Звезда перед рассветом - Екатерина Мурашова

– Ах-ха-ха! Сережа, когда-нибудь ты уморишь меня своими выходками, – Ольга Андреевна с любовью взглянула на сына и с удовольствием прожевала взятую из вазочки марципанку. – Но Юлия-то, Юлия – ты только подумай! – оказалась тебе под стать. Как же ей удалось тебя, вас обоих так провести? За целый вечер в… как, ты сказал, это называется? Арт-кафе? За целый вечер в кафе не узнать собственную жену, пусть даже переодетую военным, но – сидя с ней за одним столиком и беседуя?!

– Понимаете, матушка, – Сережа смущенно потупился. – Мы с Руди были немного… нетрезвы… можно сказать, не совсем четко воспринимали действительность… К тому же там было полутемно, прилично освещалась только сцена. Ну и, конечно, главное – мне просто в голову не могла прийти такая возможность!

– Ах, Сережа, Сережа… Но… Когда же это все случилось? – с внезапным подозрением спросила Ольга Андреевна.

– Где-то в середине января.

– И ты рассказываешь мне об этом сейчас, спустя почти три месяца? Отчего же?

– Просто к слову пришлось…

– Сережа, не пытайся обмануть свою мать! – строго сказала княгиня. – Если дело касается тебя, я всегда обо всем узнаю.

Молодой князь с трудом сдержал нервный смешок. Если бы его мать узнала хотя бы одну десятую… Но он никогда не позволит ей, точнее, не позволит себе… Сережа Бартенев искренне любил свою мать и говорил чистую правду, когда, целуя пухлые, в кольцах руки, уверял ее, что она – единственная женщина в его жизни.

– Признайся: в этом кафе ты и Рудольф вели себя неподобающе, и Юлия решилась-таки требовать развода?

– Нет, нет… Но, мама, вы, конечно, как всегда правы… У меня есть для вас новость, я волнуюсь и поэтому рассказываю всякую чепуху…

– Говори немедленно! – Ольга Андреевна встала, выпрямилась во весь свой невысокий рост и (сделавшись при том похожей на небольшую упитанную козу) нервически прожевала еще пару марципанок.

– Сегодня с утра Юлия посещала врача…

– Боже! Чахотка?! Я давно говорила, что с ее анемичным сложением и нравом летом обязательно нужно выезжать на воды…

– Мама, нет! Юлия по счастью здорова…

Княгиня округлила рот в форме буквы «о» и, боясь поверить, плотно обхватила ладонями предплечья.

– Сережа… Сережа… Неужели это то, о чем я сейчас думаю?

– Да. Сегодня доктор подтвердил определенно…

– Боже, как я рада! Как рада! Но… Сережа, а кто же отец? Разумеется, мы примем этого ребенка в любом случае, но – это же важно! Какого он круга? Здоров ли, по крайней мере? Есть ли у него еще дети? – по этому всегда можно о многом судить… Ты говорил с Юлией? Может быть, я… обещаю, я буду предельно тактична…

– Мама, остановитесь, – молодой князь напряженно улыбнулся. – Я вовсе не случайно рассказал вам историю с переодеваниями. И сама эта история – совсем не стечение обстоятельств. Этот плагиат «Летучей мыши» подстроила Юлия с помощью своей подруги с вполне определенной целью. Отец ребенка – я.

– Сережа! Господи! – Ольга Андреевна упала на стул и разрыдалась. Молодой князь опустился на пол у ее ног. Она обняла его голову мягкими руками и, склонившись, беспорядочно целовала волнистые, уже редеющие волосы. Волосы были обильно надушены и смазаны маслом, но Ольге Андреевне казалось, что сквозь резкий запах духов она чувствует и узнает нежный младенческий аромат волосиков маленького Сереженьки… – Какое счастье! Какое счастье! – не в силах сдержать себя, громко воскликнула княгиня. – Юленька – гениальная женщина!

Сережа кивнул и медленно поцеловал мать в ладонь судорожно сжатыми губами.

Глава 16.

В которой находится Степка, теряется Владимир, Люша дерется с Груней, поет колыбельную и целуется с мужем

– Грунька! Грунька! Грунька! – Люша бежала по ступенькам в такт своим собственным воплям.

– Чего кричать, барыня? – сказала горничная Настя, протиравшая перила на лестнице (многочисленные ладошки детей постоянно оставляли на них жирные следы). – Глухая Агриппина-то. Забыли, что ли?

Люша не обратила на ее слова никакого внимания и вихрем ворвалась в детскую. Услышав, а скорее почувствовав ее шаги, Груня попыталась запихать в вырез кофты огромную грудь с длинным коричневым соском и свободной рукой изобразила «козу» Варечке, которая лежала у нее на коленях и готовилась протестующе запищать.

Не останавливаясь, Люша со всей силы стукнула Груню полураскрытым кулаком по мощному загривку. Удар отозвался эхом, как от лошадиного крупа. Варечка сердито кхекнула и потянулась ручонками к явно ускользающему источнику вкусной еды.

– Прекрати, дура, сколько раз тебе говорить: будешь Варьке свое вымя совать, со свету сживу! Гляди вот, что я тебе принесла! Степка нашелся! В плену он! Открытка пришла! – без перерыва выкрикнула Люша.

Груня с виду не выказала никаких чувств.

– Сама дура, – прогудела она. – Что там в твоих фитюльках молока-то? Девка вон какая крупненькая, ей, чтобы расти, все время жрать надо.

– Все время жрать надо корове на лугу, вроде вот тебя! – парировала Люша. – А Варька – человеческий детеныш! Ты про Степку-то услыхала?

– Услыхать-то я ничего не могу, а по роже твоей прочла, – Груня поудобнее разложила Варечку на своих широких, обтянутых коричневой юбкой коленях и принялась двумя пальцами массировать ей животик.

– Пердунчики ее мучают! – объяснила она Люше. – Надо, как покушала, по солнышку тереть…

Варечка прекратила кхекать и довольно заворковала.

Люша стояла посреди комнаты, расставив ноги и опустив руки, в одной из которых крепко держала открытку на стандартном бланке Красного Креста.

Потом поднесла открытку к глазам и, набычась упрямо, прочла вслух:

«Любезна Люба Николавна!

Как я теперь есть ваенопленый у австриакоф,

прашу милости прислать ходь полфунта табаку

а то мочи нет курить хотца. Прочае все впорядке

неранен не волнуся за миня. Поцалуй за миня сына Агафона

а Агрипину ты и так не обидиш. Всем в синих ключах паклон.

Писать магу шест рас в месец таков закон скоро увидемся

Преданый вам Степка

Адрис для посылки Бат. П, рота 11, № 1018. Австрия, город Дебрецен (Debrecen) для военнопленного ряд. Егоров Степан»

Груня смотрела равнодушными серыми глазами, как двигаются Люшины губы, и механически массировала брюшко уже сомлевшей после еды Варечки.

– Будешь табак посылать?! – рявкнула Люша.

– Тебя же просят.

– А ты?

– Я тоже посылала.

– Что? Куда?

– Тебе список дать?