Морпехи - Натаниэль Фик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Лечь! Всем лечь!
Взвод уже выбрался из машин и лежал на земле. Я лежал под двигателем, плотно прижавшись к грязи, и орал во все горло в рацию: «Прекратить огонь!» А потом увидел приближающиеся к нам грузовики колонны снабжения — они все еще вели обстрел деревьев и зданий, располагавшихся вдоль автострады. И ни одной пули им в ответ. Я осознал всю ироничность ситуации: мы ждем, что в нас начнут стрелять наши же морские пехотинцы.
В темноте раздался голос Кольберта:
— Придурки, они приняли наши светлячки за дульное пламя.
Другой голос сказал, что группе снабжения нужно давать в руки дубинки, а не огнестрельное оружие.
Около полуночи на радиосвязь вышел штаб, нам было приказано присоединиться к батальону в северной части Ар-Рифы и затем последовать на север, к аэродрому рядом с Квалат-Суккаром. Мы с Уинном, расположившись под пончо и включив краснолинзовый фонарь, изучали карту, пытаясь понять, как туда попасть. Квалат-Суккар был следующим городом на «Автостраде-7», в двадцати милях от нашей нынешней позиции. Аэродром же находился на востоке от города, на дороге под названием «Автострада-17». По карте выходило до нее сорок-пятьдесят миль, но отправляться предстояло ночью, не включая фар, по территории врага, сознавая, что все американские позиции остаются далеко позади.
Уинн посмотрел на меня безнадежным взглядом и произнес:
— Находиться в этом батальоне, все равно что каждый хренов день выигрывать в лотерею.
27
НА СЕВЕРЕ ОТ АР-РИФЫ мы заметили опознавательные сигналы батальона, поступающие с поля, находящегося на востоке автострады, и безмолвно въехали в периметр. В то время как взвод готовился к длинному путешествию в Квалат-Суккар, мы с Уинном поспешили на ночное собрание по освещению операции.
Генерал говорил о том, что британский парашютно-десантный полк следующим утром возьмет штурмом иракский военный аэродром в Квалат-Суккаре для использования его в качестве базы сосредоточения и последующего нападения на Багдад. Перед атакой мы проведем разведку аэродромного поля. Были получены рапорты о наличии танков и зенитных пушек, что являлось значительной угрозой для британских вооруженных сил. Больше никаких деталей не сообщалось. Нужно добраться туда до рассвета и выезжать необходимо немедленно, а то какая от нас там будет польза. Командир взвода, сидящий сзади, спросил генерала, смотрел ли тот когда-нибудь фильм «Они были незаменимыми».
Два часа мы пробирались в темноте и не сказать что мы ехали быстро.
Мы были уполномочены сами принимать решения — атаковать или отступать, вести шквальный или точечный огонь или требовать подкрепления. Теперь у меня было в полтора раза больше полномочий. Эта мысль меня пугала.
Утро было ясным. Генерал сказал: так как мы на легких транспортных средствах — «Хаммерах» — и нам не нужно времени на подготовку, то атаковать аэродром будем немедленно. Разведка боем.
В первый раз я ощутил страх в Ираке при нашем первом въезде в Насирию. Последующие три дня перестрелок произвели на меня мало впечатления. Услышав сейчас о предполагаемом захвате аэродрома, я испугался во второй раз. Боязнь не была вызвана иракским сопротивлением и, как следствие, возможностью моей насильственной смерти. Наоборот, страх пришел от осознания того, что мои командиры тоже могут испытывать усталость и стресс. Боязнь образовала маленькие трещины, которые я заполнил доверием. Помня заверения генерала Маттиса, о том, что нужно выжить в первые пять дней боя, я подумал: как бы было иронично и печально умереть утром шестого дня.
К страху присоединились обреченность и уязвимость. Я был морским пехотинцем. Я буду отдавать честь и выполнять приказания. Нам приходилось доверять решениям других людей, не зная полной картины происходящего. Мы с моими морскими пехотинцами были готовы отдать свои жизни, но легко сдаваться мы не собирались.
Моторы уже ревели, а я в это время инструктировал взвод. Оглашение моего боевого приказа заняло тридцать секунд. Мы приблизимся к аэродрому по главной дороге и ворвемся на его территорию через передние ворота.
Какая-то часть меня ожидала открытого сопротивления со стороны взвода. Но нет. Командиры групп лишь покачали головой, сказали солдатам садиться в тачки, и мы тронулись в путь.
Подсвеченные восходом, мы гнали по подъездной дороге к аэродрому. Я посмотрел направо и увидел морпеха из ночного патруля, он смотрел в нашу сторону с поднятыми руками, скрещенными над головой — наш сигнал, означающий «свои войска — не стреляйте в меня». Дорога протяженностью всего в несколько километров обросла по краям кустами и небольшими деревьями, отчего все выглядело так, как будто мы здесь одни.
За рулем был Уинн, а я на пассажирском сиденье жонглировал оружием и двумя рациями. До ограждения из проволочной сетки, которой был обнесен аэродром, оставались считанные секунды, когда всем машинам поступило предупреждение из штаба роты: «Весь личный состав аэродрома объявляется вражеским».
Здесь, в Ираке, мы были ограничены в возможностях при ведении боевых действий. В качестве самообороны мы могли отвечать только пропорциональной силой огня — «стреляйте, если стреляют в вас»; или, если мы открывали огонь первыми, он мог быть только точечным. Оба варианта зависели от обстоятельств — необходимых для достижения боевой цели или несущих угрозу. «Объявляется вражеским» — эти слова означают, что вышеперечисленные правила аннулируются. Означают, что сначала нужно стрелять, а потом задавать вопросы. В Квантико нам рассказывали о вьетнамской зоне свободного огня. Впоследствии эти зоны были признаны аморальными и контрпродуктивными. Однако сейчас Квалат-Суккар был объявлен зоной свободного огня.
Прямо перед нами раздался треск пулеметной очереди. Я увидел вдалеке силуэты людей, машин и верблюдов, скрываемых в кустах. Какой-то мужчина держал в руках что-то похожее на автомат или пулемет. Рацию было очень плохо слышно, доносились слова: «…дульное пламя… вооруженные люди». Около людей в кустах что-то взорвалось, но мы уже были далеко впереди, нашей целью была взлетно-посадочная полоса.
Доехали. Встали на взлетно-посадочной полосе полукругом, обеспечивая безопасность по флангам; другой взвод, не останавливаясь, поехал дальше — они должны были прочесать все прилегающие к аэродрому здания. По рации нескончаемым потоком передавали рапорты о наличии в округе танков и артиллерийских орудий. Мы же не видели ничего.
Аэродром Квалат-Суккара был пуст. Он выглядел так, будто не использовался уже много лет. Высшее командование отменило британский штурм, потому что Первый разведывательный уже захватил сектор. Батальон перебрался на северную часть аэродрома и сделал привал. Моему взводу выделили пятисотметровый изгиб оросительного канала, имеющего форму латинской буквы «L». Мы припарковали «Хаммеры» через каждые сто метров и начали окапываться. Я не знал, пробудем мы здесь час или целую неделю.
Нам опять повезло. Беда обошла нас стороной, но не благодаря нашим навыкам и умениям, а благодаря иракской глупости. Один хорошо замаскированный танк на этом аэродроме мог уничтожить целый взвод, прежде чем его подобьет А-10.
Морские пехотинцы думали, что полковник Феррандо, отправив их на это задание, проявил высокомерие, заботясь в первую очередь о своей карьере, а не о своих солдатах. Я опять возразил. Напыщенность полковника — это маска. Я полагал, полковник чувствует то же самое, что и я, только он не может нам показать своих чувств.
Вскоре мое внимание привлекло движение вдалеке. Я встал, пытаясь увидеть как можно дальше. Перед группой Лавелла в нашу сторону шли пять человек. К ним приближались два наших морских пехотинца с оружием наготове. Я впрыгнул в бронежилет и пошел вслед за ними. Подходя ближе, я увидел, что две женщины в этой группе из пяти человек тащат какой-то объект, укутанный в покрывало. Позади трое мужчин волокли еще один. По всему Ираку жители деревень всегда к нам подходили, часто со своими больными вместе, и просили медикаменты от своих недугов, но тут было что-то другое. Я прибавил шагу и увидел доктора Брайана с аптечкой через плечо. Он шел к иракцам не спеша, но все равно, от меня до него было расстояние в футбольное поле. Я перешел на бег.
К тому времени, как я до них все-таки добежал, Брайан уже развязал принесенные узлы, в них находились два подростка. Братья. У старшего было пулевое ранение в ногу. Свернувшаяся кровь покрыла коркой его икру и щиколотку. Я сначала увидел лицо младшего, а потом и раны. Младший выглядел как то тело, которое я видел в Главном военном госпитале округа Колумбия. Бледно-зеленый воск. Цвет показывал, как много жизни уже утекло из четырех отверстий в его животе. Над ними застыли их мать и бабушка. В нескольких шагах позади них стоял отец. Они не выказывали никаких эмоций.