Жертва судебной ошибки - Эжен Сю
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Анатоль чувствовал себя невыносимо неловко, но в первую минуту истинное расположение к другу детства подсказало ему, что надо пробраться вперед, чтобы Бонакэ увидал хоть одно дружелюбное лицо среди враждебной, холодной толпы. Однако себялюбивая, низкая трусость удержала Дюкормье. Признаться в знакомстве с Бонакэ значило разделить с ним смешное положение, быть раздавленным общим презрением; защитить его от оскорбления, все равно, что быть выгнанным в ту же минуту из отеля де Морсен. А Дюкормье, по многим причинам, дорожил новым положением. Но он ясно сознавал низость своего поведения и отодвинулся подальше, даже наклонил голову, боясь, как бы Бонакэ не заметил его по высокому росту. Уйти он не мог: его удерживало любопытство и невольное участие к положению друга.
Князь, княгиня, Сен-Мерри и г-жа де Роберсак поспешно советовались в то время, когда супруги Бонакэ шли по галерее. Когда они были уже совсем у колонн, отделявших галерею от гостиной, князь де Морсен вышел вперед и стал у входа в гостиную, как бы для того, чтобы не пустить дальше незваных гостей.
XXVI
Увидав это, Бонакэ с женой обменялись улыбкой и спокойно подошли к князю. Князь загородил дорогу доктору и среди глубокой, почти торжественной тишины произнес ледяным высокомерным тоном:
— Милостивый государь, куда вы? Кто вы такой?
— Жером Бонакэ, доктор медицины, — ответил Бонакэ просто, глядя пристально на князя.
— Вы ошиблись домом, милостивый государь, и не туда зашли. Здесь нет больных, и доктора не звали.
Спокойствие Бонакэ бесило князя, и он побагровел, говоря это.
— А мне кажется, милостивый государь, что вы нездоровы, — ответил Бонакэ с невозмутимым хладнокровием. — Лицо у вас горит, глаза возбужденные. Вы страдаете полнокровием, и пульс, вероятно, девяносто в минуту. Но позвольте спросить, с кем имею честь говорить?
Де Морсен задохнулся при этом насмешливом ответе, а Элоиза, точно в собственной гостиной, указывая глазами на князя, громко сказала мужу:
— Мой друг, позвольте вам представить: г-н де Морсен, мой двоюродный брат и представитель нашей семьи.
И, пользуясь остолбенением князя, они прошли мимо него прямо к княгине.
— Теперь, если желаете, мой друг, — сказала Элоиза все так же громко, — я вас представлю г-же де Морсен.
Княгиня стояла рядом с г-жой де Роберсак, сзади нее Сен-Мерри, немного подальше остальное общество полукругом.
— Кузина, позвольте вам представить моего мужа…
Доктор поклонился. Услыхав оскорбительный шепот, он выпрямился и обвел взглядом все собрание. Княгиня, озадаченная в первую секунду самоуверенностью Элоизы, гневно сказала:
— Я отвечу маркизе де Бленвиль, что…
— Извините, кузина, вы потрудитесь отвечать г-же Бонакэ, потому что я имею честь носить это имя.
— Я отвечу маркизе де Бленвиль, — возвысила голос княгини, — что для чести нашего дома не желаю верить в действительность ее брака. Это жалкая мистификация и ничего больше.
— Но не угодно ли вам, сударыня, сказать, почему вы считаете мой брак мистификацией?
— Очень просто, сударыня, — отвечала г-жа де Роберсак с горькой и высокомерной улыбкой, — потому что лучше считать его за мистификацию, чем краснеть от стыда!
Г-жа Бонакэ смерила баронессу с головы до ног и сказала с подавляющей гордостью:
— Я не позволю г-же де Роберсак говорить о стыде. Если бы г-жа де Роберсак знала, что такое стыд, то она не была бы в этой гостиной возле княгини де Морсен и ее дочери.
При этом намеке на связь баронессы с князем, которую они выставляли с таким цинизмом, г-жа де Роберсак побледнела, закусила губы до крови и остановилась. Князь, не менее взволнованный справедливым упреком, сказал Элоизе:
— Подобная дерзость, сударыня…
— Прекратим это, милостивый государь! — сказал доктор. — Не будем играть в недоконченные фразы. Здесь прекрасно знают, что это моя жена. Она исполнила свою обязанность, известив вас о нашем браке. Самое простое приличие требовало этой вежливости. Вы на нее ответили верхом дерзости… или глупости: выбирайте!
— Милостивый государь, ваши слова…
— Если вас затрудняет выбор, то попросите кого-нибудь из молодых членов вашей семьи выбрать за вас. Пришлите его ко мне, и мы поговорим… Теперь в двух словах скажу, почему мы с женой у вас. Вы объявили, что мой брак с г-жой де Бленвиль бесчестит вашу семью. Это надо доказать. И вот я явился потребовать от вас доказательств при всех. Не сомневаюсь, присутствующие найдут, что я поступаю как порядочный человек. Теперь потрудитесь ответить, я жду.
Князь хотел смутить доктора своим величием и поэтому сказал как можно презрительней:
— Когда я выбираю себе собеседника, то всегда отвечаю ему. Но первому встречному, который позволяет себе спрашивать меня подобным образом, я ничего не отвечу.
— Позволю себе заметить, милостивый государь, что благовоспитанный человек должен отвечать даже первому встречному, если этот требует отчета в незаслуженном оскорблении. Поэтому вы потрудитесь сейчас же точно и основательно объяснить, чем и почему мой брак с г-жой де Бленвиль мог обесчестить вашу семью. Если вы не объясните, то, беру в свидетели всех присутствующих, я сочту ваше молчание за признание, что вы незаслуженно оскорбили меня, и таким образом вы покорно извиняетесь передо мной. Я удовлетворюсь вашим молчаливым извинением, и мы с женой удалимся.
— Я стану извиняться! Я — извиняться! Никогда!
— В таком случае позвольте хоть один факт. Ну-с, я жду.
Князь смутился и опустил глаза перед взглядом доктора.
— Что же, милостивый государь? Все еще ничего? Позвольте мне этот бесчестный, позорящий факт, который заставляет краснеть вашу семью? Его невозможно найти, не правда ли? Это я понимаю, — сказал Бонакэ с презрительной улыбкой. — Вы в затруднении, и мне жаль вас. Поэтому я спрошу проще: по вашему мнению, наш брак возмутителен лишь потому, что моя жена была маркиза, а я — доктор?
— Э, милостивый государь, — вскричал князь, — чего еще больше, как подобный неравный брак для…
— Итак, вы формально перед всеми окружающими признаете, что меня не в чем упрекнуть, и вы недовольны только потому, что я бедный разночинец, честный, трудолюбивый, интеллигентный и (простите за самомнение), вместо всякого дворянства, несколько известный в науке? Словом, вы признаете меня за вполне порядочного человека, за исключением того лишь, что я совершенно неизвестного происхождения?.. Хотя, между нами, — прибавил доктор, улыба-ясь, — мне кажется, что я родился и имею
