Заложницы вождя - Анатолий Баюканский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И снова мысли Кушака, проделав некий круговорот, возвратились к исходной точке, к финалу операции: «Случается, конечно, обходят славой главных исполнителей, но… это не тот случай, — стал успокаивать себя Кушак, — звание досрочное обеспечено, возможно, и орден дадут». Как это ни странно, но полной уверенности в успехе почему-то не было, глухая тревога так и не выветрилась из сознания, сидела крепко, и саднила, и временами больно колола. Сделав над собой волевое усилие, капитан Кушак достал из потайного шкафчика маленькую бутылочку французского коньяка, откупорил ножом крышку банки с консервированным мясом, присел к столу. За успех операции, которую он мысленно назвал «Маргарита», следовало выпить… Через полчаса он уже спал сном праведника…
«СВЯТОЙ» КАРИМОВ»
Большой сибирский начальник долго не возвращался домой. А Эльза, так и не обойдя загадочные комнаты, в которых то и дело вроде бы возникало некое движение и тотчас пропадало, сторожко задремала на кухне, присев на белый полированный табурет. Кажется, только успела смежить веки, как привиделось девушке, что в каримовском доме бушует пожар. Она, ища спасительного выхода, мечется из стороны в сторону, натыкается на многочисленные двери, но все они крепко-накрепко заперты, а огонь уже совсем рядом, лижет занавески, загорается под ногами пол. Внезапно одна из входных дверей сорвалась с петель, и в лицо Эльзы ударил сноп яркого света. Девушка проснулась, не понимая, где находится, закрутила головой. Не сразу поняла, что яркий свет был не во сне, а наяву. Вскочив с табурета, Эльза подбежала к окну и увидела у главного подъезда автомобиль с включенными фарами. Кажется, на такой машине она приехала сюда с хозяином. Вскоре разглядела и самого Каримова. Хозяин стоял к ней спиной, принимал от шофера какие-то свертки. Эльза испугалась, вернулась на прежнее место, села на табурет, притворилась дремлющей. С замиранием сердца стала ждать появления Каримова.
Хозяин вошел неслышно, лишь чуть звякнув щеколдой, запирая дом. И еще Эльзе почудилось, будто бы он тихо-тихо отдал кому-то приказание, однако эту догадку отмела сразу: «С кем может шептаться хозяин в доме, где нет людей?». Она еще не видела самого Каримова, но хорошо представляла, как тяжело снимает он шинель, стягивает с ног бурки, затем… Эльза почувствовала на себе его сверлящий взгляд. Каримов обошел ее сзади, нежно поцеловал в затылок, облапил со спины. Эльзу охватил леденящий страх: «Зачем он это делает? Разве может старик целовать девчонку?». Начальнику управления кадров было лет сорок пять, однако не только столь почтенный, по ее понятию, возраст смутил Эльзу. Она испугалась еще и потому, что была ссыльной, немкой, человеком второго сорта. И вдруг… большой сибиряк-начальник забыл, видимо, про ее тяжкий крест.
— Ну-с, хватит притворяться, будто спишь! — нарочито-укоряюще произнес Каримов, утробно хихикнул, плотоядно потер влажные ладони. — Ты ведь не спишь. Только один несравненный Ходжа Насреддин мог спокойно спать и видеть сны, лежа на острых камушках.
— О, извините меня, пожалуйста! — притворно встрепенулась Эльза. — Я, правда, немного сегодня устала. Простите меня, гражданин начальник!
— О, правоверные! — Картинно воздел руки к потолку Каримов. — Горлица моя, ты ведь ничего без меня не ела. Неужели побрезговала моей скромной пищей? Знаешь, как в Коране записано: «Руки дающего не отталкивают».
— Я побоялась, — честно призналась Эльза. Каримов, оказывается, не столь и страшен.
— Запомни, моя горлица! — глубокомысленно проговорил Каримов. — Если мой взгляд упал на тебя, можешь считать себя осчастливленной. На востоке есть мудрая поговорка: «Лучше щедрые ладони, чем крепкий кулак». Людей на земле не меньше, чем песчинок на речном берегу. У каждой ящерицы своя норка. Так и у людей. Одним лучше бы не появляться на свет, ибо они лишь засоряют землю, взгляни на наших доходяг, это же ходячая зараза. Другие существуют ради поддержания рода человеческого, третьи — сильные и умные, осененные небесной благодатью, имеют право на процветание. Это не просто красивые слова товарища Каримова. Это — древняя философия уратов. Подожди-ка меня здесь.
Каримов удалился в соседнюю комнату, а когда появился на пороге кухни, Эльза даже глаза зажмурила. На хозяине был расшитый золотыми нитями восточный халат. На ногах — мягкие туфли с загнутыми носами. На пальцах хозяина ярко сверкали дорогие перстни. Через правую руку Каримова был перекинут еще один халат. Хозяин взмахнул яркой шелковой тканью перед глазами изумленной девушки, затем небрежным жестом набросил халат на ее дрожащие плечи. — Бери! Я дарю тебе это скромное одеяние! Смотри, не отказывайся, не обижай меня. Халат — китайский, очень дорогой по нынешним временам. Тебе он великоват, зато чувствовать себя в нем будешь, как шахиня Ирана. Еще запомни, горлица, я — восточный человек, а по нашим законам женщина обязана выполнять любую волю мужчины. — Каримов огладил худенькие плечи девушки.
— Что вы, зачем? — Эльза нервно передернула плечами. Халат, казалось, жег тело, проникал огнем сквозь ткань фуфайки. Она покраснела до корней волос, робко взглянула в лицо Каримова. — Зачем вы смеетесь над бедной девушкой? Я не могу принять такой дорогой подарок, ничем его не заслужила. Отпустите меня в барак.
— Экие пустяки! — небрежно-весело отмахнулся Каримов. Лицо лоснилось от гордости. — У меня, горлица, одеяний цариц вполне достаточно, а такого тряпья… Читала про пещеру Алладина? Считай, что ты побывала в ней. — Каримов приподнял лицо девушки за подбородок, пытливо заглянул в глаза. — А милости мои с лихвой отслужишь, придет и твое время собирать камни, я никогда женщин не тороплю.
— Я очень устала. — Эльза чувствовала: если сейчас не поест, рухнет на пол без сознания.
— Понимаю тебя. Иди прямо по коридору. Первая комната налево — ванная. Разденься, прими теплый душ, найдешь мыло на полке, иранское. Там же — кремы, благовония. Смой с себя тревоги и сомнения, предстань предо мной в первозданной чистоте. А я, тем временем, потру волшебный фонарь Алладина, попрошу всемогущего джина накрыть стол и по-домашнему, как старые друзья, поужинаем.
— Я — ссыльная девушка, — пролепетала Эльза, — вы — начальник, поэтому…
— В священных книгах сказано: «Все люди — братья!». Каримов неназойливо, по-отечески приобнял Эльзу и легонько вытолкнул девушку в коридор.
Неполных семнадцать лет прожила на белом свете Эльза Эренрайх, однако ничего подобного в своей короткой жизни не видела даже в мирное время. Помнится, в Поволжье немцы-колонисты жили довольно богато, но пища была проста и калорийна, без вычурностей и излишеств. Любая семья имела в достатке мяса, муку-крупчатку, овощи, молочные продукты, были и окорока, домашние колбасы. В повседневном быту обходились скромными туалетами, лучшей косметикой для немецких девушек издавна, с петровских времен, считался яркий румянец да гладкая кожа, а в доме у Каримова и впрямь был филиал пещеры Алладина. Ванная комната отделана розовыми плитами, краны для горячей и холодной воды сверкали никелем, пушистый голубой ковер вел от ванной до двери. Но окончательно сразили Эльзу кремы и мази — целая полка разноцветных коробочек и бутылочек, на них Эльза не без труда прочла: «Сделано в Иране».
Несмотря на страх, таившийся в глубине души, Эльза приняла душ, смыла многомесячную грязь. Оглянулась на приоткрытую дверь, быстро скинула пропотевшую, пропитанную копотью одежду, по пружинистому коврику, приятно щекотавшему ноги, прошла к сверкающей ванне, включила горячую воду. Истинное блаженство разлилось по телу. Всю зиму ссыльных под конвоем водили в санпропускник, происходило это по средам, но разве в той «бане» можно было мыться? Прохладная вода едва капала из проржавевших под потолком труб. Женщины спешили «отметиться», пробежав под» душем», знали, что только в предбаннике можно будет унять дрожь, а тут… Эльза вытянула вперед руки, и теплые струйки побежали по выпуклостям девичьих грудей, животу и спине. Теплая вода гладила молодое тело, словно вливала в душу бальзам. Эльза намылила голову душистым мылом. И тут ей показалось, что скрипнула дверь. Подставила ладошку под струю, промыла глаза и тихо вскрикнула. В дверях стоял Каримов, жадно, не отрываясь, смотрел на нее. В глазах хозяина застыло нетерпение.
— Пожалуйста, уходите! — Эльза прикрыла ладонями груди. — Как вам не стыдно?
— Сейчас, сейчас, — непривычно робким голосом произнес Каримов. — Я удаляюсь, моя несравненная горлица. Послушно удаляюсь. Не отводя блестевших глаз от тела девушки, Каримов медленно попятился к двери.
Из ванной комнаты Эльза вышла в своей заскорузлой рабочей робе, роскошный халат оставила на вешалке. Сделала это с большим сожалением, ибо барачная униформа, сшитая из «чертовой» кожи, после мытья остро царапала тело. Каримов увидел девушку и строго нахмурил кустистые брови. Эльза вздрогнула, почувствовав себя жалким кроликом под гипнотическим взглядом удава.