Новый Мир. № 10, 2000 - Журнал «Новый Мир»

Интересно, при склерозе мы одинаково забываем сделанное нам добро и зло? Или неодинаково? При достаточно массовом и научно корректном опыте можно выяснить, к чему человеческая природа больше склонна — к возмездию или благодарности? Бывает ли склероз злопамятности?

Как звать его? Забыл опять.Остался призвук, а не звук.Старею, и за пядью пядьСужается заветный круг.Когда же мертвых именаЗабуду вдруг — ошпарит стыд,Как будто предстоит страна,Где их окликнуть предстоит.

Бестактность в молодости еще можно списать на плохое воспитание. Бестактность зрелого человека — следствие нравственной тупости. Это навсегда.

Глядя на некоторых женщин, легко угадываешь, что у них нет этического веса. После чего легко догадываешься, что из этого следует. То же самое мужчины. Нет этического веса — значит, склонен к бесчестию. Литература. Иной писатель говорит совершенно правильные вещи, имеет высокую технику письма, но не производит никакого впечатления. Нет этического веса. Нет удара. Самый огромный этический вес у Толстого, потому его удары так сотрясают нас.

Аплодисменты граждан тирану иногда приобретают воинственную и даже капризную требовательность к нему: нет, нет, ты недооцениваешь нашу преданность. Недооцениваешь, сукин сын! Покайся, что недооцениваешь нашу преданность! Ах, ты не каешься?! Так вот тебе овация прямо в лицо!

Знаменитая речь Достоевского на открытии памятника Пушкину потрясла всех слушателей. В том числе и тех, кто достаточно враждебно относился к самому Достоевскому. Она заворожила всех. Но через некоторое время, когда все могли вспомнить или прочесть ее, многие были в недоумении: почему она нас потрясла, в ней ничего особенного не сказано о Пушкине?

В самом деле, Достоевский не раскрыл ни одной тайны поэтического дара Пушкина. Он придал Пушкину несвойственную ему идеологичность, в высшей степени свойственную самому Достоевскому. И все-таки речь великая, потому что в ней — пламенная любовь к Пушкину.

Достоевский тосковал по пророческой личности писателя и эту тоску воплотил в свою речь. Но мне кажется, при всей гениальности Пушкина, его дар не был пророческим. Пушкин — неповторимое сочетание исключительного поэтического таланта с необыкновенным человеческим обаянием самой личности поэта, которая растворена в стихах. И в этом неповторимость Пушкина. К тому же дар Пушкина бесконечно улыбчив, а пророки не бывают улыбчивыми. В мрачном Лермонтове в самом деле много пророческого. Пушкин знал, поэтому ему незачем было пророчествовать.

Пророческим даром в высшей степени обладал именно сам Достоевский. Искренно любя Пушкина и, конечно, сам того не осознавая, он, по-моему, невольно произнес речь о самом себе.

Все пророки мрачны, и все пророчества мрачны. Но не мрачность пророков следствие их мрачных пророчеств, а мрачность их следствие того, что тревожные сигналы будущего уже уловила их душа.

В тяжелые минуты полного разочарования в людях почти каждый человек может найти источник утешения: «Но ведь была моя мама! Это же правда! Правда!»

Жизнь, нет тебе вовек прощеньяЗа молодые обольщенья,За девичьих очей свеченья,За сон, за ласточкину прыть,Когда пора из помещенья,Но почему-то надо житьС гримасой легкой отвращенья,Как в парикмахерской курить.

Что хуже — грех уныния или грех, в который мы впадаем, пытаясь преодолеть уныние?

…Пытался занять должность, предполагающую ум.

Когда я себя чувствую сильным, вдохновенным, я не только верю в Бога, я благодарно осознаю, что эта сила идет от Него. Когда я в упадке, а это гораздо чаще, я — ни то ни се. Когда же мне совсем плохо, я совершенно непроизвольно думаю или шепчу: «Господи, помоги!»

Но вера ли это? Или крик ребенка: «Мама!» — в ужасе бегущего к ней? В конце концов, и ребенок, бегущий к маме, тоже форма веры.

Гениальный мудрец древности Сократ тончайшим образом разобрался во многих нравственных вопросах. Но я нигде не читал о том, чтобы Сократ говорил о безнравственности рабства. В тех исторических условиях рабство было естественным явлением.

Сократ принимал участие в сражениях, и если бы его взяли в плен, его самого сделали бы рабом. Считать Сократа духовно близоруким за то, что он не осуждал рабство, неисторично.

Если человечество выживет, люди безусловно научатся создавать полноценное искусственное молоко. И тогда ребенок, которому мать будет читать рассказ из наших времен, где женщина доит корову, может воскликнуть: «Люди отнимали молоко у теленка! Какие они были жестокие!»

Говорят о бесконечных возможностях искусственного разума. Но ни один ученый не может даже заикнуться об искусственной совести.

Из этого следует, что любой искусственный разум в главном ограничен. Только человеческий мозг может логизировать толчки совести.

Идеальное государство по Платону: философы управляют государством. Ленин, начав строить свое идеальное государство, первым делом выслал всех философов.

Искусство — или метафора религиозной заповеди, или мошенническое шаманство.

Знаменитая сталинская железная логика: Волга впадает в Каспийское море. Корова дает молоко. Зимой холодно, а летом, напротив, жарко. Будущее, как известно, принадлежит пролетариату. Мы уничтожаем врагов пролетариата, следовательно, спасаем будущее человечества.

Люди часто путают дар со способностями. Даже самый маленький дар требует соучастия души. Даже самые большие способности обходятся без соучастия души.

…И работала ведьмой по совместительству.

Если у женщины все в порядке с головой, она, как правило, тоньше мужчины.

При эпидемии гриппа надо бояться заразиться от другого человека. Но как это унизительно и грустно, какой обнаженный эгоизм!

Иногда, вдумываясь в свою достаточно сложную мысль, мы вдруг обнаруживаем, что она в конечном итоге аморальна. Нам становится стыдно, хотя мы, конечно, этой мыслью не собираемся ни с кем делиться. Тогда стыдно перед кем? Значит, есть некто, кто эту нашу мысль узнал, как только она возникла в нашей голове.

Великая тоска по согласию людей порождает согласие с несогласием. И тогда каждое несогласие превращается в частный случай внутри общего согласия.

Сближаться с умственно богатыми и отдалять от себя умственно бедных — это тоже своего рода карьеризм. От умственно бедных надо отдаляться, но с чувством вины.

С точки зрения психоанализа Дарвина так угнетала человеческая глупость, что он пришел к мысли: человек произошел от обезьяны. После чего успокоился и, чтобы длить покой, всю жизнь это доказывал.

…Это предположение пришло мне в голову после звонка одного знакомого. Он долго и нудно просил меня помочь в одном деле, в котором я ему никак не мог помочь, потому что никакого отношения к этому делу не имел и не мог иметь. Он продолжал просить. Я в бешенстве бросил трубку. Тут мне пришла в голову мысль о Дарвине, и она в свою очередь успокоила меня.

Слабые писатели нужны. Большие писатели рождаются на почве, унавоженной графоманами.

Цепенеешь перед хамством? Молодец, значит, еще веришь в человека!

Духовно отсталые люди любят бежать за новыми идеями, потому что это маскирует их духовную отсталость.

Хороший афоризм утоляет тоску по разумности. Жизнь фрагментарна. И человек устает от этого. Разумность афоризма по частному поводу рождает надежду, что существует универсальная разумность.

Борясь с мракобесием, не впадай в светобесие.

В советские времена один мой знакомый писатель был уверен, что его день и ночь подслушивает КГБ. Это была почти мания. Однажды я попытался высказаться на политическую тему, подзабыв о его мании. Дело происходило в его квартире.

Он сделал страшное лицо и показал рукой на потолок.

— Если бы тебя подслушивали, тебя бы давно взяли, — сказал я ему шутливо.

— Почему? — спросил он.

— За подозрительно полное отсутствие политических разговоров в твоем доме, — напомнил я ему.

Он хмуро улыбнулся и снова показал рукой на потолок.

— Я не дурак, я только простодушный, — говорил он. На самом деле он был умен, но, когда его обманывали, он от стыда за обманщика делал вид, что верит всякой чуши.

Дурак догадывается о враждебности ему всякой умной мысли с такой же проницательностью, с какой умный осознает глупую мысль. Дурак мгновенно улавливает не содержание мысли, а ее враждебность ему. Поэтому попытка умного человека сотрудничать с глупым начальником, чтобы, переиграв его, сделать хорошее дело, всегда оканчивается для него крахом.