Дай мне любить тебя - Виолетта Роман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Меня изнасиловали! Я была не в себе, разве ты не заметил?! — я кричу на него, потому что мне больно и стыдно даже обсуждать это. Мне больно вспоминать тот ужас, что я пережила. Но Илья заставляет меня делать это.
Он молчит. Просто стоит на месте и в глаза мне смотрит. Удивлен? Не ожидал? А потом вдруг начинает пятиться. И головой мотает, схватившись пальцами за виски.
— Нет, бл*ть, это полный пизд*ц. Это не так…
Он все еще пытается держаться за ту правду. За правду, где я остаюсь стервой и изменщицей. За правду, где он не мог ничего изменить, где он был жертвой. Настоящая правда похоронит его. Я знаю.
— Ты четко говорила его имя там, на видео… — голос потерянный, испуганный даже.
— Да я в бреду была! Они отрубили меня, а когда я очнулась, то была голой в чужой кровати!
Он сглатывает. Делает шаг ко мне. Вижу, как ходят желваки на его скулах, как дергается мышца под глазом.
— Кто? Кто, бл*ть, отрубил тебя? — голос тихий, но напряженный. Он на грани. А я уже перешла ее.
— Уроды какие-то! Которых твоя мать наняла! — кричу, захлебываясь от слез. Зачем? Ну зачем ему это нужно? Копошиться в этом дерьме, делать себе и мне больно. Ничего ведь не осталось — одни руины. Разрушенные, разграбленные руины.
— Наутро она мне сказала, если я не откажусь от тебя, то она и тебя в горячую точку зашлет, и меня убить закажет.
— Почему ты не сказала мне?! Обо всем этом ни слова не сказала мне тогда?!!
Отталкиваю его в грудь. Хочу ударить его, хочу сделать больно! Ненавижу его за то, что заставляет снова все пережить. Вспомнить весь тот ад!
— Не успела! — в глазах слезы… — Когда ты вернулся в город, не осталось больше ничего! Ни нас, ни ребенка нашего не осталось, Илья!
* * *
Семь лет назад
— Вик, ты как? — голос Ани разбудил меня. Я приподнялась на кровати, живот нестерпимо ныл. Уже десятый день никаких изменений в лучшую сторону. И самое ужасное — равнодушие палатного врача.
— Температура похоже снова, жарко что-то… — я приподнялась в сидячее положение, подтянула к себе ноги. Взяла с тумбочки градусник и поставила его под руку.
Аня моя соседка по палате. Добродушная девчонка, ждущая второго малыша. У нее тоже, что и у меня — угроза. Вот только Аню ждет муж и дочка. И, слава богу, у нее уже все в порядке, и скоро выписка.
— Слушай, не нравится мне это… Ты бы снова к Тихоновой постучала. Пусть хоть УЗИ сделают. Уже вторую неделю лежишь…
Прикрываю глаза. Душно. И дурно. В груди снова спазмом сковывает каждый нерв. Хочется плакать. Да что там плакать? Рыдать в голос, крушить все, что под руку подвернется, от понимания того, что моя жизнь сломана… все разрушено, искромсано в шаге до счастья…
— Осадчая, — в дверях появляется доктор. — Зайди.
Я поднимаюсь с кровати и неспешно иду к ней. Мне дурно, в жару да еще и с температурой.
У врача хотя бы сплит. И пока она усиленно изучает мои бумаги, я наслаждаюсь прохладой.
— Что с температурой? — спрашивает, бегло поднимая на меня глаза.
— Тридцать восемь, — в горле пересохло все. Сглатываю вязкий ком.
Она снова прячет взгляд. В груди нарастает волнение, сердце отдает на уровне горла. Я уже знаю, что будет… Уже знала. Вернувшись домой после ночи изнасилования, у меня началось кровотечение. Только тогда посчитала и поняла, что задержка уже в десять дней… Испугалась сильно. Хотела провериться, анализы сдать. А там узи и вот, все подтвердилось. Я беременна. Срок — пять недель. И у меня угроза.
— Сейчас идем на узи, а там будем решать. У тебя кровь плохая, воспалительный процесс. Что-то не так.
Я киваю. Никаких эмоций. Внутри болезненная, предвещающая беду тишина. Я просто выхожу из ее кабинета и спускаюсь вниз, в кабинет УЗИ. Они делают исследование. Молча. Что-то шепчут друг другу. А я прикрываю глаза, чувствуя, как скупая слеза катится по виску.
— Плод замер. К сожалению, наши старания оказались напрасными. Вик, нам нужно срочно тебя чистить. Пошел процесс разложения, поэтому ты температуришь…
Я не слышу ничего. Меня трясет. Трясет, пока меня ведут в операционную. Трясет, пока меня просят раздеться, и я делаю это. И когда я уже забираюсь в кресло, на какую-то долю секунды я думаю о том, чтобы позвонить ему. Позвонить и рассказать все. Только он в лесу. Без связи.
* * *
— Вик, муж пиццу принес. Будешь? — Аня никак не хотела уходить. Температуры больше не было, но сильно болел живот. А еще душа. Ее рвало на части.
— Я не голодная, — прохрипела, просматривая телефон. Несколько часов кряду я пыталась написать и отправить ему сообщение. Рассказать все, а там будь что будет. Посмотрит ли он на меня теперь, так же как и раньше? После того что со мной произошло…
— Вик, — в дверях стоит Юлька. Вторая соседка.
— Там к тебе пришли. Выйди за дверь в коридоре девушка тебя ждет.
Я не хочу никуда идти. Но послушно встаю с кровати и иду.
На лавочке у процедурной сидит Марго. Первый порыв — уйти. Но что-то подсказывает мне, что я должна ее послушать.
Она поднимает на меня глаза. Видимо, все эмоции написаны на моем лице, потому что девушка тут же поднимается.
— Я по-быстрому. Долго не задержу.
Подумав немного, усаживаюсь рядом. Только потому, что тяжело стоять. Мутит.
Несколько секунд мы сидим молча. Я не смотрю на нее.
— Вик, я знаю, ты меня ненавидишь… но я люблю его..
Горький смех рвется с груди. Прикрываю глаза, понимая, что эту суку сюда прислала мать Верховского. Поворачиваюсь к ней.
— Я тоже.
Она кивает. Достает из сумочки какие-то бумаги.
— Я слышала про тебя… слышала, что ты потеряла ребенка.
Вспыхиваю от гнева. Какое право она имеет говорить об этом? Мерзко от понимания того, что Верховская все вынюхала.
— Неужели у Ирины Витальевны и здесь свои выходы?
— Нет. Она тут ни при чем. Твоя палатная врач — моя сестра. Прости, но когда я узнала, что ты здесь лежишь, не могла не спросить.
Кивнула. К глазам подступили слезы, но я затолкала их подальше. Не собираюсь плакать при ней.
— Что
