Поручик Державин - Людмила Дмитриевна Бирюк

Когда карета примчала его домой, было уже темно. Петруша подал ему письмо, которое час назад принес гвардеец Преображенского полка.

— Его в полк доставили, — объяснил слуга. — Видать, не знали, что вы там уже не служите.

Неприятный холод вдруг пробежал в груди. Державин сломал печати…

В учтивых выражениях петербургское отделение Дворянского банка напоминало, что срок выплаты его долга в размере 25 тысяч рублей истекает через неделю. В случае неуплаты должник будет подвергнут аресту.

"Прощай, моя Пленира!" — мелькнуло в голове.

Он отпустил слугу и взял перо. Ни арест, ни тюрьма не пугали его так, как горечь неизбежной разлуки с любимой. И как всегда, он пытался излить душевную боль в стихотворных строчках.

Неизбежным нашим роком

Расстаешься ты со мной.

Во стенании жестоком

Я прощаюся с тобой.

Обливаюся слезами,

Скорби не могу снести,

Не могу сказать словами,

Сердцем говорю: прости…

Он положил стихи на середину стола. Затем открыл нижний ящик, достал пистолет, осмотрел его, зарядил и положил поверх стихотворения.

— Вот и все! — сказал он вслух и вздрогнул от собственных слов. Неужели он, выросший в благочестивой религиозной семье, готов совершить тяжкий грех самоубийства? Но другого выхода нет…

И вдруг невесть откуда прилетевшая мысль пронзила мозг: "А что, если?.."

Нет, только не это! А как же его клятва?!

Державин в смятении мерил шагами свой кабинет. И в конце концов решился: будь что будет! Он должен испытать судьбу. Бог милостив и, быть может, простит его, грешного.

***

Игорный дом "Рыжий джокер" разительно отличался от московского "Короля бубен". Дорогая мебель, яркий свет, чинные лакеи, приличные, хорошо одетые гости. Но главное, что отметил Державин опытным глазом бывалого игрока, — отсутствие зеркал, главной шулерской атрибутики. За игорным столом он увидел знакомого офицера из Преображенского полка. Тот, узнав его, приветливо помахал рукой и познакомил со своими партнерами.

Видно, не зря говорят, что порок имеет некую притягательную силу. Непередаваемое чувство охватило Державина, едва только он взял в руки новенькие, сияющие глянцем карты из только что распечатанной колоды. Мелкая дрожь пробежала по телу от головы до пят, тонкие нервные пальцы привычно расправили карты веером…

И началась игра! Шестерки, тузы, короли и дамы, казалось, без разбору летели на зеленое сукно, но Державин был опытным игроком: мгновенно запоминал все ушедшие из колоды карты и строил возможные комбинации для дальнейшей игры. Так продолжалось несколько часов. Партнеры менялись, давно ушел с пустым кошельком знакомый преображенец, а Державин все играл и играл…

Какое-то непостижимое чутье подсказывало ему, что сегодня его день! Он перестал мучить себя расчетами и непосильным напряжением памяти и играл легко, с азартом, не думая о проигрыше и не считая выигрыш. Сколько времени прошло? Он не знал. И лишь когда в отдалении послышался колокольный звон, сердце его вздрогнуло. Словно кто-то незримый шепнул ему: "Довольно". Он тотчас поднялся, втиснул в кошелек и рассовал по карманам выигранные деньги, раскланялся с партнерами и вышел на темную улицу.

Кучер Прошка спал, притулившись на облучке. Державин растолкал его и рассмеялся, когда тот повернул к нему испуганную спросонья рожу.

— Домой! — коротко бросил поэт и, прежде чем сесть в карету, положил ему в ладонь серебряный рубль.

Счастливый Прошка весело тряхнул поводья, причмокнул, и карета покатила по пустынной мостовой.

Дома Державин первым делом разрядил и убрал в ящик стола пистолет. Стихотворение хотел сжечь, но передумал и тоже положил в ящик. Много лет спустя оно станет известно читателям под названием "Разлука", но никто так и не узнает, кому оно посвящено.

Освободив стол, Державин разложил на нем выигранные деньги: золотые и серебряные монеты, пачки ассигнаций… Посчитав свалившееся на него богатство, он в изнеможении опустился на колени перед иконой и возблагодарил Бога.

В ту удивительную ночь его выигрыш составил сорок три тысячи рублей! До конца своей жизни он больше никогда не играл в азартные игры. Ну, разве что в подкидного дурачка для забавы…

Глава 12

СЧАСТЬЕ

На другой день Державин расплатился с Дворянским банком. Оформив все бумаги, чиновники любезно заверили его, что Иван Блудов в самом скором времени будет освобожден из острога. Державин поблагодарил, но никакой радости от этой вести не испытал. У него были заботы поважнее. Он написал письмо Марии Дмитриевне с просьбой принять его, купил два букета роскошных роз, вина и сладостей и велел Петруше доставить все это Бастидоновым.

Время потянулось в томительном ожидании.

— Есть ответ? — нетерпеливо спросил он, когда слуга наконец вернулся.

— Ничего не написали-с… — удрученно протянул Петр, разводя руками и сочувственно глядя на окаменевшее лицо хозяина. Потом помолчал и добавил: — Только на словах велели передать…

— Что?! Да говори же, сукин сын!

Петруша вдруг расплылся в широкой улыбке.

— Что ждут вас завтра к ужину!

У Державина не хватило духу отругать слугу за то, что тот позволил себе сомнительную шутку. От сердца отлегло. Он снова желанный гость в доме Бастидоновых!

***

Мария Дмитриевна принарядилась по случаю его визита. На ней было зеленое муаровое платье, которое переливалось и шуршало при каждом ее движении.

— Рада вам, Гавриил Романович! Катенька скоро выйдет… Расскажите, как ваши дела.

— Дела хороши, любезная Мария Дмитриевна! Все денежные затруднения улажены, приехал просить руки вашей дочери.

Бастидонова благосклонно кивнула.

— Ну что же… Знать, на то воля Божия. Не скрою, мне пришлось наводить кое-какие справки о вашем состоянии.

Человек вы небогатый, не так ли? Несколько деревушек в запустении, да к тому же под залогом. Но ваш хороший чин в Сенате и приличное жалованье дают основание надеяться, что вы сможете обеспечить семью. За Катей, к сожалению, ничего дать не могу. Был бы жив Яков… — Она не договорила, залившись слезами.

Державин растроганно прикоснулся к ее руке.

— Уверен, что покойный Яков Иванович благословил бы наш союз. А что касается наследства… Лучшим приданым для Кати являются ее молодость, ум и добрый нрав. Больше ничего мне не надобно.

Бастидонова вновь расплакалась и стала уверять, что они вовсе не нищие и не безродные. Цесаревич Павел Петрович весьма к ним благоволит и жалует своими милостями свою бывшую кормилицу и молочную сестру.

— Да что я все о деньгах, — спохватилась она. — Ступайте, голубчик, к Катеньке! Она в библиотеке. Читает, как всегда…

Замирая от