Одиночество в Сети - Януш Вишневский

Мало того что она осталась девственницей, по крайней мере биологически, он еще заразил ее сифилисом.

С того дня они больше никогда не ездили вместе на приемы, а кроме того, стало ясно, что детей у них не будет. А будет тебе известно, что Флори и Чейн стали лечить пенициллином венерических больных только после тысяча девятьсот сорок третьего года. Впрочем, тебе ведь это известно, не правда ли? – спросил Джим у Якуба и, не дожидаясь ответа, продолжал свой рассказ: – Но отец безумно желал внука, а сын безумно боялся, что его лишат наследства. И он поклялся отцу, что сделает все, чтобы обеспечить себе потомка. Посему он отказался от всех запланированных на каникулы турниров по гольфу и на пароходе вместе со своей хромоногой супругой отправился из Филадельфии на Гренаду. Гренаду он выбрал не потому, что она сильно отличалась от других вест-индских островов, на которых он играл в гольф, а потому что администратор территории вокруг Гренвилла, второго по величине города на этом острове, был сыном английского поставщика бумаги для их типографии. Гренада, кроме неповторимо прекрасных пляжей, дешевого рома и невообразимой нищеты, славилась также своими исключительно либеральными законами в части усыновления. В деревнях вокруг Гренвилла можно было усыновить ребенка без особых формальностей. Достаточно было говорить по-английски, быть белым и заплатить от трехсот до восьмисот долларов, в зависимости от уровня бедности семьи, предлагающей младенца для усыновления, а также от степени белизны его кожи. Разумеется, чем кожа была белее, тем платить приходилось дороже.

Девочки же всегда были дешевы вне зависимости от оттенка кожи и шли по триста долларов.

Единственная проблема была связана с официальным получением права на вывоз ребенка за пределы острова, но именно эту проблему разрешил сын поставщика бумаги, заодно обеспечив отцу заказы на поставку самое малое на ближайшие пять лет.

– Ким, милая, не могла бы ты сходить на нос в бар? Ты же знаешь эту историю. Видишь, у меня кончилось вино. – И Джим продемонстрировал ей пустую бутылку.

– Когда ты вернешься, уже будет эпилог.

Ким встала, грустно взглянула на Джима, поправила волосы и ушла. А Джим продолжил:

– Было предложено усыновить близнецов Хуана и Хуаниту Альварес-Варгас. Седьмого и восьмого ребенка служанки администратора региона Гренвилл. Предложение было просто очень удачным, так как все знали, хотя вслух об этой не говорилось, что отцом близнецов вовсе не был отец остальных шестерых детишек. Он не мог им быть, поскольку уже два года сидел в тюрьме Сент-Джорджеса, столицы острова. Отцом был некий очень белокожий шотландец, который по приглашению администратора провел короткий отпуск в Гренвилле. Шотландец с имперскими замашками – Гренада до тысяча девятьсот семьдесят четвертого года была британской колонией – считал, что может не только пить ром из подвалов хозяина, но и свободно пользоваться его прислугой. В том-то и была причина этой удачной оказии. Детишки были исключительно белые и обладали правильными имперскими генами.

Несмотря на чрезвычайно низкие цены и мольбы матери близнецов, а также просьбы хромоногой жены, усыновлен был только мальчик. В акте усыновления рядом с настоящими именем и фамилией ребенка стояла их фамилия и имя Уильям. Таково было имя его нового дедушки. В сущности все ведь делалось для старика. Единственное, чего недоставало в акте, – даты рождения. Рассеянный служащий магистрата в Гренвилле просто забыл заполнить эту графу.

Новоиспеченные родители заметили это только на пароходе, везущем их обратно в Филадельфию. Чтобы избежать хлопот в иммиграционном ведомстве, новый отец Уильяма, ничего никому не сказав, собственноручно поставил дату. Он выбрал день и месяц рождения своего отца.

Что может быть радостней для деда, чем внук, носящий его имя и вдобавок отмечающий свой день рождения тогда же, когда и он?

Служащий забыл про дату рождения, однако не забыл подписать в качестве приложения счет за усыновленного ребенка в сумме четырехсот восьмидесяти долларов.

Для подачи в налоговое ведомство.

А спустя восемнадцать лет Уильям искал в старых семейных документах свое свидетельство о рождении, чтобы приложить его к заявлению о приеме на педагогический факультет Колумбийского университета в Нью-Йорке. Свидетельства о рождении он не нашел, но обнаружил пожелтевший акт об усыновлении с приложенным к нему счетом, на котором стояла печать «учтено» финансового управления округа Колумбия.

Уильям был замкнутый молчаливый юноша, мечтавший стать учителем. Кроме того, он с шестнадцати лет занимался американским футболом и – втайне от отца – боксом. Самым сильным его желанием было стать сильным, чтобы иметь возможность противостоять отцу, когда тот в приступах хамской агрессивности вымещал злобу на матери. Отца он ненавидел так же сильно и безгранично, как сильно и безгранично боготворил мать.

В тот вечер, когда он нашел эти документы, мать рассказала ему обо всем.

Он стоял перед ней на коленях и плакал, однако в конце улыбнулся и сказал: «Ты даже не представляешь себе, какое это облегчение – знать, что эта куча дерьма, купившая меня за четыреста восемьдесят долларов, на самом деле мне не отец. И кто бы ни был моим отцом, он не сможет быть хуже его».

Как думаешь, Якуб, откуда я знаю все это в таких подробностях?

Кстати, Ким могла бы уже вернуться с вином, потому что я трезвею и мне становится чертовски грустно. А грустное-то будет впереди.

Так вот, все это я знаю от своей матери Хуаниты Альварес-Варгас, которую не удочерили, потому как она была девочка.

А еще через полгода Уильям встречал сестру, которая приплыла с Гренады в Нью-Йорк. И хоть никогда раньше он ее не встречал, но когда увидел испуганную худенькую девушку с такими же темно-синими глазами, как у него, осторожно спускающуюся по трапу, сразу же понял – это она. Как-никак она была его близняшкой. И была младше на десять минут. Для обоих это было достоверно и бесспорно. А вот официально записанные даты их рождения различались на несколько месяцев. Потому-то ни он, ни она так точно и не знали, когда на самом деле они родились.

Уильям истратил на ее билет все свои сбережения, а затем умолил своего второго деда, вышедшего на пенсию чиновника Государственного департамента, помочь Хуаните, и тот устроил ее уборщицей на свою бывшую службу. Там охотно брали уборщиками всех, кому можно было мало платить, кто не знал английского, а следовательно, не мог ничего подслушать, а кроме того, имел «рекомендацию». Во времена Трумэна, «холодной войны» и «охоты на ведьм», которую организовал сенатор Маккарти, это было особенно важно, поскольку позволяло избежать длительного и дорогостоящего «просвечивания». Хуаните, рекомендованной «заслуженным» коллегой, естественно, не устраивали проверку, кроме проверки визы в паспорте и разрешения на работу, и в феврале пятьдесят второго года она начала убирать секретариат заместителя пресс-секретаря главы Госдепартамента, то есть одного из самых охраняемых государственных учреждений в США.

Джим прервал рассказ, так как появилась Ким. Она принесла хлопчатобумажную сумку, из которой извлекла бутылку виски, и, не говоря ни слова, протянула ее Джиму. Тот тоже поначалу никак не откомментировал появление этого напитка, а только торопливо открутил металлическую пробку и жадно стал пить из горлышка.

– Потом, малышка, расскажешь, что ты сделала, чтобы бармен так рискнул и продал тебе это, – произнес он, оторвавшись от бутылки.

– Не продал, а просто дал. И не расскажу. Иначе мне пришлось бы очень худо говорить о моей матери. Хватит того, что ты скверно говоришь о своей.

– Ничего худого о ней я пока еще не сказал. А кроме того, что-то мне метилось, будто этот бармен здорово смахивает на массажиста твоей мамаши, – язвительно засмеялся Джим.

Он поставил бутылку и вернулся к рассказу:

– Заместитель пресс-секретаря был озлобившийся трудяга-чиновник, дошедший до своей должности в основном потому, что никогда не спорил с начальством и всегда был готов остаться на службе после окончания рабочего дня, а также был готов на любую подлость, лишь бы его не обвинили в недостатке лояльности. Такой же лояльности он требовал от своих подчиненных. Поэтому первое, что он сделал, когда появилась молодая уборщица Хуанита Альварес-Варгас, это проверил, насколько она лояльна. Но поскольку она была с Гренады, существенного прошлого, как у настоящей американки, у нее не было, и единственное, что он обнаружил, – Хуаните нет еще восемнадцати лет и работает она нелегально.

Исполняя свой преступный замысел, она вытирает тряпкой обоссанное сиденье унитаза в его роскошном персональном клозете и с заранее обдуманными намерениями ежедневно ползает на карачках по полу, терпеливо стирая с ковра жирные пятна от горчицы, которая вечно капает с его любимых хот-догов.