Ты ведь по гороскопу — Весы, — Машкин голос звучал как шипение гюрзы, — это очень уравновешенный знак. А сейчас я смотрю на тебя и вижу, что ты совсем неуравновешенная. — И, не дав Жанне даже ответить, она повернулась к Диме. — Я вот подумала и пришла к выводу, что ты во многом прав, — заворковала она. — Как, действительно, без всяких желаний жить? Вообще непонятно. Наверное, я что-то перепутала в этих восточных учениях. Один мамин знакомый недавно в Китае был, в монастыре Шаолинь. Ну и рассказывал о всяких чудесах, какие там монахи проделывают. Например, кладут на голову кирпичи и легким взмахом руки их разбивают. И все благодаря йоге. Это я точно помню. А вот теоретическая часть у меня как-то подвисла.