Пленники - Гарегин Севиевич Севунц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гарник заметил не без усмешки:
— Не беда: она ведь рухнет и на них!.. Да, отсюда не вырвешься… Стоп, остановились!
Они вышли из лифта и оказались в просторном, с сырыми стенами и сводом проходе, похожем на железнодорожный тоннель. Подземная улица уходила куда-то вбок, в черную тьму.
— Уши словно ватой заложило, — сразу почувствовал Оник. — Чем-то пахнет, газ какой-то…
— Да, отсюда не убежишь. Попали в дыру!..
— Ну, человек не глупей лисы, — загадочно сказал Оник.
— При чем тут лиса?
— Ты никогда не охотился за лисой? Юркнет в нору. Сидишь, караулишь. Потом копать начинаешь… А она уже, оказывается, нашла выход с другой стороны и давным-давно убежала. Так-то вот…
Они дошли до площадки, где тоннель раздваивался.
— Куда же ведут нас? — забеспокоился Оник.
— Иди, иди!
Налево от них, в обратном направлении ползла широкая бесконечная резиновая лента, нагруженная углем. Идя вдоль этой непрерывно скользящей ленты, под шум работавших где-то машин, Оник и Гарник по временам замедляли шаг. Сопровождавшему их немцу это не нравилось.
— Шнеллер! — прикрикнул он. — Скорей!
Оник кое-как дал понять немцу, что они очень заинтересованы шахтой. Он взял с ленты кусок угля и притворно восхищался:
— Гут, гут, зер гут!..
Немец кивнул:
— О, йа! Гут!
Гарник перевел конец фразы:
— Он говорит: уголь хорош, но вас привели сюда не на экскурсию!
— Да, да… мы работать… хорошо работать! — сказал немцу Оник, с воодушевлением размахивая руками.
И снова повернулся к Гарнику:
— Это, должно быть, инженер. Если мы не сговорились с шеф-быком на кухне, то, может, с ним удастся?..
Но инженер, оказавшийся не очень словоохотливым, молча показывал тростью в глубину штольни. Это значило: иди, иди, не болтай!
Группа будущих шахтеров постепенно таяла. Немец оставлял по одному человеку в каждом забое.
Вот он указал место и Гарнику. А Оника повел дальше, в самый дальний штрек, где шахтер вгрызался в пласт гремящим отбойным молотком.
— Хельмут, — поставил перед ним Оника инженер, — вот вам помощник. Из дикарей. Надо учить.
Но Онику показалось, что его отрекомендовали неплохо, он вежливо поклонился инженеру и сказал:
— Данке шен!..
Хельмут расхохотался, на минуту прекратил работу и с любопытством оглядел новичка.
— Он вас благодарит за что-то.
— Видимо, воспитанный!.. Забавно было смотреть, как он тут озирался по сторонам.
— Спасибо, — снова проговорил Оник, уже начиная догадываться кое о чем, но продолжая играть свою роль.
На этот раз и инженер не мог удержаться от смеха.
— Одним словом, дрессируйте!
И ушел.
Хельмут показал Онику, как надо нагружать вырубленный уголь на ленту транспортера и продолжал свою работу.
Долгое время оба молчали.
— Черт, — сам с собой начал разговаривать Оник, — разбросали нас по разным местам. Как я дотяну тут до вечера? Этот даже не посмотрит в мою сторону. Впрочем, зачем ему смотреть на меня? Ты для них не человек, а машина, грузи уголь — и все.
Услышав его бормотанье, Хельмут отложил молоток, повернулся к Онику и указал на себя:
— Ихь бин Хельмут. Хельмут… ферштейт?
Затем черный, исковерканный палец уперся в грудь Оника. Вопрос угадать было нетрудно.
— Ованес, Ованес!..
Хельмут приставил к уху ладонь, вслушиваясь, — видимо, не сразу мог понять, но догадался:
— А, Иоганн, Иоганн! Гут!.. — И заговорил, подкрепляя слова усиленными жестами: — Туда не ходи. Пойдешь — капут!
Оник чутко вслушивался. Хотя слов он не понимал, но догадался в чем дело. Там, куда указывал Хельмут, чернел провал забоя, свод которого согнул крепления, как спички. Оник внимательно вглядывался в покрытое угольной пылью с широкими скулами и большим носом лицо Хельмута. Когда тот говорил, почти одинаково поблескивали его глаза и вставные зубы. Этот рабочий, показавшийся ему вначале равнодушным и даже злым, теперь предостерегал его от опасности. Оник невольно почувствовал благодарность к нему.
А Хельмут, видя, что Оник не успевает справляться с погрузкой угля, сам взялся за лопату и начал помогать.
Пришло время обеденного перерыва. Хельмут достал бумажный сверток с едой.
Оник не хотел торчать у него на глазах, отошел на несколько шагов и сел в стороне. Он устал и был голоден. Мысленно он подсчитывал, сколько времени еще придется пробыть в этом мрачном, угнетавшем подземелье. Хорошо было бы, пока Хельмут обедает, навестить Гарника, но Оник боялся заблудиться в бесчисленных коридорах шахты. И неизвестно, сколько продлится перерыв. Об этом надо было спросить у Хельмута. Оник попытался вспомнить необходимые для фразы слова и вдруг услышал:
— Эй, Иоганн, битте!..
Оказывается, Хельмут разделил свою еду — несколько картофелин, две котлеты, два яблока, соленый огурец, хлеб, даже бумагу, в которой все это было завернуто — на две части.
Оник отказывался верить глазам. Может, какой-нибудь подвох? Злая штука? Но нет: человек на самом деле отдает ему половину своего обеда!
Оник не отказался, подошел и взял еду.
— Спасибо, спасибо!.. Ты хорош человек, очень хорош человек. Зер гут менш!..
Хельмут только улыбнулся:
— Ешь, ешь!..
Котлета показалась необычайно вкусной. Оник, пользуясь теми немногими словами, какие знал, постарался сказать это. Хельмут понял и начал хвалить свою жену.
— Ева умеет стряпать, о да! Моя жена, Ева, — понял? Но сейчас нет продуктов, мяса нет, муки нет, масла нет, риса нет. Понял? Ничего нет? Карточки дают, карточки, вот такие карточки… Это карточка, видишь?
Да, Оник видел и даже очень хорошо понимал Хельмута. О значении слов он догадывался, тем более, что Хельмут великолепно владел языком мимики.
— Война, всему виной война, люди убивают друг друга. Германия, Советский Союз — бах, бах!.. Война, понимаешь? Очень плохо. Солдат берут, рабочих нет. Понимаешь, — рабочих? Я рабочий, ты рабочий… Да, да, рабочих нет. У вас нет, у нас нет. Очень плохо!..
Долго объяснялись они таким образом. Хельмут наглядно разъяснял Онику непонятные слова, выглядя очень общительным и даже веселым. Казалось, он тоже соскучился по собеседнику.
— Советский Союз — колоссаль! — говорил он. — Войне не будет конца, понял? Если отсюда идти вон туда, — тоннелю конец. Россию так не пройдешь…
«Испытывает он меня, что ли? — думал Оник. — Все немцы вопят о скором поражении Советского Союза, а этот, широко раскинув руки, показывает ему необъятность России. Нет, тут что-то кроется, надо быть поосторожней».
Тем не менее Оник не мог не согласиться с Хельмутом, который говорил правду. Конечно, Советский Союз необъятен. Чтобы показать его размеры, Хельмут только раз раскинул руки, а Оник, считая это недостаточным, сделал то же самое три раза. Он снова вспомнил про обрывок карты Германии,