Следовать новым курсом - Беломор Б.

Но главное – это, конечно, вера. Не та, что в России – вера в доброго царя, в необъятность просторов и народ-богоносец. Речь о вере «внешней», о некоем единожды установившемся после окончания эпохи наполеоновских войн и Венского конгресса «всемирном договоре», из которого следовало, что Британия – сильнее всех, во всяком случае на морях. Никому и в голову не приходило оспаривать этот постулат. Да, готовились к противостоянию, да, строили потихоньку планы крейсерской войны, отгораживались фортами и береговой артиллерией, но… Британия, господа, правит морями. А вместе с ними и всем миром, потому что морские пути – это и есть то единственное, что связывает мир воедино. Точка. Больше говорить не о чем.

А что, если эта вера однажды даст трещину?..

Россия, решаясь на эту войну, рисковала меньше, чем Великобритания. При самом неблагоприятном развитии событий на морских просторах, англичане не имели достаточно войск, чтобы рассчитывать на сколько-нибудь заметный успех на суше. Наоборот, сами они рисковали многим. Слишком многим. Никто ведь всерьёз не верил в возможность поражений Ройял Нэви – и когда это случилось, с ужасом обнаружили, что империя, над которой никогда не заходит солнце, грозит расползтись по швам. Причём в самом буквальном смысле. Суровые вощёные нити коммерческих линий, сшивавших паруса империи, вдруг оказались перехвачены бритвенно-острыми курсами русских клиперов и винтовых корветов. Посланные преподать смутьянам урок броненосные эскадры не вернулись, а если и вернулись, то без сколько-нибудь заметного успеха. И – началось! Прежние союзники и соседи, ещё вчера трепетавшие перед мощью Королевского флота, зашевелились и стали прикидывать: как бы оттяпать у одряхлевшего льва кусок пожирнее?

Англичане недаром упорно воевали по всей периферии своей империи – от восставших сипаев до фанатиков аль-Махди и короля зулусов Чаки. Британия не могла позволить себе хотя бы раз продемонстрировать слабость. И в РИ (не забыли ещё значение этой аббревиатуры?) ей это удавалось, и даже тщательно скрываемую слабость Королевского флота с его разномастными, зачастую откровенно неудачными кораблями и архаичными дульнозарядными пушками так никому и не удалось распознать.

Но ведь подобные события никогда не происходят вдруг, одномоментно. Так ремонтные бригады пытаются латать расползающуюся под напором воды плотину, затыкают дыры, мечутся от одного места прорыва к другому, масштаб бедствия накапливается и накапливается до тех пор, пока не срывается, подобно лавине, и не хоронит под собой и жалких человеческих букашек, и всё, созданное их руками…

X. Особенности королевской охоты

Занзибар

…ноября 1878 г.

Занзибарская столица встретила «крейсерцев» выцветшим от жары небом, тонкими иглами минаретов, зубчатыми стенами оманских фортов, заунывной арабской музыкой и густым лесом мачт в гавани, среди которых опытный глаз капитан-лейтенанта Михайлова сразу же выделил слегка откинутые назад мачты французского колониального крейсера и, чуть дальше, – стеньги и дымовую трубу британского корвета «Сириус». Оба находились здесь как стационеры – Занзибар, отделившийся с 1861 года от могущественного Оманского султаната, лежал на перекрёстке торговых морских путей и, конечно, не мог остаться без самого пристального пригляда морских держав.

А ещё здесь сидела заноза, не дающая покоя европейцам. Рынок рабов, самый крупный в Восточной Африке. Из Занзибара «чёрное дерево» вместе со слоновой костью расходилось по всему Востоку – к аравийским шейхам, в Османскую империю, Персию, даже Индию. Покончив с работорговлей в Вест-Индии, европейцы решительно ничего не могли поделать с оборотом живого товара в Восточной Африке и Азии. Занзибарский невольничий рынок по-прежнему оставался одним из самых оживлённых в регионе. Восток решительно не желал отказываться от своих многовековых привычек.

– Какая мерзость! – кипятился Греве, когда они возвращались после прогулки по городу. – Была б моя воля, сейчас вооружил бы матросиков и перевешал бы этих скотов на фонарях!

– Так нет здесь фонарей, барон! – с усмешкой отвечал его спутник, старший офицер «Крейсера». – Готов побиться об заклад, на весь Занзибар не найдёте ни одного порядочного фонарного столба.

– Ну, тогда на пальмах! – продолжал кипятиться Греве. – Уж их-то здесь хватает. Не понимаю, как можно терпеть эдакое свинство?! Куда смотрит командир французского «Инферента»? Вкатил бы разок по дворцу здешнего султана из своих пяти с половиной дюймов – мигом забегали бы и сами головы работорговцев на блюде принесли! А то – встали на бочку и чего-то ждут…

Вид чернокожих рабов, мужчин, женщин, детей, которых осматривали, выбирали, словно обычный товар, произвёл на впечатлительного Греве неизгладимое впечатление.

– Нельзя, Карл Францевич! – развёл руками старший офицер. – Я бы и сам, признаться, с удовольствием, только команду дайте… Однако ж наш командир отправился сейчас с визитом во дворец, и подозреваю, что говорит он там отнюдь не о невольничьем рынке. По слухам, султан… как его там, не припомните, барон?

– Сеид сэр Баргаш ибн Саид аль-Бусаид, – ответил барон. – Весь вечер зубрил.

– Ну и имечко, прости господи! Так вот, это самый Саид аль-Бусаид и раньше был настроен довольно-таки враждебно по отношению к англичанам. А уж теперь, когда их бьют на всех театрах, стал всерьёз задумываться, на кого делать ставку. Не секрет, что и лягушатники всерьёз заинтересовались Восточной Африкой, и из Берлина стали с интересом поглядывать в эту сторону. Если из затеи с Суэцким Консорциумом выйдет толк, позиции англичан в этих краях сильно пошатнутся, а вот французы, да и немцы, наоборот, попробуют обосноваться здесь всерьёз и надолго…

Первое, что сделали «крейсерцы», оказавшись на берегу, – это обзавелись ворохом сравнительно свежих газет. Из них и узнали о сражении турецкого и британского флотов у Александрии, о гибели командующего Средиземноморским флотом. И, разумеется, о предстоящей конференции в Порт-Саиде, на которой будет обсуждаться статус Суэцкого канала.

– Да, помощь нам сейчас не помешала бы, – кивнул Греве. Он уже остывал. – С ремонтом возни на неделю, самое меньшее. Очень уж дорого нам этот шторм обошёлся.

Офицеры вышли на набережную и направились к ожидающей у пирса гичке с «Крейсера».

– Смотрите-ка барон! – старший офицер указывал в глубину рейда, туда, где в стороне от толчеи фелюг, шхун и колёсных пароходиков стояли стационеры. – Никак «Сириус» снимается?

Действительно, из трубы британского шлюпа валил дым – кочегары шуровали в топках, разводя пары. Корабль медленно набрал ход, развернулся, обошёл яхту «Глазго», самую крупную боевую единицу занзибарского военного флота, и двинулся к проходу в плавучем боне, ограждающем внутренний рейд. С берега из-за зубчатого бруствера старой оманской батареи прощально ударила пушка.

– Уходят, прохвосты! – подтвердил Греве. – Ну, теперь жди в гости кого-нибудь посолиднее. А у нас машина разобрана…

– Ну-ну, не преувеличивайте, Карл Францевич! – отозвался спутник барона. – Не машина вовсе, а один котёл, текущие трубки меняют. Вряд ли тут, поблизости, есть британские боевые корабли, а до ближайшей базы им винтить и винтить. Покуда добежит, покуда вышлют эскадру – нас уже след простынет. Но вы правы, лучше нам здесь не задерживаться. Примем уголь, закончим ремонт – и в океан!

И махнул рукой, подзывая шлюпочного старшину.

На рейде Занзибара

…ноября 1878 г.

За баром волна, взявшая разбег от африканского побережья, стала сильнее валять узкую фелюгу, и пассажирам пришлось усесться на банки и вцепиться в планширь. Барон с завистью покосился на араба-лодочника. Этому хоть бы хны – стоит себе на задранной вверх корме и орудует единственным веслом. Да так ловко, что фелюга бежит вперёд не хуже гички с шестёркой здоровенных матросов.