Луна над рекой Сицзян - Хань Шаогун
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сюн Сань работал плотником, жил рядом с мельницей. Он выслушал старика, кивая головой словно курица, клюющая рис, и сказал:
— Как же помочь мне тебе в этом деле? Ты не из тех, кто привык просить, и вот в кои-то веки обращаешься ко мне. Как мне отказать? Ты вместе со мной искал скот, помогал чистить оросительные канавы. Кем бы я был, откажи я тебе? Однако…
— Однако что?
— Я боюсь таких дел.
— Чего ты боишься? Я даже топор для тебя наточил. Тебе и напрягаться не придётся. Нужно только попасть прямо в основание шеи, если не получится, то целься прямо в черепушку. Закрой глаза — и щёлк… Дело-то проще простого.
— Я… Я никогда такого не делал.
— Я тоже, но сегодня ведь смог!
— Попроси ты о чём-нибудь другом…
— Пойди выпей. Деньги на выпивку я дам. У нас дома есть шкаф. Считай, что он уже твой.
— Если я напьюсь, то могу начать без разбору махать топором. Вдруг зарублю кого-нибудь другого?
— Какой же ты тюфяк! Никогда не убивал курицу? Не разделывал рыбу? Я на несколько десятков лет старше тебя — и то убил, а ты, молодой, говоришь, что не справишься. Только смотри, топором нужно ударить со всей силы! Не надо убивать меня наполовину, а то я от боли начну метаться туда-сюда, кровью всё заляпаем.
— Вдобавок… — Сюн Сань часто моргал. — Сомневаюсь, законно ли это.
— Так ведь я сам хочу, чтобы ты меня убил!
— Кто знает… В прошлый раз Го Цян избил свою собственную жену — не чужую, — но его всё равно схватили и посадили на несколько дней. Кто на такое пойдёт?
— Я оставлю тебе записку. Согласен?
Сюн Сань счёл, что записка будет очень кстати, но вот беда — у дедушки Юя было плохо со зрением и он почти не знал иероглифов. Поэтому Сюн Саню пришлось составить записку самому, потом прочитать её вслух и дать старику приложить внизу отпечаток пальца в качестве подписи. Сюн Сань боялся понести наказание, поэтому в записке особенно подчеркнул, что умерщвление есть не более чем услуга, оказанная из родственных чувств, и он, Сюн Сань, не в ответе, даже если ударит очень сильно или не сохранит тело в целостности.
К сожалению, в доме Сюн Саня некому было выступить свидетелем, подтверждающим подлинность событий, поэтому даже записка не вселяла в него успокоения.
— Этого точно достаточно?
— Чего тебе не хватает? Что ещё нужно сделать?
— Давай поступим так. Я посоветуюсь со старостой, а ты не пори горячку, рано или поздно ведь всё равно помрёшь. Пока возвращайся домой и жди. Я быстро вернусь, не успеешь и опомниться.
Глядя на его удаляющуюся фигуру, дедушка Юй воскликнул:
— Беспокоить старосту из-за таких пустяков… Да от него плоду — как от камня мёду! Далеко тебе до моей старухи. Я с самого начала говорил, что у тебя кишка тонка, бесполезная ты посудина, которую, как ни поставь, не наполнить вином!
Добравшись до дома сельского старосты, Сюн Сань понял, что пришёл не вовремя: во дворе разгружали гальку и цемент. После осенней жатвы староста собрался поставить тут новый дом, а значит, скоро появится и хозяйка, которая войдёт в него. Сюн Саню пришлось включиться в работу — складывать в штабеля под навес мешки с цементом, пока от усталости не помутилось перед глазами и не закружилась голова. Одежда насквозь промокла от пота. Сюн Сань еле-еле дождался момента, когда машина уехала, а рабочие разошлись. С трудом переводя дух, он обратился к старосте:
— Я пришёл к вам посоветоваться по одному делу…
— Какое у тебя дело? Говори.
— Я собираюсь убить человека…
Лицо старосты мгновенно изменилось:
— Какой-то подлец выманил у тебя деньги?
— Нет.
— Спал с твоей женой?
— Нет.
Староста выдохнул с облегчением:
— Хочешь сыграть убийцу на сцене? Так бы сразу и сказал.
— Староста, не надо так шутить. Какая сцена? Я на самом деле собираюсь… убить человека!
— Малыш Сюн, как говорится, чем больше врагов, тем больше стен, чем больше друзей, тем больше дорог. Не нужно осуждать других. Как бы велика ни была твоя обида, лучше всего превратить большую проблему в маленькую, а маленькую — свести на нет. Понимаешь? У человека жизнь одна, другой не будет. Запомни мои слова.
— При всём уважении к вам, чем больше мы говорим, тем дальше от сути. Я на самом деле… на самом деле…
Сюн Сань был в растерянности. Он не знал, с чего начать, и, не найдя ничего лучше, вытащил записку.
Прочитав её и поняв, что к чему, староста испугался.
— Хочешь сказать, что дедушка Юй… Он… Пока мы живы, жизнь полна страданий, а смерть есть благословение. Без смерти душа народа мается. Подумай, у стариков есть еда, но она невкусная, одежда их не греет. Иногда они мочатся прямо в штаны. С наступлением зимы от малейшей простуды теряют голос. От обычного кашля у них глаза лезут из орбит: необходимость отхаркнуть мокроту заставляет всё тело содрогаться так, что кишки едва не вылезают наружу. Дедушка Юй не виноват, но в наших глазах он совершил преступление. Ай-яй-яй…
— Вы хотите сказать, что я вправе убить?
— Мы должны поблагодарить его за великодушный жест. Можно считать, он хочет пожертвовать личными интересами ради общественного блага, облегчить ношу обществу и стране. Очень благородное устремление. Оно достойно похвалы…
— По-вашему, если я убью его без жестокости, в этом не будет ничего страшного?
Староста замотал головой.
— Вид крови наводит страх, не так ли? Это может смутить общество. Подумай, наша деревня расположена в очень важном регионе. У нас и лесное хозяйство, и добыча метана — передовые отрасли. Мы лидируем по уничтожению грызунов. К нам каждый день приезжают делегации, издалека приезжают. Если ты это сделаешь, вся деревня будет стоять на ушах. Какими глазами на тебя будут смотреть? А на меня? Будут говорить о Юе, мол, не захотел отвечать за своё преступление, решил сам покончить с этим…
— Старик не
