Золотая валькирия - Айрис Джоансен

– Но ты едва не погибла сама! – с нажимом повторил Ланс.

– Я знала, что немного времени у меня есть, – возразила Хани, стараясь освободиться от его объятий.

Лежать рядом с ним совершенно неподвижно, в то время как ей самой хотелось обнять и утешить его, было невыносимо тяжело. Как только ей удалось высвободить руки, она обхватила Ланса за плечи и с силой притянула его к себе.

– Да, ты, пожалуй, права, – с горечью согласился Ланс. – Еще каких-нибудь десять-двенадцать минут, и у тебя не было бы ни одного шанса уцелеть. Когда мы с Алексом бежали вниз по аллее, я был почти уверен, что тебя уже унесло в океан и что я никогда… никогда тебя не увижу. И это едва не убило меня самого… – Он немного помолчал, потом спросил с легким недоумением в голосе:

– Неужели они… эти холсты, в самом деле так много для тебя значат?

– Очень много, – негромко ответила Хани, гладя его по волосам с почти материнской нежностью. – Не пора ли и тебе признаться, что ты тоже дорожишь своими работами? Ведь ты знаешь: если бы с картинами что-то случилось, тебе было бы очень и очень плохо!

Он поднял на нее взгляд, и у Хани перехватило дыхание при виде муки, исказившей его лицо.

– В любом случае я предпочел бы рискнуть картинами, а не тобой, – твердо сказал Ланс. – Они того не стоили. И ничто в мире не стоит одного-единственного волоска с твоей золотистой головки. Обещай мне, что ты больше никогда – никогда! – не поступишь так необдуманно.

Хани внезапно почувствовала прилив радости, которая была теплой, словно сияние домашнего очага.

– Обещаю, – прошептала она и яростно заморгала глазами, чтобы стряхнуть с ресниц слезы.

Ланс медленно опустил голову.

– Я еще никогда не испытывал ничего подобного, – прошептал он. – Впервые со мной творится что-то непостижимое и прекрасное… Раньше мне всегда удавалось спрятаться за насмешкой и цинизмом, когда мне казалось, что кто-то становится мне небезразличен, но сегодня это не сработало. – Он поцеловал ее, надолго задержав свои губы на ее губах, и Хани почувствовала, как горло ее стиснуло от нежности. – Ты нужна мне, Медок! И если бы я потерял тебя теперь, я не знаю, как мне удалось бы это пережить.

Он зарылся лицом в бледное золото ее пушистых волос.

– Медок…

– Что? – мечтательно откликнулась она, все еще раздумывая над его последними словами, которые, несмотря на их некоторую сбивчивость и невнятность, определенно можно было расценить как признание.

– Мне кажется, за сегодняшний вечер я постарел на несколько лет. Во всяком случае – о многом успел передумать. И я готов выставить свои картины, если это так много для тебя значит, – сказал Ланс неожиданно отрывистым тоном. Услышав ее судорожный вздох, он поспешно продолжил:

– Но ты должна пообещать мне, что не покинешь меня после того, как мы уедем с острова. Вся эта помпезная кутерьма, которая всегда сопутствует подобным событиям… ты должна помочь мне пройти через это! – Теперь в его голосе отчетливо зазвучала горечь:

– Я знаю, что ты рассматриваешь нашу островную идиллию как временное явление, но если ты хочешь, чтобы я выставлялся, ты должна будешь отложить свое возвращение к работе детектива.

"С чего это Ланс решил, будто я стремлюсь расстаться с ним как можно скорее?" – удивилась Хани. Впрочем, это можно было объяснить: Хани смутно помнила кое-какие свои неосторожные, походя оброненные замечания. Но ведь они были сделаны ею только для того, чтобы уменьшить его чувство ответственности! Хани никак не ожидала, что Ланс повернет их против нее самой.

– Но, Ланс… – попыталась возразить Хани, но принц быстро поднял голову и закрыл ей рот поцелуем.

– Не вздумай отговариваться! – решительно сказал он, оторвавшись от нее. – Тебе придется остаться со мной, чтобы поддержать меня в трудную минуту, иначе я беру свое обещание назад.

– Ну что ж, наверное, это мой долг перед мировой культурой, – легко согласилась Хани и, не выдержав, озорно улыбнулась. – Думаю, мне не составит труда всюду ходить с тобой и держать тебя за ручку, чтобы ты не сбежал. Рано или поздно ты должен понять, что я была права, а ты – ошибался! – серьезно добавила она. – В конце концов, через сто лет людям будет уже все равно, был ли ты принцем или простым землекопом. Главное, твои картины будут висеть в Лувре, и широкая публика со всего мира будет любоваться ими.

– Через сто лет? – эхом отозвался Ланс, и на его губах появилась неуверенная улыбка. – Мы с тобой в это время будем парить в небесах на двух соседних облачках, и ты пихнешь меня локтем и скажешь: "Вот видишь, я тебе говорила!"

– Я терпеть не могу людей, которые постоянно попрекают других! – возмутилась Хани, сделав строгое лицо. – Я никогда не буду такой занудой. И все-таки я уверена, что права.

– Я рад, что хоть один из нас в чем-то уверен, – криво улыбнувшись, сказал Ланс. – Но только время покажет, кто из нас прав. Так или иначе, я скажу Алексу, что он может начать переговоры с галереей Парк-Бернэ. Он уже давно уговаривает меня устроить выставку, так что по крайней мере одного человека мы точно сделаем счастливым.

– Просто у Алекса достаточно здравого смысла, чтобы узнать гения, когда он сталкивается с ним, – возразила Хани. – И, как всякий нормальный бизнесмен, он терпеть не может, когда талант зарывают в землю.

– Я тоже этого не выношу, – заметил Ланс, сверкнув глазами. – Вот почему мне не дают покоя твои… гм-гм… многочисленные достоинства. – Он протянул руку и погладил Хани по животу. – Ты действительно так уж хочешь есть?

– Ужасно, – твердо ответила Хани, стараясь не обращать внимания на чувственный восторг, который пробежал по всему ее телу.

– Этого я и боялся, – покорно вздохнул Ланс. – Ну что ж, давай спустимся в кухню вместе. Я распахну перед тобой все погреба нашего замка, а когда ты заморишь червячка, попытаюсь тебя соблазнить.

Он легко поцеловал Хани, и лицо его посветлело.

– Я должен сначала насытить тебя, чтобы потом насытиться самому! – провозгласил он. – Идем же скорее!..

7

Солнце празднично светило с небес, и от этого Хани чувствовала себя вдвойне счастливой. Внутри у нее все ликовало и пело, когда она утром выбежала на открытую террасу и заняла свое место за столом.

Увидев ее, Алекс оторвался от какого-то официального документа, который сосредоточенно рассматривал, и улыбнулся ей своей самой приятной улыбкой, которая всегда волшебным образом смягчала его суровые черты.

– Доброе утро, – приветствовал он Хани. – Я вижу, в этот чудесный день ты в согласии с собой и со всем миром… – Алекс небрежным жестом бросил бумагу на стол возле своей тарелки и взялся за кофейник. – А где Ланс? – спросил он, наливая кофе Хани и себе.