У Лаки - Эндрю Пиппос
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лаки был уже в другой комнате и разыскивал телефон семьи Бакрис. У заведения в Канберре должен же быть телефон. Он порылся в бумагах в поисках адреса. Валия подошла к дверям и спросила, как прошла встреча с производителями ароматизаторов. Она напряглась, когда Лаки, не ответив, прошел мимо и направился в ванную, чтобы почистить зубы и избавиться от леденцового привкуса после ароматизированных напитков. Валия стояла в дверях ванной комнаты и разговаривала с ним. Она что-то сказала, Лаки не расслышал. Годами позже он мог вспомнить, сколько заняла дорога из Кауры в Сидней в тот день, помнил, что ел, когда останавливался в Миттагонге. Но совершенно не мог вспомнить, что говорила Валия, стоя на пороге ванной комнаты, пока Лаки вытирал со рта зубную пасту.
– Мне кажется, эти ароматизированные напитки не пойдут, – сказал Лаки. – Зря принял предложение.
– Из нашего брака слишком многое ушло, – произнесла Валия. – Ты ни слова не услышал. Ты все время где-то в своих мыслях. И каждый день ты там. Каждый день ты где-то еще.
– Если честно, я правда тебя не слышал.
– Потому что тебя тут нет. Я с тобой разговариваю, а ты молча идешь в другую комнату. Я говорю одно, а ты отвечаешь совсем про другое. Мы живем разными жизнями. Между нами нет никакой связи. Даже простого диалога в духе: «Привет, как прошел твой день? У тебя все хорошо?» Мы даже так не можем.
– Эту проблему легко исправить. Все, что нужно, это мне разгрузить голову.
– Мы об этом говорили сотню раз. Мы продолжаем обсуждать, но ничего не меняется. Я годами думала об этом. Ты не можешь измениться. А я не могу оставаться в таком браке.
– Потому что ты меня не любишь?
– Не так, как прежде. Брак должен быть больше всего этого.
– Может, тебе взять недельку отпуска? Я возьму на себя ресторан в Стэнморе, ты можешь тут спокойно отдохнуть.
– Позволь мне уйти и не пытайся остановить. Отпусти меня без сцен.
Лаки смотрел, как Валия с чемоданом выходит за дверь на улицу. За верхушками деревьев заревел невидимый поезд. У обочины дороги Валия остановилась и посмотрела направо, налево. В какую сторону она пойдет? Лаки задумался. Направо – на станцию? Налево – на Бридж-роуд, где может быстро поймать такси. Куда такси ее отвезет? Если Лаки захочет поговорить, как он ее найдет? Вернется ли она завтра?
Валия вернулась. Потом ушла. И потом снова вернулась.
А затем ушла навсегда.
1965
1
В Сиднее тем летом, которое газеты называли исключительно жарким и весьма прибыльным для ресторанной индустрии, греки раскладывали карты в частной игровой комнате над фруктово-овощным магазином на Пойнт-роуд.
Лаки приехал рано. Заведение открывалось в восемь, часом позже начиналась первая игра. Лаки стоял в одиночестве, держа в руках кофе, у стола рядом с окнами. Высокие столы в комнате предназначались для напитков, низкие – для карт. Он прибыл пораньше, чтобы посмотреть, кто из игроков пришел вместе или кто с кем дружит. За такими водилась игра в сговоре. В комнате была раковина и плита для джезвы. Поднос для бутылок, второй поднос для стаканов. На одной из желтых стен висела репродукция картины в рамке: панорама девятнадцатого века. Бородинская битва. Дверь игровой комнаты была заперта, а на ручке висело пальто, которое закрывало замочную скважину. Лаки предполагал, что здесь, наверху фруктовой лавки, их может разглядеть в бинокль только из глубины парка напротив лишь волшебный шпион.
Он делал небольшие ставки. Игра еще не переросла в зависимость, еще лет десять она будет простым удовольствием. Для Лаки ценность игры заключалась в самой игре, в процессе. Независимо от результата или с какой скоростью решалась его судьба: мгновенно или все растягивалось на несколько часов. Ставки вывели его из глубокого погружения в мир франшизы. Игровой процесс становился драмой, искажением реальности, распадом, фантастической жизнью, созданной за игровым столом. Игра могла быть ошеломительной, как секс. К 1965-му для Лаки Маллиоса она стала прямой заменой секса.
Он сидел за самым большим столом с еще пятью игроками, с виду вполне трезвыми и настороженно-сдержанными. Лаки сдал первую партию, болтая о всяких пустяках. Лаки, возможно, был самым успешным человеком в этой комнате, но его греческий – и это становилось ясно после первого слова – был худшим. В большинстве случаев Лаки нравилось говорить на языке своих родителей. С появлением франшизы язык стал лучше. Но иногда по вечерам он испытывал облегчение, когда разговор переходил на английский. Ужасно угнетало, что некоторые греки напирали на сохранение культуры и языка в неприкосновенности, как сокровище, два поколения, три, глубоко, в новой стране.
Гордость за глубину этнической принадлежности и стыд за ее отсутствие. Любые рассуждения о подлинности Лаки давно наскучили. Он больше не принимал ничего на свой счет. Идея этнической чистоты была фантазией диаспоры. Каждый из присутствующих в этой комнате представлял собой смесь новых влияний, новый тип личности. Просто одни принимали свою «нечистоту», другие – нет.
Воздух вокруг игровых столов был сизым от сигаретного дыма. После второй раздачи Лаки поинтересовался у сидящих за столом, кто откуда родом. Трое эмигрировали с Климноса. Рядом с Лаки сидел пелопоннесец, который наотрез отказывался говорить по-английски. И был еще один игрок, представившийся Александром с острова Итака. Он сильно напомнил Лаки Ахилла Аспройеракаса тем, что, казалось, по его лицу можно прочесть большинство мыслей и эмоций, которые он испытывал. Он сказал, что только жена зовет его Алесандро.
– Ты знаешь семью Аспройеракас? – спросил Лаки. – Они из деревни Вати.
– Я слышал про мужчину по имени Ахилл. Много слышал.
– А его дочь, Валия? Знаком?
К 1965-му Лаки не знал ни адреса Валии, ни жила ли она все еще в Сиднее или уехала из города. Не знал, где она работала, если работала.
– Ее не знаю.
– Расскажи про Ахилла.
– Ну, что сказать. Он осёл. Он болен. Я сегодня пришел играть в карты. Хочешь сбить меня с толку?
Лаки сбросил карты, оставив Александра против пелопоннесца и тех двух, которые то ставили, то нет. Выражение лица Александра менялось от встревоженного до серьезного. Лаки думал про Ахилла, которого не видел лет девятнадцать, и ему было все труднее сидеть молча. Наконец Александр проиграл. Он небрежно стряхнул пепел с сигареты, пока его противник собирал со стола монеты.
– Хочешь услышать про Ахилла? Он живет у моего кузена Дамианоса. И слишком давно. Спит в сарае и говорит, что ему некуда больше идти. Это не закусочная «У Лаки». Не хочу тебя обидеть, но мой кузен ведет свое дело. И не хочет, чтобы на его заведении была написано