Фея придёт под новый год (СИ) - Лакомка Ната

Разумеется, новая служанка не избежала представления хозяйке дома — госпоже Боните, и сразу стала называться Кокки. Госпожа Бонита, не особенно задумываясь, переделала красивое имя в пренебрежительное прозвище. Я следила за девицей и заметила, как гневно вспыхнули её глаза, но она сразу же потупилась и почтительно поклонилась, заверив, что будет рада служить в этом доме, и сделает всё возможное, чтобы хозяйка осталась ею довольна.

— А вы давно здесь работаете, Лилибет? — спросила Корнелия, когда мы — все три служанки, присели выпить чаю с хлебом и маслом после того, как накормили семейство Десиндов обедом.

— С начала зимы, — ответила я уклончиво, сосредоточенно намазывая ореховое постное масло на кусочек хлеба.

— Как вы забавно это делаете! — рассмеялась Корнелия.

— Что делаю? — не поняла я.

— Намазываете масло, — подсказала новая служанка. — Тоненьким-тоненьким слоем. Так делают аристократы. Мой дядя называет это — загонять масло в дырочки, — она снова заливисто рассмеялась. — Однажды я служила благородной даме, и она именно так загоняла масло в дырочки. Смешно! Ведь так совсем невкусно.

— Мне нравится, — ответила я, сразу потеряв аппетит.

Нет, мне не нравилась эта расторопная, работящая и… послушная. И с каждой секундой нравилась всё меньше. Я пыталась пристыдить себя, потому что это отвратительно — относиться с неприязнью к кому-то без особых причин, но ничего не могла с собой поделать. И с огромным облегчением узнала, что ночевать в доме Десиндов Корнелия не будет. Она будет приходить на день, чтобы делать уборку, а потом возвращаться в свой дом.

К моему удивлению, появление смазливой служанки прошло мимо внимания Эйбела.

В первый же день после неудачного побега между Эйбелом и господином Тодеу произошел долгий разговор, во время которого из-за запертой двери кабинета не было слышно ни слова. Когда спустя час Эйбел вышел, на лице его от уха до уха сияла улыбка, что не вязалось с тем, что юноша время от времени охал и почесывался пониже спины.

Снизошел он и до объяснения со мной, подловив на лестнице, когда я накрывала стол к ужину.

— Больно? — не удержалась я от язвительности, когда Эйбел в очередной раз закряхтел, почесываясь.

— Больно, — признался он добродушно. — У отца рука тяжелая. Но я заслужил, признаю. Прости, пожалуйста. Я же не думал, что ты такая бешеная и вправду побежишь на маяк. Думал, ты поумнее…

— Спасибо, — сказала я сквозь зубы.

— Не злись, Лиззи, — повинился он, но в глазах и вполовину не было раскаяния. — Ну, сглупил я. Только очень уж мне хотелось тогда от тебя избавиться.

— Навсегда, — подсказала я.

— Нет, что ты, — покачал он головой. — Я думал, ты подойдешь к маяку и сразу вернешься, а я как раз успею смыться…

— А вместо этого чуть не смылась я. В море.

— Глупышка, — он засмеялся. — Кто же лезет на берег зимой, да ещё в шторм? Но папаша мне всё доходчиво объяснил, не сомневайся. Я принёс все бумаги, после ужина расскажу тебе, что к чему.

— Значит, господин Тодеу разрешил тебе отправиться в плаванье? — не удержалась я.

— Разрешил, — подтвердил он гордо. И вдруг улыбнулся совсем не дерзко, а наоборот — смущенно. — И я даже знаю, кого мне за это благодарить.

— Оставьте свои благодарности при себе, мастер Взрослый Мужчина, — сердито сказала я, обходя его по лестнице. — Они не по адресу.

И всё же слова Эйбела произвели впечатление. Неужели, господин Тодеу решил отпустить сына только потому, что я попросила? С самого первого дня моего появления в этом доме господин Десинд был необыкновенно внимателен ко мне и к моим просьбам. Может ли так случиться, что если я попрошу его рассчитать Корнелию, он тоже меня послушает?..

Но поговорить с хозяином дома мне всё никак не удавалось. Целым днями он пропадал то в конторе, то на пристани, приходил домой поздно, да и тогда не всегда оставался. Быстро перекусывал и уходил снова — до утра. Иногда я знала, где он проводит ночь — на маяке, подменяя заболевшего сторожа. Я укладывала Логана спать, рассказывала ему сказку, а потом долго сидела в кресле, слушая мерный ежечасный звон колокола. И мне казалось, что я совсем рядом с господином Десиндом. Все спят, а мы с ним не спим. И если бы я снова оказалась на лоскутном одеяле…

Только желания рисковать, добираясь до маяка, у меня больше не возникало. К тому же, после того, как все засыпали, я садилась за бумаги, которые нужно было привести в порядок. Пару раз Эйбел показал мне, как подсчитывать доходы и расходы за день, а потом я прекрасно справлялась с этой работой сама. Ничего сложного, между прочим. Только и требовалось, что внимание.

— Надо же, как ты быстро научилась, — похвалил меня как-то Эйбел. — И считать умеешь. Нет, ты точно из благородных.

— Не говорите ерунды, мастер Выдумываю Глупости, — оборвала я его, ещё ниже склоняясь над записями.

— Когда я прославлюсь, — продолжал он разглагольствовать, не слушая меня, — я вернусь в Монтроз и женюсь на тебе.

— Моего согласия забыли спросить, — напомнила я. — И вообще, вы сбиваете меня со счёта.

— Тогда пойду-ка я спать, — Эйбел зевнул и потянулся. — Эти бумажки меня всегда в сон вгоняют. Смотри, не усни, злюка Лиззи!

Он чмокнул меня в щеку быстрее, чем я успела отстраниться, и убежал, заливаясь смехом.

В отличие от Эйбела, бумаги на меня сон не навевали. Наоборот, мне нравилась этим заниматься. За каждой распиской, за каждым договором я видела настоящую жизнь — каждодневный труд, ежечасный, ежесекундный. Вот привезли соль с копей, вот часть отгрузили в южные края, а часть — в столицу. Вот договорились о перевозке скота, и надо было высчитать — сколько сена и воды потребуется, чтобы доставить в столицу живыми, здоровыми и довольными пятьдесят свинок и тридцать мериносовых коз. Подсчитываешь затраты — и определяешь стоимость перевозок, чтобы работа не шла в убыток. Каждый день — новые головоломки, хитрые задачки, которые требовалось решить быстро и без ошибок.

К тому же, надо было составлять одновременно две сметы — одну для королевских налоговиков, а другую — настоящую. Ту, которую господин Десинд прятал в сундучке под стрехой.

То, что хозяин допустил меня к семейным тайнам, и нравилось мне и не нравилось одновременно. Это означало, что он доверял мне. Но ещё эти знания налагали тяжелый груз на мою совесть. Разве нельзя заниматься честным трудом? Зачем совершать вот эти махинации по перевозке специй? Конечно, дополнительный доход (который получался под прикрытием перевозок этих самых свинок и коз) позволял не беспокоиться о расходах. И я видела, что господин Десинд, порой, сбавлял цену на легальные перевозки, работая себе в убыток. Наверное, это очень нравилось другим купцам, но нельзя ведь всё время нарушать закон?.. А теперь получалось, что и я причастна к нарушениям. И я сама согласилась в этом участвовать…

Но так или иначе, а приближался самый весёлый праздник года. Приближалось Рождество, и весь город залихорадило. Лавочники украшали свои дома и магазины еловыми ветками, лентами и фигурными пряниками, простые горожане раскупали игрушки, везли на саночках ёлки, и только в доме на побережье всё оставалось по-прежнему.

За неделю до Сочельника я не выдержала. Просидев в комнате господина Десинда до трех ночи, я, наконец, застала его, чтобы поговорить. Он вошел в комнату очень тихо, стараясь не разбудить спящего Логана, и не сразу заметил меня, сидевшую в кресле.

Горела всего одна свеча, да и ту я поставила за резную костяную дощечку, чтобы свет был мягким и рассеянным.

Господин Десинд расстегнул на ходу куртку, хотел бросить её в кресло и остановился, встретившись со мной взглядом.

— А вы почему не спите, Элизабет? Уже далеко за полночь. Или Логану снова почудились чердачные тролли?

— С Логаном всё в порядке, — заверила я. — Просто мне нужно поговорить с вами.

Мы шептались, чтобы не разбудить малыша, и всё это — вместе с приглушенным светом, рокотом моря за окном, и запахом морозного воздуха, который принёс с собой господин Тодеу — создавало невероятное чувство интимности. Можно вообразить, что мы — муж и жена. И сейчас обсудим какие-то семейные дела, а потом…