Те, кто любит. Книги 1-7 - Ирвинг Стоун

Абигейл внутренне усмехнулась, подумав, что Джон ведет себя как истинный пуританин, способный соединить верность идеалу с мыслью о выгоде от продажи.

— Если эрудиция может выигрывать судебные дела, мой дорогой, то твои четыре моряка должны были бы уже праздновать в таверне «Дракон» свое освобождение.

— Одной эрудиции недостаточно. Но я загоню противников в тупик. Ты видишь эту книгу, «Британские статуты»? Я заказал ее в Англии сразу после нашей свадьбы. В то время мой поступок казался страшно неразумным, поскольку я зарабатывал мало. Теперь же это единственный экземпляр книги в Массачусетсе. И моя экстравагантность спасет ныне четыре жизни.

— Сама по себе?

— Да. Послушай выдержку из книги: «Ни один моряк или другой человек, который служит на борту или нанимается на службу на борту частного судна или торгового судна или корабля, используемого в любой части Америки, равным образом моряк или другое лицо, находящееся на берегу любой части Америки, не подлежит реквизиции и задержанию, не может быть реквизирован или забран офицером или офицерами, принадлежащими военным кораблям Ее Величества, уполномоченными лордом Высоким адмиралом или иным другим лицом». Скажу тебе, Нэбби, если даже я не смогу добиться суда присяжных, я поставлю в тупик Хатчинсона.

Она редко видела Джона столь возбужденным по поводу открывавшейся перед ним перспективы. Он выглядел значительно моложе своих тридцати четырех лет. Он приглашал ее стать свидетелем его триумфа. Его ходатайство прошло блестяще, сказались недели напряженной подготовки. Но прежде чем Джонатан Сиуолл собрался с мыслями для ответа Джону, главный судья Хатчинсон встал и объявил, что суд прерывается. Абигейл увидела, что Джон был буквально оглоушен отказом рассмотреть его просьбу о передаче дела суду присяжных.

Чета Адамс вернулась домой. В течение всего полудня приходили друзья и сочувствовавшие с протестами и новыми слухами. К ночи появилось сообщение, что суд согласился на присяжных.

— Не думаю, чтобы Джонатан хотел засудить четверку, — сказала Абигейл.

— Ни один порядочный человек не захочет. А Джонатан — один из лучших, кого я знаю. Но состоящий на содержании у короны обязан выполнять ее волю.

Расхаживая по комнате и устремив взгляд через окно на звездное небо, Джон мешал Абигейл заснуть. К рассвету она так утомилась, что осталась дома. Джон вернулся к полудню.

— Что случилось, Джон? Не было времени ходатайствовать?

— Никакого ходатайства! Я открыл мои книги, чтобы процитировать нужный пассаж. Едва я успел встать и сказать: «Позвольте, ваши превосходительства и ваша честь, моя защита заключенных состоит в том, что печальное действие, из-за которого их обвиняют, является оправданным убийством и поэтому не представляет преступления», — и подвинул «Британские статуты» к судье, как вновь выскочил этот попрыгунчик Хатчинсон и потребовал отложить заседание суда.

— Чем он обосновал?

— Ничем. Он преподнес свое предложение как папскую буллу. Судьи повиновались. — Джон расстегнул тесный воротник. — Город в отчаянии, ожидая утром смертный приговор. Мой мыльный пузырь лопнул! Газ вышел из моего пузыря, и я шлепнулся на землю.

— Ну, дорогой, ты путаешь метафоры.

— Моя неудача вызвана моим тщеславием. Я держал «Британские статуты» так, что корешок книги был направлен на Хатчинсона, как гарпун. Он, видимо, знал, что в книге есть статут против реквизиции. Дело закончено.

Это был печальный конец после больших надежд. Никто не нанес им визита. Улицы опустели. Над городом нависла пелена.

В полночь Джон сказал:

— Я должен пойти в тюрьму и утешить моряков, передать, что о них думают, даже если им придется умереть. Что другое мы можем предложить им? Только… братство. Скорбная подачка в ночной мгле…

— Но ведь ты потратил почти два месяца напряженного труда.

— Да, но из исправительного дома я отправлюсь в свою постель, к жене, к горячему завтраку. А они отправятся навстречу приговору, к веревкам на виселице. Кто ответствен — моряк, бросивший гарпун, или адвокат, не добившийся оправдания?

— Может тюремщик приготовить им чай?

— Мы больше не ввозим чай.

— Тогда я приготовлю наш. Ты отнесешь его в кувшине.

— Завари покрепче, Нэбби. Он придаст нам смелость.

На следующее утро она настояла на том, что пойдет в суд выслушать приговор.

Такого мрачного настроения от роду у нее не было, когда она входила в судебное здание. Тюремщики ввели четырех моряков, бледных от ужаса. Они стояли перед пятнадцатью судьями, включая Бернарда, Окмюрти, коммодора Худа военно-морского флота Его Величества и «некоторых адвокатов Массачусетса». Губернатор Бернард Хатчинсон встал и с суровым видом произнес:

— Убийство лейтенанта Пантона было оправданным в силу необходимости самозащиты. Арестованные оправданы и должны быть освобождены.

Абигейл оцепенела. Оцепенели и все присутствующие в зале суда.

Затем поднялся судья Роберт Окмюрти и глухим голосом объявил:

— Решение суда единогласное!

Началось вавилонское столпотворение. Люди кричали, смеялись, плакали, обнимали четырех моряков, которые остолбенели, не веря ушам своим. Среди вспышки радости и облегчения Абигейл, пытавшаяся пробиться к мужу и поздравить его, почувствовала, что ее держат за руки незнакомые люди, ее целуют незнакомые женщины. Пробиться к Джону было невозможно. Его окружили знакомые, хлопали по спине, восхваляли до небес.

Так было до конца дня, приходили сотни людей с женами и детьми, приносили в подарок цветы, сладости, книги. Джонатан и Эстер Сиуолл также нанесли визит на пару минут. Эстер сказала Абигейл:

— Никому не нравятся поражения. Но Джонатан горд за Джона сегодня. Весь Бостон горд.

Когда они остались одни, Джон спросил, потирая своими пухлыми пальцами глаза:

— Горд чем? Мне же не позволили изложить дело. Хатчинсон боялся, что если я его изложу, то все американские моряки будут сопротивляться и убивать, не давая возможности себя реквизировать.

— Но именно ты вынудил их к такому решению. Твоя защита теперь доступна для любой колонии, если англичане вновь попытаются заняться реквизицией. Не огорчайся. Ты герой дня. Будь рад этому!

Приятно быть калифом на час. Бокалами, выпитыми в их честь, можно было бы наполнить Бостонскую гавань. Мужчины снимали шляпы, встречая Абигейл на улице, женщины расплывались в улыбке, торговцы бросались ей навстречу, отталкивая приказчиков; даже в мясных, рыбных и овощных лавках перешептывались, завидев миссис Джон Адамс. Ей предлагали лучшие куски мяса, самые свежие фрукты и овощи, самую вкусную рыбу.

Джон находился в Фолмауте. Он намеревался быть в Бостоне к июльской сессии суда, но к концу месяца прислал с друзьями два письма, сообщая, что, хотя он выиграл три дела, оставалось еще шестьдесят.

— Ничто, кроме надежды заработать для моей любимой семьи, не может поддержать меня в этих нудных занятиях.

Абигейл пришлось смириться с этим, ибо всякий раз, когда им удавалось отложить сто фунтов стерлингов, появлялось политическое дело, приковывавшее к себе внимание Джона, и их доходы падали, сбережения тратились на содержание дома и ежедневные расходы в Бостоне. Они надеялись, что смутная обстановка не нарушит окончательно их платежный баланс.

Губернатор Бернард был вызван в Лондон для «консультации», что Джон расценил как более мягкий эквивалент слова «отставка». Когда судно губернатора отходило от причала, зазвонили колокола, с доков Джона Хэнкока загрохотали пушки, Дерево Свободы было украшено флагами, на Кинг-стрит и у Форт-Хилла горели костры. Ассамблея Массачусетса обратилась с петицией к королю Георгу III «снять с поста в его правительстве навсегда сэра Фрэнсиса Бернарда». Бостон был уверен в своей победе.

Дела шли хорошо. Хотя соглашение об отказе от импорта из Англии все еще сдерживало деловую активность, появилась возможность нанять клерка, и Джон взял на работу приятного молодого человека по имени Джонатан Уильямс Остин, только что окончившего Гарвардский университет. Поскольку не было иной возможности обучаться праву, Джон счел своей обязанностью установить отношения типа мастер — подмастерье. Через десять дней его старый друг Джон Тюдор навязал ему своего сына.

— Что я буду делать с двумя писцами сразу? — жаловался он Абигейл. — Что скажут Ассоциация адвокатов и свет? Что у меня много претензий?

— Ты способен дать им такое хорошее юридическое образование, какое только можно найти в колониях.

— Шутишь, дорогая. Мое понимание чести, совести, если хочешь, требует, чтобы я дал им интенсивную подготовку не только по книгам, но и по судебным процедурам, чем не занимался со мной Путнам, предпочитая обсуждать вопросы религии.