Операция «Б» - Юрий Виноградов

— Лучше меня ответят те, кто летает на Берлин, — сказал Жаворонков. — А я, видите, с земли координирую полеты.

Коккинаки сухо засмеялся:

— Ну, ну, Семен Федорович! Вы здесь все решаете.

— Решаю я, действительно, — согласился Жаворонков. — А вот летают на Берлин летчики первого минно-торпедного полка.

Он вызвал своего адъютанта майора Бокова, попросил:

— Пригласите, пожалуйста, ко мне полковника Преображенского. Он где-то тут, рядом.

— Есть, товарищ генерал! — козырнул Боков и вышел.

Преображенский явился быстро (он уже, как и вся авиагруппа особого назначения, знал о прилете в Кагул представителя Ставки), поздоровался. С летчиком-испытателем Коккинаки они не были лично знакомы, хотя и знали друг о друге.

Коккинаки шагнул навстречу, дружески протянул Преображенскому руку.

— Поздравляю вас с присвоением высокого звания Героя Советского Союза, товарищ полковник!

— Благодарю, Владимир Константинович.

— Весь советский народ восхищен вашими морскими летчиками! В такое тяжелое для нашей страны время вы бомбите столицу фашистской Германии — Берлин!

— Делаем все возможное, Владимир Константинович.

Коккинаки усмехнулся, предложил Преображенскому табуретку и, когда тот сел, не спеша заговорил, четко выговаривая каждое слово.

— Тут я с вами не согласен, дорогой полковник. И не только я… Если бы делали все возможное — вдвойне вам честь и хвала! — Он придвинул свою табуретку ближе к Преображенскому, наклонился к нему. — Давайте говорить напрямую, как специалист со специалистом, как летчик с летчиком.

— Я слушаю вас, Владимир Константинович, — Преображенский выдавил из себя сухую улыбку, заранее зная, о чем пойдет этот неприятный для него разговор.

— Один вопрос. Один-единственный, — начал Коккинаки. — Почему… — он повторил, но уже строже — Почему ваши прославленные морские летчики не берут на внешнюю подвеску ФАБ-тысяча? Ведь конструктивные особенности самолета Ил-четыре или ДБ-три позволяют брать на борт еще большую бомбовую нагрузку! И практикой это давно проверено.

Преображенский в знак согласия закивал головой.

— Все верно, Владимир Константинович. Все верно. Машина ДБ-3 хорошая, даже отличная! Спасибо ее конструктору Сергею Владимировичу Ильюшину. От нас, летчиков, спасибо. Но в наших, наших конкретных условиях с ФАБ-тысяча или двумя ФАБ-пятьсот она не потянет.

— Изношенность моторов, грунтовая взлетная полоса, дальность полета на потолке, погодные условия — знаю! — сказал Коккинаки. — Я подробнейшим образом изучил все отчеты командующего ВВС флота о налетах на Берлин.

Жаворонков, терпеливо следивший за разговором опытных летчиков, вспыхнул.

— В моих отчетах что-то сомнительное? — не сдержался он.

Коккинаки замотал головой.

— Что вы, что вы, товарищ генерал! Все верно, все точно, правильно. Но, дорогие товарищи, вы просто перестраховываете себя.

Преображенский резко поднялся с табуретки.

— Уж не хотите ли вы обвинить нас в трусости? — в упор спросил он.

— Никогда, полковник, — жестом руки Коккинаки предложил Преображенскому снова сесть на табуретку. — Бомбить Берлин могут лишь отважные экипажи. А вот с перестраховкой… то я исходил из того, что вы же никогда и не пробовали взять на внешнюю подвеску ФАБ-тысяча. Одни эмоции, предположения, расчеты…

— Расчеты верны.

— Позвольте выразить сомнение, — не согласился Коккинаки. — Можете доказывать кому угодно, только не мне. Я эту машину знаю не хуже вас.

— Да кто спорит, Владимир Константинович?! — вмешался в разговор Жаворонков. — Вы, лично вы первым испытывали Ил-четыре, ставили на нем мировые рекорды по дальности полета и поднятию тяжестей. Знаем, все знаем. И гордимся вами, поверьте.

— Дали бы мне такой самолет, какой тогда был у вас, в спортивном варианте, новенький, я бы на Берлин взял ФАБ-тысяча на внешнюю подвеску и загрузил бомболюки десятью ФАБ-сто! — заверил Преображенский. — А наши машины серийные, потрепанные в боях, изношенные…

Слова Преображенского не понравились Коккинаки, задели его уязвленное самолюбие, на щеках у него даже выступили красные пятна.

— Вы что же, полковник, полагаете, что мой опыт… что я…

— Вовсе нет, уважаемый Владимир Константинович, — перебил Жаворонков, стараясь смягчить резкость высказываний командира полка. — Полковник Преображенский просто подчеркнул наши непростые условия, беспокоится за выполнение правительственного задания по ответной бомбардировке Берлина.

Преображенский спохватился, командующий ВВС флота осуждает его несдержанность в разговоре с представителем Ставки, виновато склонил голову.

— Вы, Владимир Константинович, как летчик должны нас понять…

— Я-то вас понимаю, хорошо понимаю, а вот вы меня нет! Не хотите понять, несколько успокоился Коккинаки. — Не по своей же воле я прилетел на остров Сааремаа. Меня направила Ставка…

— И это нам известно, — произнес Жаворонков. — Что же касается злополучных ФАБ-тысяча, то у меня есть предложение, Владимир Константинович.

— Какое предложение, Семен Федорович? — оживился Коккинаки.

— Поскольку ни я, как командующий ВВС флота, ни командир полка вас не переубедили, давайте послушаем, что скажут те, кто водит группы дальних бомбардировщиков на Берлин.

Коккинаки задумался над предложением генерала. В конце концов надо выслушать всех, а уж потом принимать решение.

— Хорошо, давайте говорить с командирами групп, — согласился он.

На встречу с представителем Ставки Верховного Главнокомандования генерал пригласил командиров морской и армейской авиагрупп Преображенского и Щелкунова, командиров эскадрилий Ефремова, Гречишникова, Плоткина и Тихонова, флагманских штурманов Хохлова, Малыгина и Лаконина, военкома Оганезова и старшего инженера Баранова. Представлять Коккинаки не требовалось, каждый отлично знал и летчика-испытателя и его рекорды на самолете ДБ-3.

17 июля 1936 года он поднялся на высоту 11 294 метра с грузом 500 килограммов, а через девять дней — на 11402 метра с грузом 1000 килограммов. 21 августа Коккинаки с тысячекилограммовым грузом взял высоту 12 101 метр, превысив все ранее имевшиеся достижения. Мировой рекорд был установлен 7 сентября этого же года, когда ему на ДБ-3 удалось с грузом в 2000 килограммов достигнуть 11 005 метров высоты.

Коккинаки принадлежали выдающиеся достижения и в дальности полета на ДБ-3. 26 августа 1937 года он пролетел 5000 километров с грузом 1000 килограммов по маршруту Москва — Севастополь — Свердловск — Москва с рекордной средней скоростью 325 километров в час. Вместе со штурманом Бряндинским 27 и 28 июня 1938 года Коккинаки совершил беспосадочный перелет из Москвы на Дальний Восток, за что ему было присвоено звание Героя Советского Союза. И, наконец, 29 апреля 1939 года Коккинаки и штурман Гордиенко на ДБ-3 без пересадки перелетели через Атлантический океан из Москвы в Соединенные Штаты Америки, продемонстрировав всему миру отличные летные качества советского самолета.

Высказались все летчики и штурманы, летавшие на Берлин. Мнение их было единым: брать ФАБ-1000 или две ФАБ-500 на имеющиеся самолеты нельзя. Материальная часть бомбардировщиков основательно изношена, моторы выработали свои ресурсы, мощность их упала, и поэтому нет никакой гарантии безопасности взлета бомбардировщика по грунтовой полосе с такой нагрузкой. К тому же летать на Берлин приходится на предельной высоте, отчего расход бензина очень большой. При увеличении нагрузки расход горючего еще более возрастет, и тогда его может не хватить на обратный путь.

Коккинаки слушал не перебивая, делал карандашом пометки в блокноте.

— Кроме состояния техники надо учитывать еще и состояние экипажей, и в первую очередь пилотов, — сказал Оганезов.

Военком 1-го минно-торпедного полка заметил правильно, Жаворонков вполне был с ним согласен: люди устали, вымотались. Полет длится более семи часов, происходит он в сложных условиях: ночью, на высоте около 7000 метров, при кислородном голодании, в холоде, под воздействием у цели зенитной артиллерии и истребителей врага. Люди действовали на пределе своих физических и моральных сил, особенно над Берлином. Когда же ДБ-3 подходили к своему аэродрому, то напряжение спадало, летчики расслаблялись, внимание, так необходимое для точного расчета посадки, притуплялось, и некоторые платили за это жизнью. Так во время приземления взорвались бомбардировщики лейтенантов Александрова и Кравченко.

Доводы летчиков и штурманов все же до конца не убедили Коккинаки, хотя со многими выступлениями он, как летчик-испытатель, внутренне соглашался. Заключение его было коротким, ведь едва ли стоило представителю Ставки вступать в спор, решают ведь не экипажи, а командующий ВВС флота генерал-лейтенант авиации Жаворонков. Коккинаки поблагодарил присутствующих за откровенные выступления, сказав, что понимает трудности, возникшие у летного состава авиагруппы особого назначения, напомнил о необходимости наращивания ударов по Берлину, для чего следовало применять бомбы самого крупного калибра, и пожелал удачи экипажам в выполнении почетной и ответственной боевой задачи по ответной бомбардировке столицы фашистской Германии. Что касается ФАБ-1000, то он все же полагает вполне возможным брать ее на внешнюю подвеску. А окончательное решение они примут вместе с командующим ВВС флота.