Заговор красного бонапарта - Борис Солоневич

— Да поймите же вы, наконец, товарищ комендант, что я вовсе не арестованный, а тут вышло простое недоразумение, которое через четверть часа выяснится.

— Ну и просидите в камере эти четверть часа!

— И меня обыщут?

— Ну, а ясно… Правила-то на что существуют?..

— Ох, товарищ! Видно, не пойти вам выше должности коменданта. Сообразительности не хватает, — вздохнул Пенза, опять поднимаясь и туша папиросу в пепельнице на столе коменданта. — Ну, что ж — ничего не поделаешь. Дайте мне кабинет наркома!

— Какого наркома?

— А разве у вас их два? Кабинет товарища Ежова.

— Да бросьте вы, в самделе, дурака валять, — рассердился чекист. — Станет Ежов со всяким тут рабочим время в разговорах терять? Ему теперь не до вас — забот полон рот… Идите в камеру немедленно. А то, как бы худо не вышло…

— И в самом деле — довольно рассуждать, — резко оборвал его Пенза. — Я приказываю вам соединить меня немедленно с кабинетом товарища Ежова. Слышите: приказываю, иначе вы ответите по службе… Если я вас дурачу — я и в ответе буду. Ну?

Голос опять звучал так повелительно и, вместе с тем, так просто, что комендант, наконец, понял, что этот рабочий имеет в самом деле какое-то странное право приказывать ему, дежурному коменданту Лубянки. Он смущенно взял трубку и через несколько секунд заговорил:

— Да, да… Лично. Очень важно. Срочное требование одного тут важного арестованного… Да, да… Под мою ответственность…

Комендант оторвался от трубки и протянул ее рабочему. Тот, не спеша, затянулся папиросой и, под настороженными и недоверчивыми взглядами чекистов, взял трубку телефона.

Несколько секунд царило молчание. Потом рабочий спросил:

— Это ты, Николай Иванович?.. Не узнаешь? Ну, плохие, брат, у тебя аппараты. Или, может быть, так делами заморочен? Кто? Да, Тухачевский!.. Ara, теперь узнал? Ха-ха-ха!.. Ну, здравствуй. Спустись-ка, брат, сюда в комендатуру на минутку, выручи меня… Что? Ладно…

Когда арестованный, улыбаясь, опустил трубку, в комендатуре воцарилось подавленное молчание. Каждый всматривался в спокойное лицо «арестованного» и удивлялся тому, как это он раньше не узнал в нем известного им всем маршала. Даже в костюме рабочего…

Через несколько минут раздались уверенные шаги и в комнату вошел низенький надменный Ежов. Удивленно оглянув окружающих, он готов был о чем-то резко спросить, когда навстречу ему поднялся со стула улыбающийся «арестованный».

— Вот чорт? — не скрывая своего удивления, сказал нарком, пожимая руку маршалу. — Ты, Михаил Николаевич? В таком виде?

— Ничего, Николай Иваныч, не сделаешь, — иногда и это нужно. Помнишь, как Ильич говаривал: «личная проверка выполнения — самое важное»… Надо кое-когда и свою контрразведку проверять…

— Ах, вот оно что? А как ты сюда попал?

Тухачевский пожал плечами и не без юмора взглянул на коменданта. Тот вытянулся в струнку и негромко ответил на сердито-вопросительный взгляд начальника:

— Так что, товарищ нарком… Гражданин этот… То есть, прошу прощения, товарищ маршал, был арестован при задержании гражданки Смолиной…

— Какой гражданки?

— По вашему срочно-боевому приказу… По тому, вечернему!

— Ах, вот оно что!.. Как же ты, Михаил Николаевич, оказался с той девушкой?

— Ну, уж и поухаживать на старости лет нельзя? — засмеялся Тухачевский. — Разве лунные ванны уже декретом запрещены? А девочка она прямо расчудесная…

В эту минуту в комендатуру быстро вошел адъютант маршала Смутный. Увидев своего начальника в разговоре с Ежовым, он вытянулся.

— Ну, спасибо, дружище. Все в порядке… Пойдем-ка, Николай Иванович, я тебе имею кое-что сказать… Мне можно идти, товарищ комендант? — совершенно серьезно повернулся он к чекисту. — Или я все еще арестованный?

— Помилуйте, товарищ маршал… Просим прощения…

— Не за что, — ответил Тухачевский, беря свой фальшивый паспорт и Сэведж. — Вы по службе были вполне правы. Твои ребята, Николай Иванович, вполне толково и резонно работают. Выдай им, пожалуйста, за мой счет наградные… Чуть меня не пристрелили…

— Ладно, ладно. Идем, Михаил Николаевич. Тебя пристрелить — еще, пожалуй, пуля такая не отлита. Да и потом — советского маршала стрельнуть — честь, брат, немалая!..

Когда они оба вышли из комендатуры, Ежов, понизив голос, серьезно спросил:

— Ну, а все-таки… Как ты очутился с этой девочкой?

— А что… Подозрительна она, что ли?

— Еще бы… Она замешана в сегодняшнем покушении на Сталина!

Тухачевский удивленно свистнул.

— Это она-то? Тут что-то не то… Я с нею сегодня весь вечер вместе провел. И за нее ручаюсь совершенно. Допроси ее и выпусти.

— Ручаешься? — косо посмотрел на него Ежов.

— Совершенно! И чтобы тебе было спокойнее, пришли ее после твоего допроса ко мне. Я дополнительно ее прощупаю. Если что-либо будет неясное — сообщу тебе. Гарантирую, что она не сбежит и отвечаю за это полностью.

Ежов опять искоса поглядел на Тухачевского и чуть пожал плечами — в голосе сурового маршала были нотки какого-то волнения. Но ссориться с членом ЦК Ежов не хотел. Да ведь, кроме того, девушка была пока в его распоряжении, за решетками его НКВД… Что-то тут странное! Надо будет проследить за этой парочкой повнимательнее. Девушку выпустить, но «держать на короткой цепочке». Может быть, что-либо выяснится еще и совсем неожиданное? Пусть приманка погуляет на свободе…

— Ладно, — после нескольких секунд молчания сказал, наконец, Ежов. — Это только, брат, для тебя я такое служебное преступление сделаю. Как ни говори — она под сильным подозрением. Но уж если ты за нее ТАК ручаешься…

Через несколько минут, еще не успевшая даже как следует испугаться, Таня сидела перед столом следователя. Сам Ежов стоял в стороне в качестве зрителя. Арестованная чистосердечно рассказала историю своего знакомства со студентом Полевым, сообщила все известные ей о приятеле подробности, и Ежову скоро стало очевидно, что с политической стороны эта девушка вне подозрений. По методу НКВД, сразу же после покушения все лица, причастные к его виновникам, были немедленно арестованы, но, очевидно, эта славная девушка, за которую так твердо ручался маршал, была в самом деле непричастна к бомбам в МХАТ'е. Выспросив, что еще можно было, о знакомых д'Артаньяна (другого террориста Таня вообще не знала), следователь вопросительно посмотрел на Ежова.

Тот, стоя в тени в углу кабинета, задал ей несколько вопросов об арестованном вместе с ней спутнике. Таня так же простосердечно и откровенно рассказала, как она познакомилась с мастером авиазавода Пензой и как наладились между ними приятельские отношения. Девушка не знала, что Пенза-Тухачевский давно уже освобожден и горячо защищала «невинность» своего друга.

— Значит, вы за товарища Пензу ручаетесь? — с едва заметной усмешкой спросил Ежов.

— Конечно. Он такой простой, русский и…

— Ну, ладно, — прервал ее Ежов. — А скажите-ка лучше, кто, собственно, из наших советских вождей вам лично известен? Не вообще, по фотографиям, а ЛИЧНО?

Таня назвала председателя Всесоюзного комитета физкультуры Харченко, ректора своего института Зикмунда, но Ежов только отмахнулся.

— Нет, нет… Кого-либо повыше.

Девушка в недоумении пожала плечами.

— Да, кажется, никого… Откуда мне их знать?

— Ну, а все-таки… Товарища Жданова, например?

— Нет, — прозвучал удивленный ответ.

— Маршала Ворошилова?

— Нет…

— Товарища Ежова?

— Тоже нет…

— Маршала Тухачевского?

— Конечно, нет. Откуда мне их знать?

Ее голос звучал неподдельной искренностью.

— Хорошо. Достаточно. Подождите, гражданка, в коридоре и не волнуйтесь.

Ошеломленная Таня, в сопровождении солдата, вышла в коридор и села-на диван, не зная, что с ней будет дальше. Она была еще больше удивлена, когда ее через час провели вниз и усадили в автомобиль, в котором сидел молодой военный.

— Куда это меня? — тревожно спросила она.

Молодой военный внимательно всмотрелся в нее. Его лицо было спокойно и приветливо.

— В Реввоенсовет.

Заметив испуг на лице девушки, он мягко добавил: —Успокойтесь, милая барышня. Вам нет никакого основания беспокоиться. Вы уже почти на свободе. — Как это «почти»?

Молодой военный лукаво и не без таинственности усмехнулся.

— А вот сами сейчас увидите…

Как во сне, шла Таня по длинным коридорам Реввоенсовета, не представляя себе, куда ее, собственно, ведут и что с нею будет. События надвинулись таким бурным темпом, что она невольно растерялась. Наконец, после нескольких поворотов пустынных коридоров с часовыми, сопровождавший молодой военный ввел ее в какую-то комнату и взял одну из многочисленных телефонных трубок.