Великолепные руины - Джесс Уолтер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гости поднялись на крыльцо. Паскаль грозно взглянул на Майкла Дина, и тот в испуге отступил.
– Значит, Ди не приезжала? – спросил Майкл.
– Нет, – повторил Паскаль.
– Вот видите, я же вам говорил, – обратился к актеру Дин. – Поехали обратно в Рим. Она вернется туда или, может, все-таки поедет в Швейцарию.
Бёртон провел рукой по волосам и кивнул на бутылку вина:
– Ты не обидишься, если я хлебну, парень?
Майкл Дин за его спиной поморщился. Бёртон поболтал бутылкой в воздухе и показал Дину, что она пуста.
– Ну что за везение! – Он облизнулся, словно умирающий от жажды.
– Внутри есть еще вино, – сказал Паскаль. – В кухне.
– Ты отличный парень, Пат. – Бёртон похлопал юношу по плечу и прошел в дом.
Майкл переступил с ноги на ногу и прокашлялся.
– Дик думал, она сюда вернулась, – сказал он.
– Ди потеряна?
– Можно и так сказать. – Дин нахмурился, решая, стоит ли пускаться в объяснения. – Она должна была ехать в Швейцарию, но я позвонил в клинику, и там ответили, что Ди не появлялась. Похоже, она так и не села в поезд. – Майкл потер висок. – Если она приедет, не могли бы вы со мной связаться?
Паскаль промолчал.
– Послушайте, – сказал Дин. – Все очень запутано. Вы видели эту несчастную девочку. Признаю, с ней обошлись ужасно. Но тут речь не только о ней, у нас ведь есть обязательства и перед другими людьми… Браки, карьеры… Все непросто.
Паскаль вздрогнул. Когда-то и он сказал те же самые слова об Амедии. Все непросто.
Майкл Дин снова закашлялся.
– Я сюда не справедливость восстанавливать приехал. Я приехал, чтобы оставить для нее сообщение, если она появится. Передайте ей, я знаю, что она рассержена. Но я также совершенно точно знаю, что ей нужно. Передайте ей: «Майкл Дин знает, чего вы хотите». Я смогу ей помочь. – Он сунул руку в карман и протянул Паскалю еще один конверт. – В итальянском есть одно выражение, которое мне в последнее время очень нравится. Con molto discrezione.
Со всем возможным уважением. Паскаль отмахнулся от денег, как от шмеля.
Майкл осторожно положил конверт на стол.
– Просто скажите ей, чтобы она со мной связалась, capisce?
В дверях появился Ричард Бёртон:
– Где, ты сказал, вино стоит, парень?
Паскаль объяснил ему, где искать бутылки, и Бёртон снова скрылся на кухне.
Дин улыбнулся:
– Иногда эти таланты могут и достать.
– А он талант? – спросил Паскаль.
– Лучший из всех, кого я видел.
Бёртон вышел с бутылкой без этикетки.
– Отлично! Динчик, не забудь за вино заплатить.
Майкл положил на стол в два раза больше, чем стоила бутылка.
На звук голосов спустился Бендер и замер, потрясенно глядя на Бёртона.
– Cin tin, amico. – Ричард поднес темную бутылку к губам. Он явно посчитал Алвиса итальянцем. Сделав большой глоток, Бёртон снова повернулся к Дину: – Ну что, Дин-Дин, пора нам завоевывать другие миры… – Он поклонился Паскалю: – Уважаемый дирижер! У вас прекрасный оркестр. Главное, ничего не менять. – И он зашагал обратно к лодке.
Майкл Дин вынул из нагрудного кармана визитку и ручку.
– А это… – он торжественно положил подписанную карточку перед Паскалем с таким видом, будто только что совершил чудо, – это вам, мистер Турси. Может быть, настанет день, когда и я смогу что-то сделать лично для вас. Con molto discrezione, – повторил он, кивнул и пошел следом за Бёртоном.
Паскаль взял со стола картонку. Под размашистой подписью проступал напечатанный текст: «Майкл Дин, связи с общественностью, “Двадцатый век Фокс”».
В дверях отеля истуканом замер Бендер, ошеломленно глядя вслед уходящим.
– Паскаль, – наконец сказал он, – это что, правда Ричард Бёртон?
– Да, – вздохнул Паскаль.
И тут бы история с кинематографом и закончилась, если бы не тетя Валерия. Она появилась из-за старой часовни, точно призрак, спотыкаясь и всхлипывая, вне себя от горя, стыда и усталости. Глаза ее были пусты, курчавые волосы стояли дыбом, одежда перепачкалась, на пыльных, осунувшихся щеках пролегли бороздки от пролитых слез.
– Diavollo!
Валерия прошла мимо гостиницы, мимо Алвиса и Паскаля и спустилась к воде. Перед ней бежали злобные деревенские кошки. Ричард Бёртон был слишком далеко, и она как фурия накинулась на Майкла.
– Дьявол, подлец, жестокий убийца! – шипела она по-итальянски. – Ornicida! Cruento assassino!
Ричард, который уже почти донес свою бутылку до яхты, обернулся:
– Дин, я же тебе велел заплатить за вино!
Майкл остановился. Он широко улыбнулся, надеясь отбить атаку, но старую ведьму было уже не остановить. Она ткнула в него узловатым пальцем. Ужасное проклятие прогремело над бухтой:
– Lo vi maledicono a moirire lentamente, tormentati du tua anima miserabile! Пусть смерть твоя будет долгой и мучительной и пусть иссохнет от страданий твоя душа!
– Дин, черт тебя побери, – заорал Ричард, – а ну давай быстро в лодку!
15. Первая глава мемуаров Майкла Дина, забракованная редактором
2006
Лос-Анджелес, штат Калифорния
Мотор!
С чего бы начать? С рождения, говорят обычно люди.
Ну что ж. Формально я появился на свет в 1939 году. Четвертый (всего нас было шестеро) ребенок ушлого юриста из Города ангелов. Но по-настоящему я родился лишь весной 1962-го.
Тогда мне открылось мое предназначение.
До этого я жил так, как живут, должно быть, все обычные люди. Ужинал с родителями, ходил на плавание и теннис, на лето ездил к двоюродным братьям во Флориду, щупал девчонок за школой и около кинотеатра.
Был ли я самым способным из класса? Нет. Самым красивым? Тоже нет. Вечно я вляпывался в Неприятности. С большой буквы. Одноклассники мне завидовали и часто лупили. Девчонки отвешивали пощечины. Школы выплевывали, как испорченную устрицу.
Отец считал меня предателем. Я предал его гордое имя и его ожидания. Мне полагалось учиться за границей. Окончить юридический факультет. Пройти стажировку в его фирме. Идти по его стопам. Прожить его жизнь. Вместо этого я пытался прожить свою. Два года я учился на актерском. Изучал бродвейские спектакли. В шестидесятом бросил учебу: хотел сниматься в кино. Но подвело цыплячье теловычитание, и меня не взяли. Тогда я решил узнать этот бизнес изнутри. Начать с самого низу. С отдела по связям с общественностью на киностудии «Двадцатый век Фокс».
Работали мы тогда в старом гараже, переоборудованном под офис. Целый день общались по телефону с репортерами. Старались, чтобы хорошие истории появлялись в прессе, а плохие туда не попадали. По вечерам нужно было ходить на премьеры и вечеринки. Вы спросите, нравилась ли мне работа? А кому бы она не понравилась? Каждый вечер на мне висла новая цыпочка. Солнце, минимум одежды, секс. Жизнь била ключом.
Начальником у меня был лопоухий жирный тип со Среднего Запада по имени Дули. Я был новичком, и он старался за мной присматривать. Потому что я мог представлять для него угрозу. Как-то утром, когда Дули не было в офисе, раздался звонок. На том конце телефонного провода бились в истерике, потому что у ворот студии стоял какой-то умник с очень занимательными фотографиями известного актера из вестернов. На вечеринке. Восходящая звезда, любимец публики. Чего публика не знала, так это что парень голубой, как майское небо. На фотографиях он целовал раскрывающийся в чужих штанах бутон. Лучшее представление в жизни этого актера.
Дули должен был вернуться только назавтра. Но фотограф-то до завтра ждать не стал бы. Сначала я позвонил журналюге из отдела светских сплетен, он был мне должен, и я слил ему информацию, будто бы этот ковбой обручился с юной актриской, тоже восходящей звездой, но уже второго плана. Откуда я знал, что она согласится? Я сам ее попользовал пару раз. Для нее связать свое имя с таким ковбоем означало кратчайшим путем пробиться наверх. Конечно, она согласилась. В этом городе все плывет исключительно вверх по течению. Потом я прогулялся до ворот и нанял этого умника для съемок на студийных фотопробах. Негативы сжег сам, никому не доверил.
Позвонили мне в полдень, а к пяти все было улажено. Но Дули на следующий день рвал и метал. Почему? Да потому что меня вызвал сам директор студии. Меня. Не его.
Дули обрабатывал меня целый час. Не смотри старику Скуросу в глаза. Не выражайся. И ни в коем случае не спорь.
Ладно. Я ждал в приемной целый час. Потом меня впустили в кабинет. Скурос сидел на краешке стола, в похоронном костюме, приличествующем директору студии. Жирдяй в очках с толстенными линзами и набриолиненными волосами. Он пригласил меня сесть. Предложил кока-колы, я поблагодарил. Высокомерный ублюдок открыл бутылку, налил в стакан треть и протянул мне. Бутылку он держал так, как будто другие две трети я пока не заслужил. Старый грек сидел на краю стола, смотрел, как я пью свою малюсенькую порцию колы, и задавал вопросы. Откуда я? Чем хотел бы заниматься? Какой мой любимый фильм? Про того ковбоя он даже не вспомнил ни разу. Я понять не мог, чего он ко мне прицепился.