Последний долг - Пэппер Винтерс

Корабль шёл в неизвестность. Никакой информации о пункте высадки. Но мне было плевать. Я глубоко веровала в судьбу и лучше бы умерла в погоне за мечтой, чем заживо сгнила в трущобах Лондона, так и не попытавшись чего-то добиться.

Верная своему слову, я купила нам билеты на первый уходящий из порта корабль. Видя триумф Христофора Колумба, мореплаватели ринулись за ним вдогонку, и когда я предложила капитану деньги и своё тело в обмен на покровительство в пути, он согласился.

Мы отплыли на следующий день. Налегке. Прихватив с собой только надежду.

Либо мы сгинем в море, либо обретём свободу и светлое будущее.

И я надеялась, что морская болезнь не слишком его омрачит.

Очередная волна качнула скрипучее судно, и, застонав, я схватила ведро, чтобы вырвать.

Двенадцать недель.

Люди умирали, штормы изрядно потрепали экипаж и корабль, но мы продолжали странствовать среди волн.

Солнце пробилось из-за туч, подпитывая тёплыми лучами. Уильям сильно исхудал, став похожим на ходячий скелет, да и я выглядела не лучше. Рёбра выпирали из-под кожи так сильно, что она покрывалась синяками. Зубы выпадали из-за цинги, которая началась от недоедания, а зрение стремительно падало.

Но надежда ещё теплилась.

Судьба задолжала нам счастья, и, без сомнения, она нам его выплатит.

Через четырнадцать недель после оставления родных земель, на нас, наконец, снизошла благодать.

Долгожданная земля.

Земля, дарующая жизнь.

Следующие несколько дней у корабля словно открылось второе дыхание, ровно как и у его обитателей. Мы бурно радовались, и уровень возбуждения послужил дополнительным толчком к достижению цели.

Первые шаги по суше глубоко отозвались в моём сердце. Я это сделала. Покинула ад и обрела рай. Здесь мой внук заживёт лучшей жизнью, я задолжала ему её.

Единственное было неизвестно, насколько это будет трудно.

Три долгих года мы жили в нищете и лишениях. Наш новообретённый дом на поверку оказался ничем не лучше Англии. Вместо зданий ― хижины, вместо улиц ― грязные тропы, на которых поджидали опасности. Еду приходилось добывать охотой.

С каждым днём Уильям мужал. Из застенчивого пекаря он превратился в воина, в храбрости не уступающего чернокожим соседям нашего нового дома. Они научили его выслеживать добычу и ставить манки, обучили моего мальчика своему языку и приняли нас в своё племя.

Получив приглашение присоединиться к их семье, мы не стали долго раздумывать. В припортовом городке нас не держало ровным счётом ничего, и мы решились на паломничество в деревню. Мы добирались пешком несколько недель. Возраст давал о себе знать, а приёмы пищи превратились в рутинный труд из-за потери зубов. Тело отказывало, но я ещё не достигла цели.

Ещё пока.

Нужно обеспечить Уильяма. Он должен вернуться и истребовать долг, пока ему позволяет возраст. Да уж, мой длинный список дел не давал задумываться о старости.

Мой внук, словно богом посланный, помогал мне всегда и во всём: держал за руку и нёс, когда идти я уже не могла. Помогал шаманам унять жар, когда я заболела. И так же, как и я, никогда не переставал верить, что мы обретём искомое ― достаток.

И однажды, спустя пять лет и четыре месяца, как мы покинули Англию, это случилось.

Зрение моё заметно село, но каждый день, когда вечерело и на нашу приёмную деревню опускались сумерки, Уильям выводил меня на прогулку. Провожал к реке, и пока я мылась и отдыхала, охранял от хищников.

Но в ту ночь всё было по-другому. Откуда ни возьмись, появилась голодная гиена, нарушая тишину своим нервным смехом, и Уильям погнал её, угрожая копьём. Я стояла посреди воды, не смея выйти на берег, и не видя моего драгоценного внука.

Он не отвечал на мой зов, и не было слышно ни единого звука. Кто победил, а кто проиграл? На глаза моментально накатили слёзы от мысли потерять его. Если он погиб, нет больше смысла цепляться за жизнь, игнорируя старость. Зачем? Глупая надежда и слепая вера больше не помогут.

Однако беспокойство было напрасным, ибо мой мальчик вернулся целым и невредимым. Весь перепачканный коровью гиены, он тащил за собой её тушу, и ничего, кроме цвета кожи, не отличало его от наших спасителей ― такой же дикий и свирепый. Бросил добычу и вошёл в воду ко мне. Моя юбка, сделанная из шкуры животного, трепыхалась на волнах, облепив сверху бёдра. Уильям подошёл ко мне, протягивая что-то блестящее и большое, чёрного цвета ― цвета ночного кошмара и одновременно воплотившейся в жизнь мечты.

― Что это? ― прошептала я, чувствуя, как в груди чаще заколотилось сердце. Я не знала, что у меня в руках, но казалось, этому самое место в моих ладонях. Таково искупление на ощупь?

― Не знаю, но похоже, что истории, рассказываемые нам у костра, правдивы. Помнишь песни о волшебном чёрном камне? Думаю, это он, ― ответил внук, поцеловав меня в щёку, и я внезапно ощутила тяжесть нагретого теплом тела камня. ― Мне кажется, он чего-то стоит, бабушка. Думаю, это начало чего-то хорошего.

Хотела бы я сказать, что дожила до хороших времён, но, похоже, все свои силы я отдала моему дорогому внуку. Несколько месяцев спустя я заболела и слегла, в то время как Уильям копал землю. Копал чем приходилось: копьями или тазовыми костями львов, специально приспособленными для этого, медленно просеивая землю и выуживая другие чёрные камни. Чёрные камни сменились прозрачными ― красивыми и блестящими.

Наше племя собирало их и складывало в бушели, которые впоследствии надёжно закапывали, чтобы другие племена не ограбили нас. Уильям собрал группу из охотников, чтобы отправиться в порт и обменять свои волшебные камни.

Я осталась дома, изо всех сил цепляясь за жизнь.

Тело израсходовало свой ресурс, но душа пока уходить была не готова. Я пока была не готова…

Мы слышали рассказы о торговце золотом, сколотившем состояние на шафране и слитках. Тот же самый торговец отвел Уильяма в сторону и прошептал ему на ухо, что тот, возможно, нашел очень редкий алмаз.

Алмаз.

Так близко я ещё ни одного не видела.