Капитан повесился! Предполагаемый наследник - Уэйд Генри

– Да, сэр, но меньше всего мне хотелось бы вспоминать о нем. С самого начала я взял неверный след и позволил одному человеку застрелиться прямо у меня на глазах.

– Что ж, иногда это делается не без тайного умысла, не правда ли? Я имею в виду это ваше «позволил». Чем я могу вам помочь? Присаживайтесь. Не возражаете, если я продолжу свое занятие? На неделе просто не хватает времени для хобби. Я буду рассматривать гравюры и одновременно слушать вас самым внимательным образом.

Сэр Джеймс взял увеличительное стекло и стал разглядывать тончайшие линии гравюры.

– Великолепно, – пробормотал он. – И в прекрасном состоянии. Продолжайте, инспектор.

Лотт достал записную книжку и принялся перелистывать страницы.

– Мы не слишком продвинулись в расследовании, сэр. Суперинтендант просил меня проконсультироваться с вами относительно одного момента. Но прежде чем мы перейдем к нему, хотел бы спросить: у вас имеются какие-либо соображения, могущие пролить свет на историю в целом?

Сэр Джеймс покачал головой:

– Я долго размышлял о данном деле, и если не считать того факта, что я отчетливо слышал чьи-то шаги, о чем я уже говорил суперинтенданту Даули, мне нечего добавить к первоначальным своим показаниям. Кстати, вам удалось установить, чьи это были шаги?

– Да, сэр, – ответил Лотт. – Вы слышали шаги местного констебля, он совершал обход территории.

Сэр Джеймс приподнял брови. Очевидно, та же идея приходила ему в голову, как и Лотту, но он не принадлежал к людям, критикующим местные власти.

– Вероятно, суперинтендант был сильно разочарован. – Сэр Джеймс решил ограничиться лишь этим замечанием.

– Не совсем так, сэр. Выяснилось, что это был важный момент, поскольку он позволил нам с большей точностью определить предполагаемое время смерти.

И Лотт рассказал, что констебль Баннинг видел, что без пятнадцати одиннадцать вечера окно в кабинете оставалось незапертым и никакого трупа на его фоне не вырисовывалось. Сэр Джеймс внимательно выслушал его, даже отложил в сторону увеличительное стекло.

– Да, действительно, момент важный, – промолвил он. – А поскольку, согласно выводам медэксперта, смерть наступила в промежутке между одиннадцатью и двенадцатью часами ночи, то мистер Джеральд Стеррон и я не попадаем под подозрение. Ведь мы с ним обеспечили друг другу надежное алиби. Разумеется, в том случае, если вы не подозреваете нас в сговоре, – с улыбкой добавил сэр Джеймс.

Лотт кивнул.

– Такая возможность существует, сэр, – спокойно произнес он. – Но что касается вас, мы не способны найти сколько-нибудь вразумительного мотива.

Сэр Джеймс отвесил поклон.

– А о жажде славы вы не подумали? – спросил он.

– О жажде славы, сэр?

– Именно так. По своему опыту знаю – неукротимое желание прославиться является одним из сильнейших мотивов, толкающих человека на преступление.

Лотт улыбнулся:

– Да, сэр. Но мне и в голову не приходило соотнести ее с таким джентльменом, как вы.

Сэр Джеймс покачал красивой седой головой:

– Вы ошибаетесь. Тут нельзя исключать ни единой возможности, особенно когда речь идет о мужчине или женщине, ведущих скучную жизнь, как, например, я. И тем не менее готов заверить вас, что не имею ни малейшего отношения к данному преступлению. Ну и примерно по тем же соображениям полностью исключаю мистера Джеральда Стеррона, хоть и понимаю, что у него мог оказаться мотив посильнее моего. Ведь он получил бы прямую выгоду от смерти брата.

– Да, он наследует его собственность, сэр.

Сэр Джеймс окинул детектива беглым взглядом, затем снова взял гравюру и увеличительное стекло.

– Но, к сожалению, он от этого ничего не выигрывает, сэр. Положение в поместье хуже некуда, оно заложено и перезаложено, средства фонда на его восстановление можно использовать лишь через двадцать лет, к тому же придется заплатить большие налоги за права вступления в наследство, да еще нужны деньги на поддержание Феррис-Корта в должном состоянии. Так что, боюсь, и этот мотив тут не подходит, сэр.

– Тогда чем же я могу вам помочь?

Лотт отложил записную книжку.

– Это не официальный вопрос, сэр, – сказал он. – Дело в том, что суперинтендант Даули высоко ценит ваше мнение, ведь вы были и врачом, и коронером и хорошо разбираетесь в причинах смерти. У нас имеется заключение местного медэксперта, а также эксперта, присланного из Лондона, но мистер Даули просил меня узнать у вас: может ли один человек задушить другого так, чтобы тот не оказывал сильного сопротивления и на теле жертвы не осталось бы следов насилия? Капитан Стеррон был крупным мужчиной, однако его сначала задушили, а потом повесили, но на теле не осталось ни единой отметины от борьбы. Возможно ли такое?

Сэр Джеймс снова отложил увеличительное стекло и придвинул свое кресло к креслу Лотта. Он снял очки и стал старательно протирать их.

– Надеюсь, вы понимаете, инспектор, что это должно остаться сугубо частным мнением, – произнес он. – Я не являюсь практикующим врачом, и, если вам нужны свидетельские показания для суда, придется обратиться к официальному эксперту. Но готов поделиться своим мнением – уж не знаю, пригодится ли оно вам. Единственный способ задушить такого крупного мужчину, как капитан Стеррон, без отчаянной борьбы и шума сводится к тому, что сначала его надо было привести в бессознательное состояние. Или неожиданным ударом по голове, или же перекрыв доступ кислорода к легким. Полагаю, первый вариант можно исключить – в противном случае сэр Халберт Лэмюэл непременно обнаружил бы следы от удара, даже если бы его нанесли мешочком с песком. Заблокировать доступ воздуха можно с помощью подушки – в этом случае жертва и крикнуть не успела бы. Но она сопротивлялась бы, дрыгала бы ногами и стучала по полу – естественная реакция. Ну разве что напал на него более крупный и сильный человек, чем сам капитан Стеррон, который мог бы зажать ноги жертвы своими ногами и удерживать их какое-то время… Более эффективный способ – заранее пропитать подушку каким-либо анестезирующим веществом – нет, не хлороформом, он действует медленно. Скорее всего, хлористый этил… достаточно вдохнуть два-три раза, и человек теряет сознание.

– А как же запах, сэр? Ведь он должен остаться в помещении. Может ли он выветриться за восемь или десять часов?

Сэр Джеймс покачал головой:

– Пожалуй, может, при наличии сквозняка. Если оставить двери и окна открытыми или использовать электрический вентилятор – тогда, конечно, запах выветрится через час или два.

– Займусь этим вплотную, сэр, – сказал Лотт. – Двери и окна были закрыты.

– В таком случае даже вентилятор не поможет. Но существует и третий вариант. Можно обездвижить человека резким ударом по центру скопления нервов – солнечному сплетению, например, или же сбоку, по шее, по так называемому блуждающему нерву, который ведет к сонной артерии. Но, повторяю, в обоих случаях должен остаться синяк.

– Да, сущая головоломка, сэр, – пробормотал детектив.

Еще какое-то время они обсуждали ситуацию, а потом Лотт заметил, что сэр Джеймс все чаще стал коситься на оставленные на столе гравюры, и поднялся из кресла.

– У вас тут настоящие сокровища, сэр Джеймс, – он поднялся и взял шляпу.

– Интересуетесь изобразительным искусством? Тогда осмотритесь по сторонам, мне всегда было приятно разделить с кем-то радость от созерцания этих произведений.

Лотт медленно обошел комнату и замер перед очаровательным сельским пейзажем, написанным маслом.

– Похоже на Бонингтона[12], сэр, – заметил он.

– Это и есть Бонингтон. А вы настоящий знаток.

Лотт даже покраснел от удовольствия.

– Ну, до знатока мне далеко, сэр, но галереи посещаю, когда выдается свободное время. Однако странно, что на раме вы не указали имя. Обычно люди хотят знать, кто автор картины.

Сэр Джеймс рассмеялся:

– Если бы я сделал это, то кое-кто из моих друзей и знакомых выяснил бы больше, чем положено знать. Я сам собирал коллекцию картин и гравюр, инспектор, отбирал каждую. Смею заверить, тут имеется несколько настоящих шедевров. В то же время назвать меня человеком богатым нельзя. Зарплата инспектора при министерстве внутренних дел далеко не так велика, что бы там ни говорилось в газетах о несправедливом распределении бюджета. Картины я приобрел по весьма умеренной цене – просто смотрел внимательно, старался ничего не упустить и использовать свои знания. Конечно, допускал и ошибки, даже у искусствоведов с мировым именем они случаются. Зато я никогда не выкладывал огромных сумм за приобретение произведений и не считал серьезной потерей, если мое решение оказывалось неверным. Мне довольно часто удавалось отыскать настоящее сокровище, о чем владелец его даже не подозревал, и если он соглашался расстаться с ним за предложенную мною сумму… то и просвещать его на эту тему было незачем. В общем, заплатив умеренную сумму за картину, глупо было бы вешать под ней табличку «Бонингтон» или «Констебл». А если прежний ее владелец вдруг увидел бы подпись? Тогда бы он счел – с моей точки зрения совершенно несправедливо, – что я наглым образом обманул его. А потому я оставляю их в том же виде, в каком и нашел – за исключением чистки и реставрации. И от того, что под картиной нет имени художника, она хуже не становится.