Ведущий в погибель. - Надежда Попова

От дома с голубятней Курт направился в «Моргенрот», на всем пути пытаясь если и не настроиться на дружелюбный лад, то хоть попросту призвать самого себя к порядку; в чем стриг был бессомненно прав, так это в том, что его неприязнь к новоявленной сестре по служению носила характер иррациональный и безосновательный. К дверям гостиницы он подошел почти уже в дипломатическом состоянии духа, каковой едва не разлетелся в пыль при первых же словах владельца, повторившего своими манерами поведение хозяина постоялого двора, давшего приют господину следователю. В ответ на поначалу вежливую просьбу доложить о приходе и препроводить майстера инквизитора к госпоже фон Рихтхофен Курт выслушал отказ, составленный весьма многословно, но от этого не менее неучтиво, и высокомерная ухмылка какого-то парня из низшей обслуги была последним камешком на чаше весов, противоположной той, где покоилось его терпение. Хозяина он подтянул к себе за воротник его недешевого одеяния, другой рукой изобразив грозящий кулак в сторону встрепенувшегося парня.

— Этот городишко начинает меня раздражать, — пояснил он, глядя в глаза владельцу; тот был выше майстера инквизитора на полголовы, отчего стоял теперь, пригнувшись к удерживающей его руке. — Отчего-то здесь почитается нормой дерзость по отношению к представителям Конгрегации, что не может не беспокоить меня как ее служителя.

— Вторжение в личную жизнь моих постояльцев… — начал тот, все еще пытаясь соблюсти достоинство, явно попираемое своим расположением в пространстве, и Курт оборвал, чуть повысив голос:

— …будет по первому моему слову, если потребуется! Если я спрошу, что заказал на завтрак один из них — я должен услышать ответ; если мне надо будет знать, когда и кто ложится или встает, что и кто бормотал вчера во сне — я буду это знать, и когда я требую указать нужную мне комнату — ты должен сказать «да, майстер инквизитор» и проводить меня немедленно. В противном случае я буду расценивать твое поведение как попытку помешать ведению следствия, от чего полшага до соучастия, каковое карается. И поскольку отделения Конгрегации нет в этом городе, подвергать наказанию я имею право, избирая вид кары по собственному усмотрению — начиная штрафом и кончая казнью на месте. А теперь, если ты осознал мои слова, скажи «да, майстер инквизитор».

— Да, майстер инквизитор, — не сразу сумел выдавить тот, пряча глаза от закаменевших чуть поодаль своих работников. — Я вас понял.

— Имя, — потребовал Курт, разжав пальцы, и владелец, распрямившись, поспешно отступил на два шага, судорожно расправляя воротник.

— Штрайхер, майстер инквизитор. Отто Штрайхер.

— Хорошо, господин Штрайхер, — перейдя к подчеркнуто вежливому тону, кивнул Курт. — Начнем заново. Итак, графиня фон Рихтхофен. Дабы я не бродил по вашей гостинице, распугивая обслугу и прочих постояльцев, будьте столь любезны — укажите мне, где я могу найти ее.

— Но ведь вы понимаете, что, не доложив, я не могу вас… — подавившись последним словом, вновь попытался возразить владелец, и он нахмурился:

— Вы полагаете, что о понятии «приличие» служители Конгрегации не осведомлены, господин Штрайхер?

— Я этого не говорил.

— И не надо, — одобрил Курт, развернув его за плечо в сторону лестницы и легонько подтолкнув в спину. — Прошу вас.

По широким ни разу не скрипнувшим ступеням тот поднимался торопливо, не оборачиваясь на майстера инквизитора, каковой разглядывал это пристанище путешествующих с интересом и пристрастием, отмечая, что, если обычные, привычные ему трактиры и постоялые дворы смотрелись, мягко говоря, скромно рядом с тем, где пребывал он сейчас, то в сравнении с его временным обиталищем владения Отто Штрайхера казались едва не дворцом. Этажей в гостинице было три, и тот факт, что снаружи здания последний не выступал далеко за пределы первого (экономя, как у большинства прочих домов, затраты на выкупленную у города землю), говорил о том, что она изначально строилась как помещение, долженствующее приносить немалый доход. Остановясь у вычурной тяжелой двери, Курт подумал с усмешкой, что сейчас коридоры не всех замков отличаются столь же расточительным украшательством, и высокородные гости видят в «Моргенроте» ту роскошь, каковой уже не осталось в их собственных жилищах. Подстроиться под новые времена с их новыми законами жизни сумели не все; большинство из родовитой знати всю ту товарно-денежную суету, в которую столь легко вписался фон Вегерхоф, почитает за урон достоинства потомственного воителя и землевладетеля, разбираться в ней упрямо не желает, и те из их потомков, кто является хотя бы ровесником Курта, уже не застали времен, когда их крестьяне не были богаче своих хозяев…

На просьбу владельца доложить о приходе господина следователя, высказанную сквозь частые запинки, горничная графини фон Рихтхофен кивнула без тени удивления во взгляде и ненароком отстранила Отто Штрайхера с порога, словно смахнув муху, кружащую над выставленным к окну пирогом.

— Доброго утра, майстер инквизитор, — проговорила она невозмутимо, указав внутрь богато обставленной светлой комнаты широким жестом. — Сюда, прошу вас.

Закрывая за собою дверь, Курт успел увидеть растерянное и чуть побледневшее лицо хозяина, наверняка испытавшего немалое облегчение от того, что доходная постоялица совершенно явно не станет сыпать громами и молниями и немедленно съезжать, сетуя на докучливость окружающего мира.

— Сюда, — повторила горничная, ведя его к двери, соединяющей между собою две соседние комнаты. — Вас ожидают.

Перед третьей дверью та остановилась, придержав гостя ладонью, и открыла незапертую створку без стука, заглянув внутрь.

— Он пришел, — как-то запросто сообщила она и, выслушав ответ, раскрыла дверь шире, отступив в сторону.

Шагнув в комнату, Курт приостановился, рассматривая обстановку и выложенные деревом стены, расцвеченные отраженным от витражей в распахнутых ставнях солнцем, и от негромкого голоса, прозвучавшего где-то в стороне, едва не вздрогнул.

— А вы задержались, майстер Гессе, — насмешливо заметил голос. — Я ожидала, что с рассветом увижу вас у порога.

— Стало быть, вы есть вы, — отозвался он, оборачиваясь. — Это уже что-то.

Временная хозяйка этих комнат сидела чуть поодаль на скамье, покрытой весьма вольно разбросанными подушками, и крутила в руке стило; пальцы вертели тонкую свинцовую палочку легко узнаваемыми движениями человека, привыкшего использовать нож по большей части не для нарезки хлеба. Перед нею, расстеленный на низеньком столике, лежал внушительный лист бумаги, исчерченный линиями и фигурами.

Это было единственным, что Курт успел сказать и заметить, прежде чем замереть, позорнейшим образом онемев и примерзнув к месту.

Если и иные умения, кроме науки смены облика, графиня фон Рихтхофен воплощала столь же даровито, то удивляться покладистости Императора при принятии ее на службу и заинтересованности в ней Конгрегации отнюдь не приходилось. Этой ночью на улицах Ульма Курт столкнулся с мальчишкой — самым настоящим, и, не выдай ее этот тонкий, едва уловимый и так ему хорошо знакомый аромат, ему бы и в голову не пришло заподозрить обман. Так же, как, не зная истины, не сумел бы и найти нечто общее между своей ночной собеседницей и сидящей напротив него черноволосой женщиной, при взгляде на ухоженный облик которой лишь сумасшедший выдумщик мог вообразить ее бегущей по крышам домов темной ночью. «Ну, хотя бы не блондинка…», — промелькнуло в мыслях невзначай, и растерянность сменилась внезапной злостью.

— Бросьте, — укоризненно возразила Адельхайда фон Рихтхофен, легким мановением руки указав ему место по ту сторону столика. — Бросьте, майстер Гессе; обо мне вы выяснили уже все, что можно — точнее, то, что Александер счел возможным вам раскрыть. Ведь именно посещение нашего общего знакомого и не позволило вам нагрянуть сюда ранним утром, дабы удостовериться в том, что «я есть я». Присядьте, — поторопила она, когда ее гость не двинулся с места. — Возможно, поможете мне дельной мыслью, хотя Александер, должна заметить, полагает мои старания напрасными.

— Что это? — сумел, наконец, выговорить Курт, усевшись по ту сторону стола; от того, как просто его взяли в оборот, он чувствовал себя подчиненным, невовремя явившимся на службу.

— План Ульма, — пояснила та охотно. — Александер по моей просьбе сумел выклянчить его у канцлера, и я скопировала. План, правда, грешит неточностями — ему уже полсотни лет, и внимания ему все это время никто не уделял, однако за проведенное здесь время я внесла все нужные коррективы. Здесь и здесь — места обнаружения тел. Все в районе трактиров, причем довольно недорогих; пристойных, но недорогих. Не могу сказать пока, о чем это говорит, однако факт непреложен: тела не нашли у харчевен с плохой репутацией или заведений вроде «Риттерхельма», оба убийства совершены подле забегаловок средней руки. Для полной картины, конечно, этого мало; если и третья жертва будет там же…