Самурай (пер. В. Гривнина) - Сюсаку Эндо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сказав это, Самурай заморгал. Он с особой остротой почувствовал, что в его жилах течет кровь многих поколений рода Хасэкура, – он не может отрешиться от их обычаев.
– К тому же, – продолжал Самурай, – не нужно забывать о словах, сказанных Мацуки в Мехико. Веласко слишком одержим своей идеей. Мы не должны, потакая его одержимости, принимать христианство. Ты это помнишь, Ниси?
– Помню. Помню, но все же… – Ниси нерешительно и испуганно переводил глаза с Танаки на Самурая. – Совет старейшин считает, что будущее Японии не война, а торговля со странами южных варваров и Индией. Старейшинам прекрасно известно, что торговля со странами южных варваров невозможна, если будет преследоваться христианство. Значит, мы можем смело принять христианство, что послужит успешному выполнению нашей миссии…
– Ты готов принять христианство? – спросил наконец Танака.
– Не знаю. Я об этом хорошенько подумаю по дороге в Мадрид. Но во время нашего путешествия я понял, как бескраен мир. Понял, насколько богаче, могущественнее Японии страны южных варваров. Я решил изучать их язык. И думаю, нам не следует отворачиваться от христианского учения, в которое верят в самых разных уголках этого обширного мира.
Самурай снова позавидовал молодой беспечности Ниси. В отличие от него и Танаки, он без всякого насилия над собой наслаждается путешествием, впитывает в себя все новое и удивительное.
Хотя Самурай решил полностью отдаться во власть уготованной ему новой судьбы, узы, связывавшие его с Ято и семьей, мешали ему – так и улитка не может покинуть свою раковину в минуту опасности.
– А как вы считаете? – точно ища спасения, обратился Самурай к сидевшему скрестив руки Танаке. Он всегда принимал эту позу в трудную минуту. Глядя на его толстые руки и могучие плечи, Самурай почувствовал, что в жилах Танаки течет такая же, как у него, кровь самурая низкого звания мэсидаси. Такая же, как у тех, кто свято хранит обычаи, завещанные предками.
– Я тоже не люблю христиан. – Танака тихо вздохнул. – Но, Хасэкура, я взял на себя эту миссию не потому, что получил указания Совета старейшин. А ради того, чтобы нам вернули старые владения в Нихоммацу. Только желание вернуть эти земли вынудило меня отправиться в непривычное морское путешествие, сносить жару чужих стран, есть пищу, которую и в рот-то нельзя взять…
Все это можно было сказать и о Самурае. Если господин Сираиси и господин Исида говорили правду, то после возвращения из трудного путешествия семье Хасэкура должны в награду вернуть владения в Курокаве.
– Если нам не вернут земли, – пробормотал Танака дрожащим голосом, – мне стыдно будет перед предками, перед моей семьей, я буду опозорен. Не люблю христиан. Но ради старых владений я готов есть землю.
– Это послужит выполнению нашей миссии, – вмешался Ниси.
– Мацуки говорил, чтобы мы не принимали христианство, – решительно покачал головой Самурай. – Правда, я не испытываю особой симпатии к Мацуки, но… нет, все равно не приму христианство…
Теперь они направлялись в Мадрид. Их путь на этот раз пролегал не по залитой жарким солнцем пустыне, как в Новой Испании, а по плодородной андалусской равнине, перерезанной красновато-коричневыми холмами и оливковыми рощами.
Холмы и оливковые рощи чередовались, как набегающие волны. Холмы временами были совсем красные, а листья олив, трепеща на ветру, сверкали серебром, как бесчисленные клинки. С приближением вечера земля быстро остывала.
Здесь тоже, как в Новой Испании, время от времени попадались белые, точно обсыпанные солью, деревеньки. Иногда они казались приклеенными к крутым склонам. На некоторых холмах угрожающе возвышались старые крепости.
Но когда оливковые рощи и красные земли кончились, до самого горизонта, выгибаясь дугой, потянулись поля. Далеко на горизонте виднелась маленькая игла, которая при приближении оказалась соборным шпилем. Он вонзался в голубое небо, утопая в нем.
– Это и есть Европа, – с гордостью сказал Веласко, придерживая лошадь. – Земля требует труда. Символ труда – шпиль, устремленный в небо, к Господу.
После выезда из Севильи он больше не заводил разговора о помощи, которую посланники должны оказать ему. И больше не настаивал на крещении. Но всю дорогу самоуверенно улыбался, считая это делом решенным. А посланники, как истинные дипломаты, боясь даже напоминания о крещении, сами не касались опасной темы.
Когда река Тахо, текущая среди полей, изменила свой цвет на коричневый, они въехали в город Толедо. Здесь тоже высился шпиль огромного собора, воздвигнутого на холме; путники увидели его еще издалека. Когда вечернее солнце клонилось к золотистому горизонту, крест на соборе ярко засверкал. Взмокшие от жары японцы молча направились к собору по крутой дороге, вымощенной камнями, провожаемые любопытными взглядами множества людей.
– Хапонесес! – крикнул кто-то из толпы, стоявшей вдоль дороги. – Ме э энконтрадо кон хапонесес антес! [34] – кричал добродушный кривозубый мужчина. Услыхав его возглас, Веласко удивленно придержал лошадь и заговорил с ним.
– Этот человек, – объяснил Веласко посланникам, – утверждает, что когда-то давно он уже видел здесь японцев.
– Японцев?..
– Лет тридцать назад, говорит он, сюда прибыли, как и вы, с христианской миссией японские посланники с Кюсю, совсем дети – четырнадцати-пятнадцати лет. Вам об этом что-нибудь известно?
Танака, Самурай и Ниси слышали об этом впервые. Они считали себя первыми японцами, попавшими в страну южных варваров. Но мужчина утверждал, что те японцы, тоже в сопровождении миссионера, лет тридцать назад побывали в Мадриде, в Толедо и даже удостоились приема у Его Святейшества Папы.
Веласко все разговаривал с мужчиной. Его, видимо, радовало, что окружающие с интересом прислушиваются к их беседе, и он даже торжествующе посмеивался.
– Японские юноши посетили дом старого часовщика Ториано и остались очень довольны. Он говорит, что как раз в то время работал у этого старика.
Испанец улыбаясь приветливо кивал, указывая на себя пальцем. Он еще рассказал, что один из юношей заболел здесь тяжелой лихорадкой, но благодаря молитвам и хорошему уходу быстро поправился и его вместе с товарищами отправили в Мадрид.
Японцы с любопытством смотрели на залитую солнцем улицу, на дома. И не переставали удивляться, что еще задолго до них по этой же крутой улице шли их соотечественники и видели те же самые дома, окрашенные вечерним солнцем в розовый цвет…
– Совсем дети… Четырнадцати-пятнадцати лет…
Не только Танаке, но и остальным просто не верилось, что такое трудное путешествие могли совершить дети.