Великолепные руины - Джесс Уолтер

Бендер еще больше растрогался – вот ведь, человек нашел в себе мужество признаться – и простил его. Он и сам-то был ненастоящий писатель. Десять лет он всем рассказывал про свой роман, но так и не написал ни строчки. Друзья обнимались и плакали до самого утра, признаваясь друг другу во все новых грехах.

На следующий день Алвису было нехорошо. Он тупо смотрел на порт Ла-Специи. Из трех месяцев, которые ему предоставил отец, прошло уже два с половиной. Две недели на то, чтобы выгнать из башки тараканов. Бендер подхватил чемодан и пишущую машинку и пошел торговаться с лодочником, чтобы тот доставил его в Портовенере. Вот только произношение его подвело. Через два часа лодка ткнулась носом в причал. Перед ними лежала малюсенькая бухта с дюжиной домишек, прилепившихся к скалам, и гостиница с тратторией, названная, как и все на этом побережье, в честь святого Петра. На берегу рыбаки чинили сети. Владелец пустующей гостиницы курил трубку на крыльце и читал газету. Рядом на теплом камне пристроился мечтательный мальчик с небесно-голубыми глазами.

– Ты куда меня привез? – спросил лодочника Алвис.

– В Порто-Верньону.

Порт стыда. Разве не сюда он рвался? Вот тут ему самое место.

– Ну и хорошо, – ответил Бендер.

Хозяин гостиницы, Карло Турси, был человеком очень приятным. Он переехал сюда из Флоренции, потеряв на войне двоих сыновей. Карло очень гордился тем, что американский писатель пожелал остановиться в его pensione. Он пообещал Алвису, что Паскаль, его сын, шуметь не будет и Алвис сможет спокойно работать. В комнатушке на третьем этаже, под шум волн, накатывавших на каменистый берег, Бендер распаковал наконец свою пишущую машинку и поставил ее на столик у окна с закрытыми ставнями. Посидел. Засунул под валик лист. Погладил гладкие клавиши и выпуклые литеры. Прошел час. Бендер спустился вниз, чтобы выпить вина. Карло по-прежнему сидел на крыльце.

– Как роман? – серьезно спросил он.

– Не идет что-то, – честно ответил Алвис.

– Почему?

– Начать никак не получается.

Карло задумался.

– Тогда начните с конца.

Алвис вспомнил перевернутый набросок, который он видел в Стретуе. Ну конечно! Сначала надо написать конец! Он рассмеялся.

Карло решил, будто американец смеется над его stupido предложением, и извинился.

Да нет же, ответил ему писатель, предложение просто замечательное. Он так давно говорил об этой книге, как будто она уже написана, висит в воздухе и ждет его, как будто она ручеек, а ему только надо изловчиться и просто войти в нее в правильном месте. Так почему бы не начать с конца? Алвис взлетел по лестнице и напечатал: «А потом пришла весна и вместе с ней конец моей войны».

Бендер смотрел на единственное предложение своего романа, такое обрывочное и такое прекрасное. Он напечатал еще одну фразу, и еще одну. Скоро текстом заполнилась целая страница. Тогда Бендер спустился вниз и выпил вина со своей серьезной музой в очках, Карлом Турси. Такая у него теперь будет награда, решил Бендер, такой ритм: одна страница – один стакан вина с Карло. Через две недели Алвис написал двенадцать страниц. Он сам ужасно удивился, когда понял, что рассказывает про девушку, которую он встретил под конец войны. Девушку, которая руками за пару минут облегчила его страдания. Алвис и не собирался включать этот эпизод в роман: история про девушку ни с чем не вязалась, и вдруг оказалось, что только она и имеет значение.

Перед отъездом Бендер упаковал вещи, машинку и листы романа, попрощался с семейством Турси и пообещал, что вернется на следующий год. И на следующий тоже. Каждый год он будет приезжать на две недели и писать. Писать, пока не напишет. Или не сдохнет.

Один из рыбаков отвез его в Ла-Специю, а там Бендер сел на автобус и поехал в Личиану, деревню, откуда девушка была родом. Он смотрел в окно и искал то место, где они встретились, сарай и рощу. Алвис никак не мог сориентироваться, очень уж все изменилось. Деревня выросла вдвое, вместо убогих домишек выстроились красивые деревянные и кирпичные здания. Алвис отыскал тратторию и назвал владельцу фамилию Марии. Хозяин знал эту семью, он ходил в школу с братом Марии, Марко. Марко воевал на стороне фашистов, за труды на благо немцев его подвесили на деревенской площади вниз головой, и он истек кровью, как зарезанная корова. Про Марию хозяин ничего не слышал, но знал, что ее младшая сестра, Нина, вышла замуж и по-прежнему живет в деревне. Алвис отыскал ее дом, одноэтажный, чистенький, прямо под древней стеной. Деревня выплеснулась за прежние границы, и на склоне холма строился новый район. Алвис постучал. В окно рядом с дверью выглянула черноволосая женщина и спросила, что ему нужно.

Алвис сказал, что во время войны познакомился с ее сестрой.

– С Анной? – спросила женщина.

– Нет, с Марией.

– А, – мрачно ответила Нина. Она помолчала, а потом пригласила его в чистенькую гостиную. – Мария вышла замуж за врача и живет в Генуе.

Бендер попросил адрес. Нина помрачнела еще больше.

– На кой ей надо, чтоб на нее очередной военный дружок свалился? Она наконец-то нашла свое счастье. Зачем воду мутить?

Алвис заверил ее, что совершенно не собирается мутить воду.

– Во время войны ей тяжко пришлось. Оставьте ее в покое. Пожалуйста!

Из кухни Нину позвал ее сын, и она вышла.

В гостиной стоял телефон. Как обычно бывает в семьях, у которых только-только появился в доме аппарат, телефон стоял на самом видном месте, на столике, украшенном фигурками святых. Рядом лежала записная книжка.

Алвис открыл ее на букве «м» и, конечно же, сразу увидел имя «Мария». Ни фамилии, ни номера. Только адрес в Генуе. Алвис запомнил его, закрыл книжку, поблагодарил Нину и ушел.

В тот же день он сел на поезд и поехал в Геную. Улочка оказалась рядом с портом. Авис испугался, что неправильно запомнил адрес: район как-то мало подходил для семьи врача. Каменные и кирпичные домики каскадами спускались со склона к морю, налезая друг на друга, точно ноты в нотной тетради. На нижних этажах размещались дешевые кафешки и таверны для моряков, на верхних – меблированные комнаты и гостиничные номера. Алвис отыскал нужный дом, вошел в грязный бар с насквозь прогнившими стенами и мебелью. Пол был застлан старым ковром. Крысиная нора. Худющий бармен сидел за стойкой и наливал пиво рыбакам в огромных кепках.

Алвис извинился и сказал, что, должно быть спутал адрес.

– Я ищу женщину, ее зовут…

Худой бармен просто ткнул пальцем в лестницу за спиной. Алвис понял, куда попал. Он заплатил бармену и поднялся по ступеням. Он очень надеялся, что спутал адрес, что он не найдет здесь Марию. Наверху был небольшой холл с диваном и двумя стульями. На диване сидели две молоденькие девчушки и листали журналы.

Мария сидела на стуле. На ней был старый шелковый халат, в руках сигарета.

– Здравствуйте, – сказал Алвис.

Мария на него даже не взглянула.

– Америка, да? – по-английски спросила одна из девчушек. – Я тебе нравлюсь, Америка?

Алвис не обратил на нее никакого внимания.

– Мария, – тихо позвал он.

Она не подняла головы.

– Мария!

Проститутка посмотрела на него. Она постарела на двадцать лет, а прошло только десять. Располнела, у глаз и рта залегли глубокие морщины.

– Кто такая Мария? – по-английски спросила она.

Девчушка рассмеялась:

– Хватит его дразнить. Или отдай его мне.

Мария назвала расценки. Кажется, она его не узнала. Над ее головой висела жутковатая картина с ирисом. Алвису вдруг очень захотелось перевернуть рисунок. Он заплатил за полчаса.

Ему и раньше приходилось бывать в таких местах, поэтому он отдал вперед только половину денег. Мария отнесла их вниз бармену. Потом она провела Алвиса в отдельную комнату. Там стояли застеленная кровать, тумбочка, поцарапанная вешалка для одежды, на стене висело мутное старое зеркало. В окно были видны порт и улица. Женщина села на кровать – пружины под ней скрипнули – и начала расстегивать пуговицы халата.

– Ты не помнишь меня? – спросил Алвис по-итальянски.

Она перестала раздеваться и посмотрела на него. Нет, кажется, не помнит.

Алвис, медленно подбирая слова, рассказывал ей, как его полк шел по Италии, как он встретил ее на пустой дороге однажды вечером и проводил до дома, как в тот день он понял, что ему все равно, погибнет он или останется цел, но встреча с ней снова заставила его ощутить радость жизни. Рассказал, что она подтолкнула его, убедила написать роман и отнестись к этому делу серьезно, но он вернулся в Америку («Recordare – Висконсин?») и потратил последние десять лет впустую. Его лучший друг умер на войне, у друга остались жена и сын. А у Алвиса никого не было, он вернулся и пустил на ветер целое десятилетие.

Она терпеливо его выслушала, а потом спросила, надо ли ей раздеваться.

Он ответил, что ездил в Личиану, пытался ее найти. Ему показалось, что в ее глазах нечто мелькнуло. Быть может, стыд? Алвис говорил о том, что она сделала для него в ту ночь. Не секс, не то, как она утешала его после, как прижимала его к своей прекрасной груди, пока он плакал. Потому что никто в мире не был так добр к нему.