Соприкосновение - Андрей Ливадный

Логинов, уже достаточно поднаторевший в языке универсального межрасового общения, прекрасно обходился без посредства автоматической системы перевода.

– Птица, – он злонамеренно не использовал слово "Эшранг", – если желаешь говорить со мной, советую выучить термин "Человек".

– Лучше я стану называть тебя по имени, Андрий, – спокойно, даже дружелюбно отреагировал тот. – Можешь называть меня "птицей", "Эшрангом" или как-то еще, я не обижусь.

Логинова насторожил подобный ответ. Обычно Эшранги болезненно реагировали на непочтительное обращение. Значит, ему что-то действительно нужно от меня, – мысленно рассудил Андрей.

– Тогда назови свое имя, и станем говорить, как равные. Я не признаю деления на "старшие" и "младшие" расы, – Логинов намеренно провоцировал Эшранга, потому как терять, по большому счету, ему было нечего.

– Можешь называть меня Ролг.

– Прекрасно, Ролг, и что тебе нужно?

– Немного твоего терпения, Андрий, – Эшранг крепче впился когтями в "насест". – Я слышал о тебе много… странного.

– Например? – нахмурился Логинов.

– Ты храбр, но твоя храбрость граничит с безрассудством. И не спорь. Прыжки с использованием сломанных врат, говорят именно об отчаянном безрассудстве. Ты что-то ищешь, но не можешь найти. Нечто столь важное для тебя, настолько важное, что смертельный риск не выглядит чрезмерной платой за информацию, верно?

Витиеватая, а местами не совсем понятная речь Ролга пришлась Логинову не по душе. Одно он понял со всей очевидностью: Эшранг знает намного больше, чем предлагают местные слухи.

– Ты ошибаешься. Неисправные врата лишены энергии, – справившись с секундным смятением мыслей, ответил Андрей. – Они не функциональны, и совершить прыжок с их помощью невозможно.

– Тогда почему твой корабль, проходя сквозь неработающие устройства, вдруг исчезает?

– Ты это видел? – невозмутимо парировал Логинов.

– Я видел запись, – лениво отозвался Ролг. – Запись камер наружного наблюдения станции. Ц'Осты не брезгуют торговать информацией, тебе это должно быть хорошо известно. Они перенастроили системы слежения так, чтобы те держали твой корабль под постоянным наблюдением. Пару месяцев назад ты уже появлялся в системе Керг, верно?

Логинов не стал отрицать очевидного факта.

– Да, я уже не в первый раз прилетаю на станцию.

– И в последний раз ты появился вот отсюда.

Ролг неуловимым для глаза движением активировал миниатюрный прибор. Над поверхностью стола возникла небольшая, но подробная голографическая проекция. На записи, сделанной системами слежения станции "Н-болг", был запечатлен момент прыжка фрегата Армохонтов из "нормального космоса" в пространство аномалии.

– Странно, правда? – Ролг указал на парящие в космосе обломки. – Часть Врат не работает, к ним даже не подается питание, а твой корабль, Андрий, немыслимым образом переходит в аномалию. Забавно, но как тебе это удается?

Логинов, слушая Ролга, одновременно решал весьма непростую дилемму – убить Эшранга немедленно, или все же побеседовать с ним?

С одной стороны птица знает слишком много. Цена вопроса не соизмерялась в эквиваленте материальных благ – Логинов был абсолютно уверен, что устройства гипердрайва, разработанные на Земле и смонтированные на опытных образцах машин класса "Витязь", не имеют аналогов среди технологий иных цивилизаций.

И опять, так некстати, с особой болезненной остротой вставал вопрос: кто я? Изгой, пылинка, оставшаяся от погибшего либо деградировавшего Человечества или все-таки – представитель могучей цивилизации, волею рока оторванный от нее?

Множество мыслей вихрем пронеслись в рассудке капитана Логинова, за неполную минуту, отпущенную ему для принятия решения.

Он четко понимал – убийство Эшранга не устранит возникшей проблемы, а лишь убедит Ц'Остов в чрезвычайной ценности информации, относительно странного Хомо и его корабля.

Прикидывая свои шансы, Андрей не сумел составить сколь либо оптимистичного прогноза. Устранять любопытного Эшранга непосредственно на борту станции нельзя. Даже прорвавшись с боем к кораблю, и успешно покинув вакуум-док "Н-болга", он совершит непоправимый поступок, лишит себя возможности проводить планомерные исследования, поставит крест на поисках пути к возвращению на Землю.

Плодом недолгих, но глубоких размышлений стал его ответ:

– Ролг, ты зря доверяешь Ц'Остам. Их познания неглубоки, а наблюдения поверхностны. Наши цивилизации контактировали в прошлом, и ты должен быть прекрасно осведомлен, что технологии людей радикально отличаются от всего, что было создано Армохонтами.

– Выражайся яснее, Андрий! – едва ли не в ультимативной форме потребовал Эшранг, и тут же, будто спохватившись, добавил, склонив покрытую редким пухом голову: – Иначе мы будем очень долго играть словами, ссылаясь на семантическую пропасть и прочую ерунду.

– А какое тебе дело до того, куда и каким способом я перемещаюсь? – все же Логинов не был настолько наивен, чтобы поверить в миролюбивые намерения Ролга.

– Я представляю "старшую расу" и вправе задавать любые вопросы. Советую поучиться у Ц'Остов покладистости и повиновению. Я хочу знать, каким образом твой корабль переходит в иное пространственное измерение, при помощи заведомо негодных устройств?

Логинова не нужно было специально злить. Он и так постоянно находился на грани срыва. Чудовищная пустота, дыхание которой он ощущал с той минуты, как понял, что вокруг на сотни, а, быть может, и на тысячи световых лет нет ни одного человека, день за днем медленно, но верно уничтожала его рассудок.

Несильным толчком ноги Андрей отпихнул кресло с Эшрангом от стола, произнеся при этом:

– Посмотри на мою руку, птица. И не забывай: мне плевать на "старшие" и "младшие" расы. Я человек.

Ролг повел зрачками.

Правая рука Логинова сжимала какое-то оружие, неизвестной Эшрангу конструкции.

Ролг ответил надменно-раздраженным шипением. Прибор, закрепленный на его шее, в виде поблескивающего кольца, заискрился индикацией.

Логинов усмехнулся.

– Искажающее поле тебе не поможет. Оружие в моих руках не энергетической природы.

– Ты угрожаешь мне, потому что ненавидишь Эшрангов?

Пустота внутри.

Сосущая пустота, лишь звуки Лунной сонаты Бетховена тоскливо бьются в изможденном рассудке, да еще чернь пространства, разлившаяся на экранах обзора станции, да холод и вес пистолета в руке…

Безумие одиночества.

Не жизнь – наработка на отказ.

Что у меня осталось от прошлого? Подаренная Юрановым горошина цифрового плеера в ухе, именной металлопластиковый "АПС" с последней неизрасходованной обоймой, да смертельная, неизбывная тоска, уже практически пожравшая разум?