Голоса ночи - Лидия Джойс

Чарлз усмехнулся.

– В следующий раз, – пообещал он, и она неожиданно для себя почувствовала, что готова заплакать, испытывая признательность, оттого что он не гнушался прозой жизни и позаботился о ней, как того требовали обстоятельства.

Чарлз взял ее за руку и молча потянул с узкого дивана на ковер. Она легла и увлекла его за собой. Горячая кожа барона была немного грубее, чем у нее, и эта разница казалась восхитительной.

– Поцелуй меня, – попросила она, и он, поместив свои бедра между ее ног, прогнулся так, что их губы встретились. С первым толчком губка скользнула глубже внутрь, неожиданно придав дополнительную остроту ощущениям, отчего у Мэгги вырвался легкий стон. Она прижимала Чарлза к себе, тогда как он – сначала медленно, потом все быстрее и быстрее – двигался внутри ее. Ее тело, охваченное огнем, жаждало его, жаждало большего. Он оперся локтями по обеим сторонам ее головы и обхватил ладонями ее лицо. В его глазах отражалось пламя, подобное тому, которое нарастало внутри ее, и внезапно ее потряс исступленный восторг.

Поглощенная огнем, Мэгги ничего не видела и не слышала, только чувствовала свое пылающее тело и Чарлза, двигающегося внутри ее все с тем же бурным ритмом.

Постепенно жар начал спадать. Мэгги тяжело дышала на ковре, рядом, скатившись с нее, лежал Чарлз.

– Благодарю, – прошептала она, закрыв глаза.

– Не надо благодарностей, – произнес Чарлз так тихо, что она едва расслышала его. – Лучше скажи, что это было восхитительно.

– Конечно, конечно, – согласилась Мэгги, и ей почему-то показалось, что все это похоже на прощание.

Глава 11

– Чарлз, спускайся вниз! Уже прибыли гости!

Чарлз поднял голову и увидел сестру в двери своего кабинета; глаза Милли сверкали, и она смотрела на него, надув губы. Он поднялся, стараясь скрыть недовольство. Странная цепочка событий, начавшихся с пренебрежительного высказывания сестры в адрес внебрачной дочери их отца, теперь близилась к концу. Он испытывал удовлетворение и предвкушал триумф в споре с сестрой, однако эти чувства омрачались растущим страхом.

Несмотря на все попытки Чарлза успокоить Мэгги, она все сильнее волновалась, получая на протяжении нескольких недель послания от Дэнни О’Салливана. Она никому не рассказывала о своих страхах и старалась казаться спокойной, однако лицо ее становилось холодным и напряженным, когда она предавалась бесплодным размышлениям о своей дальнейшей судьбе. Хотя Чарлз убеждал Мэгги, что ей не о чем беспокоиться, ее страхи порождали сомнения и у него.

Другая причина его досады, никак не связанная с Дэнни, заключалась в том, что светский прием в его доме означал конец общения с Мэгги Кинг. Она уже купила билеты третьего класса до Америки, чтобы исчезнуть сразу после приема. Чарлз был недоволен этой идеей, но что он мог поделать? Мэгги чувствовала себя несчастной в Лондоне; ей казалось, что в каждом темном месте ее поджидал человек Дэнни, и ее невозможно было убедить, что, став любовницей влиятельного человека, она будет в безопасности. Контраргументы Чарлза были не убедительными, эгоистическими, и он слишком уважал Мэгги, чтобы озвучивать их.

– Так ты идешь? – нетерпеливо спросила Милли, прервав размышления брата.

Чарлз осознал, что стоит как вкопанный, глядя на камин. Лицо его приняло обычное выражение, и он высокомерно приподнял бровь, что всегда раздражало сестру.

– Да, конечно. Просто жду, когда ты пройдешь вперед.

Милли фыркнула и вышла из комнаты, шурша юбками. Чарлз молча последовал за ней, в то время как она устремилась по восточной галерее к главной лестнице. Вскоре возбуждение заглушило ее раздражение, и она, забыв о своем недовольстве, разразилась словесным потоком:

– Гости прибыли почти одновременно! Половина из них были приглашены на ранний чай у Ашуэртов. Почему ты их не встретил? Лорд Рашуэрт не смог, как обычно, выбраться из своего загородного поместья, но леди Рашуэрт и леди Виктория уже прибыли и удалились в свои комнаты, чтобы освежиться после дороги. Лорд и леди Джеймс Ашуэрт со своими тремя дочерьми, а также мистер Уэлдон пьют чай с мамой в китайской гостиной. Одновременно с ними приехали Рэдклиффы, потом появился лорд Гамильтон…

Чарлз рассеянно слушал перечень гостей; это были те же самые люди, которые приезжали к ним ежегодно, и, вероятно, их предки также участвовали в приемах, которые устраивали его предки.

На это ежегодное собрание леди Эджингтон пригласила гостей с таким расчетом, чтобы сохранялся баланс между представителями обоих полов, что обычно делалось на светских мероприятиях. При этом количество отобранных дочерей и сыновей составляло незначительный процент в списке высоких гостей.

Большинство из приглашенных арендовали дома на земле Эджингтона, и их места жительства находились на расстоянии мили от особняка барона, так что его домашний прием стал не более чем значительно расширенным изысканным обедом для привычного круга гостей, и являлся началом лондонского светского сезона. Эти гости знали Чарлза лучше, чем кто-либо, и не потому, что он считал их близкими друзьями, а потому, что они были теми, кого мать называла людьми «нашего сорта», и они знали Чарлза со времен, когда он ходил в коротких штанишках, если не раньше. Чарлз никогда не понимал, что значит «нашего сорта», поскольку этих людей не объединяло ни равное богатство, ни положение в обществе, ни стиль жизни, ни политические воззрения, за исключением того, что они долгое время общались друг с другом. Это были те люди, кого Мэгги должна была обмануть; люди, которые не только знали принятые в светском обществе правила поведения и прочие формальности, но и следовали им в жизни, усвоив их с самого детства до такой степени, что научились игнорировать некоторые правила, избегая обвинения в вульгарности.

Чарлз и Милли достигли лестничной площадки над главным холлом. Под голубым куполом с изображением Европы и быка собрались служанки в серо-белой униформе и лакеи в небесно-голубых ливреях – слуги выстроились сбоку от двери и ожидали прибытия гостей.

Наконец высокие двери широко распахнулись и появился первый гость – лорд Гиффорд; за ним вошли сэр Натаниел Дайнс и молодая белокурая женщина.

При виде незнакомки на лице Милли отразилось легкое замешательство, которое быстро сменилось ликованием. Чарлз подавил удовлетворенную улыбку.

Представление Джейн Хаусер компании явилось гениальным ходом, но не его, а Дайнса, хотя Чарлз был бы рад приписать его себе.

Баронет наряду с Чарлзом решил принять участие в социальном эксперименте, но Чарлз высказал опасение, что представление обществу еще одной неизвестной женщины вызовет у Милли подозрение, связанное с их пари. Дайнс посмеялся тогда и заявил, что им необходимо намеренно ввести в заблуждение Милли, и для этой роли как нельзя лучше подойдет мисс Хаусер. Чарлз согласился, что она действительно подходит для этой роли.