Фея придёт под новый год (СИ) - Лакомка Ната

Но вот этой захотелось. И отказать ей Тодеу не мог. Особенно когда она смотрела на него своими удивительными глазами, и когда её губы были так близко… Нежные, сладкие даже на вид. Смешная! Поверила, что надпись на горшке — это «мёд». Нет, это было её имя — такое же красивое и звонкое, и сладкое, и нежное, как она сама. Миэль…

Её имя чуть не сорвалось с языка, но Тодеу вовремя спохватился. Нет, если она хочет строить из себя служанку, он не станет ей мешать. Иначе — кто знает? — не улетит ли эта пташка, испугавшись, что её тайна раскрыта. Поэтому вместо чувственного «Миэль» получилось неловкое мычание.

— Что? — графиня Слейтер удивлённо приподняла брови.

— М-м-море сегодня неспокойное, — нашёлся Тодеу. — Зрелище — не для глаз юной барышни.

— Но ведь здесь нам ничего не угрожает? — теперь в её голосе послышался страх.

— Нет, такие волны маяку не страшны, — успокоил её Тодеу, с удовольствием обнимая покрепче, потому что и она прижалась к нему теснее, словно ища защиты. Можно было посчитать это кокетством, но вряд ли аристократку, королевскую фаворитку заинтересовал бы безродный бывший матрос. К тому же, скупой — каким она сразу его представила.

— Тогда не вижу причин, чтобы не посмотреть вниз…

Они подошли к самому борту, откуда открывался вид на всю бухту и Монтроз, раскинувшийся вдоль берега. С черного неба сыпал колючий снег, и черные волны казались шершавыми. Оранжевый огонь маяка создавал на поверхности моря причудливые блики — будто глаза чудовищ, затаившихся в глубине.

Графиня Слейтер вздрогнула, и Тодеу поплотнее запахнул на ней одеяло.

— Давайте вернёмся, — сказал он. — Вы одеты вовсе не по погоде.

— Эйбел хотел уплыть сегодня ночью, — ответила она тихо и совсем невпопад. — Неужели его не пугает… вот это?..

— Всего лишь много воды, — задумчиво ответил Тодеу, впервые сам задавшийся вопросом, что заставляет людей так отчаянно бросаться в эту черную пучину. — Бывают люди, которые гораздо опаснее воды. Здесь, хотя бы, всё честно — не повезёт, дашь слабину, и уйдёшь на дно. Пять минут мучений — и конец. А вот люди могут устроить такое, что будешь десять лет жить, как в аду и мечтать…

— Ну что за ужасы вы говорите! — воскликнула она, пряча лицо у него на груди. — Всё, вернёмся. Я и правда замёрзла.

Жаровня почти прогорела, и Тодеу сразу подсыпал туда ещё мелких углей, поворошив щипцами, чтобы поскорее разгорелись. Графиня Слейтер забралась на кровать, сняла носки и теперь сидела, закутавшись в одеяло до макушки — так что видны были только глаза. Огромные, блестящие глаза — как у кошки. Красивые глаза. Притягательные.

— Вам надо отпустить Эйбела, — сказала она твёрдо. — Скажите, что весной, когда станет морской путь, он поплывёт, куда потянет сердце. Вы же не хотите, чтобы ваш сын бросался в это страшное море, очертя голову?

— Ну вот, опять вы заладили, — проворчал Тодеу. — То, как Эйбел пытался избавиться от вас, уже показывает, что ему рано отправляться в самостоятельное плавание. Море не терпит хитрости и предательства. За подобную выходку его утопят в два счета. Или повесят на рее.

— Так это ваша вина, если вы не объяснили своему сыну прописных истин, — заявила она, и гневно сверкнула глазами.

Будто не прижималась к нему всего пару минут назад. От воспоминаний об этих прижиманиях стало и сладко, и тошно одновременно. Тодеу только вздохнул, понимая, что эта ночь будет для него непростым испытанием.

— Хорошо, я подумаю, — сказал он, чтобы эта настырная женщина успокоилась. — А теперь ложитесь спать. Я подниму вас перед рассветом и провожу домой. Если кто-нибудь узнает, что вы пробыли здесь ночь, сплетням не будет конца до лета. А мне кажется, вы настроены на спокойную жизнь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ — Настроена, — ответила она и добавила упрямо. — Но сплетников ничуть не боюсь. Пусть будет стыдно тому, кто плохо об этом подумает.

— Насколько я помню, эти слова сказал наш покойный король, — хмыкнул Тодеу. — Когда из его спальни вышла фрейлина королевы, с растрёпанной причёской.

— Откуда вы знаете? — поразилась графиня Слейтер.

— Прочитал в мемуарах одной важной придворной дамы.

— Вот об этом как раз написали сплетники, — произнесла она нравоучительно. — Ведь и про меня могут сказать, что я спала в вашей постели.

Тодеу, только что подложивший несколько сандаловых щепочек на угли, рывком поднял голову. Эта дамочка сама не знала, что говорила. Или знала? И говорила намеренно?

«Я к вашим услугам… Я в вашей постели…», — да тут и святой забыл бы о святости.

«Я спала в вашей постели…», — если бы только это было правдой, а не игрой слов.

Глядя на её лицо, так и светившееся праведным торжеством, Тодеу не смог удержаться и сказал небрежно:

— Если об этом заговорят, придётся мне жениться на вас. Вы как? Не возражаете?

Её испуганно распахнувшиеся глаза сказали больше, чем все слова. Конечно же, возражает. Зачем графине моряк, купец, вдовец — и кто он там ещё? Ага, скупец. Тодеу отвернулся к жаровне, чтобы ещё раз без особой надобности поворошить угли, а когда снова посмотрел на графиню — она уже спала. Или притворялась, что спит. Во всяком случае, глаза закрыла и подложила под щеку ладонь, как примерный ребёнок.

Тодеу позволил себе полюбоваться этой картиной — красивой женщиной, спящей в его кровати. Золотистые локоны рассыпались по подушке — так и хотелось зачерпнуть их горстью, погладить, намотать на палец… Почему она сбежала от короля? И что там произошло с её мужем?.. Король убил его из ревности? Или граф Слейтер не пожелал делиться своим сокровищем?

Никогда он не интересовался придворными сплетнями, и даже презирал эти никчемные любовные забавы тех, кому не надо заботиться о хлебе насущном, но сейчас дорого бы дал, чтобы узнать, что произошло с этой пташкой с золотыми пёрышками. Расскажет ли она когда-нибудь ему правду? Или улетит весной, так и не признавшись?

Поднявшись ещё раз на маяк, Тодеу подбросил дров и угля, протёр ветошью металлические щиты, спустился в комнату и осторожно, стараясь не скрипеть половицами, подошёл к кровати.

Миэль Слейтер лежала в той же позе, подсунув руки под щеку, и на этот раз точно спала — он услышал её ровное и тихое дыханье. С плеча сползло одеяло, и Тодеу подтянул его, коснувшись пальцами нежной кожи повыше ворота рубашки, украшенного дешевыми кружевами.

Этот пост и правда превратился в настоящую борьбу с грехом…

Тодеу вытер вспотевший лоб и поскорее отошел от кровати, спасаясь от соблазна. Вполне можно понять паршивца Эйбела, который потерял голову от такой красоты. И Фонса, который с недавних пор всё время крутился вокруг их дома и усиленно напрашивался в гости. Можно было понять и себя — разве останешься спокойным, когда рядом с тобой, под одной крышей, находится настоящая богиня любви?

Но кто-то должен оставаться здравомыслящим в этом безумии.

Естественно, что это должен быть он.

Бросив взгляд на спящую графиню, Тодеу стиснул зубы и с усилием заставил себя смотреть на жаровню. В подобные мгновения хотелось позабыть о приличиях и правилах, хотелось стать свободным… Каким хотел стать Эйбел. И станет, наверное. Потому что зеленоглазая графинечка права — нельзя его удерживать. Иначе мальчишка наломает дров. Как этой ночью.

Тодеу и злился на сына, и был благодарен ему, потому что только из-за глупости Эйбела (ну не верилось в его подлость!) эта ночь и правда стала ночью небесной благодати.

Хотя бы полюбоваться на ангела, если не смеешь его поцеловать.

А почему — не смеешь?..

Тодеу облизнул губы и украдкой посмотрел на спящую Миэль.

Поверила, что он написал на горшке «мёд». Даже не заметила, что «мёд» там был с заглавной буквы. Надо разбить этот горшок, от греха подальше. В самом деле — зачем было выцарапывать её имя? Как будто влюбленный школяр, который воображает, что таким образом предмет его мечтаний станет ему ближе. Даже просто видеть её имя… Мысленно повторять его…