Первопонятия. Ключи к культурному коду - Михаил Наумович Эпштейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Легче всего это обнаруживается в структуре ревности (см.), поскольку она напрямую имеет дело с чужими желаниями, противопоставляя им свои. Желания, как и слова, обращены к «уже сказанному» и «уже желанному», к словам, уже бывшим в употреблении, к телу, уже бывшему предметом желания. Желаемое нами входит в игру желания и создает позиции соперников и ревнителей, то есть других, желающих того, что желаем мы, что учреждается как ценность нашим желанием. Это включает в себя и совращение – вовлечение невинного в круговорот желаний, бесконечно множимая рефлексия желания, которое никогда не может быть однократным, невинным, самим для себя, но побуждает в желаемом желание быть желанным.
К желаниям приложимы и некоторые речевые категории: желание-утверждение, желание-возражение, желание-увещевание, желание-вопрос, желание-восклицание… На такой основе можно построить типологию желаний, провести границу между прямыми и косвенными желаниями, между монологическими и диалогическими любовными отношениями и т. д. Как безграничны сцепления высказываний и способы их сочетания, так безграничны и ряды желаний.
Сфера желаний и судьба человечества
Существует не только сфера личных желаний, но и эротосфера всего человечества. «Эрос и культура» – тема, завещанная нам З. Фрейдом в виде антитезы двух ее слагаемых. «С одной стороны, любовь противится интересам культуры, а с другой – культура угрожает любви ощутимыми ограничениями»[138].
Двойственность культуры в ее отношении к желанию заложена в нем самом. Подавление желания есть способ его усиления. Происходит не только сублимация («возвышение») желания, когда оно претворяется в произведения культуры, в поэмы и романы, в картины и симфонии, – но и его взрывообразный рост. Сама цивилизация есть продукт иронии, заложенной в основании либидо, где знаки репрессии моментально превращаются в знаки дополнительного наслаждения и экстаза. Желанная женщина одевается – и делается еще более желанной, причем сами эти покровы, усложняя путь сексуальному влечению, безгранично расширяют область эротических влечений: все пронизано иронией возбуждающего намека, оттесненного секса и побеждающего эроса.
Цивилизацию можно рассматривать как грандиозную игру либидо с самим собой, систему его возрастания через самоподавление. Вопреки ходячему фрейдистскому представлению цивилизация – это не тюремные оковы, от которых желание хочет поскорее освободиться, а, напротив, это золотые цепи, которыми желание укрепляет и украшает себя. В глубине желания есть нечто враждебное наслаждению, есть воля воина-аскета, мученика и грёзовидца. Даже самое плотское желание по-своему аскетично: оно не хочет быть утоленным. Цель желания – наибольшее желание.
Самоподавление желания – признак его здоровья, его владения собой. Только слабая эректильная функция (так называемый ejaculatio praecox) вызывает скорейшую разрядку, потому что не может выдержать долгого напряжения. Способность к многогранному и многоступенчатому наслаждению включает в себя и искусство воздержания, то есть саморазделение либидо на две силы, играющие между собой, торопящие и замедляющие кульминацию. Эротизм тем и специфичен для человеческого рода, что половой акт уже не служит инстинкту размножения, но умножается сам на себя, продлевает себя для себя.
Эротосфера строилась на протяжении тысячелетий, и с каждой новой эпохой возрастало ее внутреннее напряжение. Отсюда почти физическая трудность, какая ощущается в современной цивилизации, еле справляющейся с массой накопленного желания. Вот как характеризуется этот механизм самозаводящихся желаний, усиленно пестуемых и вместе с тем сдерживаемых современным обществом, в романе Мишеля Уэльбека «Элементарные частицы» (словами главного героя Мишеля Джерзински):
Общество рекламно-эротическое, в котором живем мы… стремится к организации желания, к его разрастанию в неслыханных масштабах, удерживая его удовлетворение в пределах интимной сферы. Чтобы такое общество функционировало, чтобы соревнование не прекращалось, необходимо приумножать желание, нужно, чтобы оно, распространяясь, пожирало человеческую жизнь[139].
Как долго может продолжаться этот процесс приумножения желаний, пожирающих человеческую жизнь? Запас накопленного желания столь велик, что наступает предчувствие той последней судороги, которая изольет его и опустошит все его ресурсы[140]. Не отсюда ли постоянные страхи о «конце света», которые возобновляются с каждым поколением? В любом случае тотальная разрядка желания будет концом самого желания, в бодрящем режиме которого привыкло жить человечество.
В размышлениях о судьбах либидо, накопленного в цивилизации и ждущего своей разрядки, уместно исходить из тех особенностей желания, которые человечество как родовой субъект делит со своими представителями, индивидами. При этом соблюдается принцип сходства онтогенеза и филогенеза, о котором неоднократно напоминал Фрейд: «Аналогия между эволюцией культуры и путем развития индивида может быть значительно расширена»[141].
Есть три возможных способа работать с желанием: подавлять, утолять и усиливать. Один путь – аскетический, путь святых, мудрецов и подвижников: отказ от желаний, ведущих к пороку и страданию, невладению собой, зависимости от внешних соблазнов. Другой путь – гедонистический: удовлетворять все возникающие желания, разряжать их энергию, снимать на их пути все препятствия, ведущие к неврозам. Между этими двумя крайностями, аскезы и гедонизма, есть еще один путь – производительный, креативный: взращивая и пестуя свои желания, не давать им полной разрядки, но использовать их энергию для творческих свершений.
Именно этот путь по преимуществу избрала западная цивилизация. Вообще, рост цивилизации возможен именно в силу растущих «ножниц» между желанием и наслаждением. И аскетика, и гедонизм предлагают уравнение желания и наслаждения: либо на нулевом уровне (отказ от желаний), либо в порядке прогрессии (желание переходит в наслаждение и сполна реализуется в нем). Для построения цивилизации в обоих случаях не остается движущей энергии: человек замыкается на удовлетворении желаний или, подавляя свое естество, обращается к сверхъестественному порядку вещей. Цивилизация лежит между естественным и сверхъестественным, как сфера искусственного. Именно усиление желания при нехватке его удовлетворения и производит рост энергии, которая, не разряжаясь в физических актах, создает культурные ценности.
В современной цивилизации работают все три принципа, но аскетика и гедонизм являются маргинальными, а продуктивность – центровым. Люди монашеского типа, умерщвляющие свою
