Когда загорится свет - Ванда Василевская

— Я буду ровно в девять, — успокаивал его Алексей.

— В девять… Ну, тогда я успею, наверняка успею. Простите, что я вам помешал, но мне…

— Ничего, ничего, до завтра.

Алексей проводил его до лестницы, преследуемый пронзительным взглядом старухи, которая уже уселась на табуретку у теплой еще печки, и немного удивленным взглядом Людмилы.

Он не сомневался, что старик солгал, ему некуда было идти, не нужно было относить никакой справки, он просто хотел убедиться, придет ли Алексей, не раздумал ли он, ознакомившись еще раз с чертежами.

Он не мог дожидаться утра, — он должен был немедленно тотчас убедиться, можно ли надеяться, или нет. И Алексей вдруг почувствовал себя связанным с этим старым человеком какими-то внезапно возникшими, но крепкими узами.

И когда он вошел в кабинет секретаря обкома, чтобы сообщить, что согласен принять дела, ему казалось, что на него устремлены глаза старика. До такой степени, что, только выйдя, он вдруг осознал, что произошло. На мгновенье он заколебался, словно желая вернуться, отказаться от того, что было им сейчас сказано, но он еще чувствовал теплое пожатие руки, еще видел теплый взгляд человека, который доверял ему. Нельзя же каждые пять минут менять решение. Он взрослый человек, и — какого черта! — ведь не загипнотизировал же его этот Евдоким, ведь знает же он, что делает!

В нем боролись два желания, он с изумлением открыл, что теперь уже два. Ведь в конце концов это была огромная, великолепная работа. От него зависело, будет ли спящий за забором гигант жить, или же его окончательно засыплет снегом, размоет дождем. «Почти безнадежно…» Нет, он может доказать, что не безнадежно, что это можно сделать… Слишком молод… К черту! Какое значение имеет здесь возраст? Необязательно нужно дожить до седых волос, чтобы чему-нибудь научиться.

Он вспомнил свои предчувствия там, перед портретом «Дамы с розой», что с ним случится что-то хорошее. Неужели это и есть то хорошее? Кто знает, что скрывается за забором? Быть может, нечто большее, чем сталь и цемент, чем корпуса и стены.

Он возвращался домой. Людмила, наверное, сидит и ждет, чтобы с ледяным выражением, тоном примерной жены предложить ему чаю. Нет, незачем говорить обо всем этом Людмиле. Он с трудом нащупал дверь. Внутри было темно, и Алексей внезапно почувствовал глубокое разочарование. Обе уже спят, ну, разумеется, ведь давно за полночь.

Он снял в кухне сапоги, разделся впотьмах и тихо лег в постель. Сразу ожили звуки ночной жизни дома. Кто-то спотыкался на лестнице, громко ругаясь. С мяуканьем промчались кошки. Монотонно капала вода; кран опять был испорчен. Но Алексей с изумлением заметил, что это не раздражает его, как обычно. Напрасно искал он в себе прежние ощущения, угнетающее, мучительное состояние, когда эти ночные звуки доводили его до бешенства. «Что же случилось?» — подумал он.

Людмила — что ж, ничего не поделаешь. Нет, он ей ничего не расскажет, только Асе, — усмехнулся он впотьмах. Такая огромная работа и такая маленькая девочка, — нет, только ей и можно сказать, она поймет.

«И художнику», — подумал он, уже засыпая, но твердо помня, что завтра надо пораньше встать и тщательно осмотреть электростанцию с чертежами и расчетами в руках.

XIV

— Там заседание, — сказала секретарша, приподнимаясь со стула. — Он занят.

Алексей вышел, но уже из подъезда вернулся и зашел в комнату машинисток.

— Можно позвонить?

— Звоните, звоните, — разрешила знакомая светловолосая девушка.

— Я хотел с вами поговорить, — сказал Алексей в телефонную трубку, стараясь говорить спокойно.

— Отлично, только, видите ли, сейчас я очень занят. У вас там уже все подготовлено?

— Да, уже почти все.

— Так, может, мы поговорим уже прямо на комиссии, а?

Алексея словно холодной водой окатили.

— На комиссии… Я думал, что прежде…

— Да вот, видите, обстоятельства сложились так, что не выходит.

— Тогда в пятницу?

— Да, если мне не придется уехать на несколько дней.

Алексей медленно положил трубку. Куда девался тот радостный подъем, с которым он шел сюда? Что же в сущности произошло? Почему это все так? Ну, разумеется, для этого человека электростанция была лишь частицей огромного хозяйства, могла отнимать у него лишь часть времени и мыслей. Но Алексей почувствовал себя вдруг выбитым из колеи. Он тяжело спускался по лестнице.

У подъезда остановилась машина. Маленькая зеленая машина, поблескивающая свежим лаком. Из нее выскочил высокий мужчина в шубе и белых бурках.

— Вадов, — сказал кто-то позади.

Высокий мужчина, перескакивая через две ступеньки, побежал наверх. Алексей заметил его розовые от мороза щеки и черные брови, гораздо темнее выбивавшихся из-под меховой шапки каштановых волос.

Значит, вот как. Приехал Вадов. Это его ждали там, в кабинете, и потому для Алексея не оказалось времени. Он остановился, тупо глядя на машину. У него была машина, у этого Вадова, он сам вел — должно быть, собственная. И шуба. Алексей машинально потер подбородок о шершавый воротник шинели. Но не это важно. Где же был этот Вадов, когда Алексей скитался по темным лесам, когда Алексей продирался сквозь железные заслоны врага, тащился через непроходимые топи? Где же тогда был розовощекий, изысканно одетый инженер Вадов?

Алексей сжал кулаки. Ему казалось, что он ненавидит этого человека больше, чем кого бы то ни было в жизни. Он шел, тяжело ступая сапогами по снегу. Злоба разрядилась, и Алексею стало немного легче. Прежде всего, ничего еще неизвестно. Вадова вызвали раньше, а теперь скажут, что не нужно. Может ведь и так быть… Ведь Алексею ясно сказали, чтобы он осмотрелся и решил.

Во дворе его остановил живущий во флигеле милиционер:

— Алексей Михайлович…

— Что случилось?

— Ничего, ничего. Я хотел посоветоваться. Такое дело…

— Идемте, зайдемте ко мне.

— Нет, нет. Я здесь, мне только минуточку.

Алексей угостил его папиросой и, закурив сам, ждал. Но тот разгребал носком сапога снег и, казалось, высматривал, не появится ли что-нибудь из-под снега. Видимо, ему трудно было говорить. По двору с криком пробежали дети в дырявых, обвязанных тряпками валенках. Милиционер отвернулся и подождал, пока они исчезли в подъезде.

— У меня, знаете, такое дело, что уж и сам не знаю… Я и подумал, может, вы мне что посоветуете.

Алексей почувствовал скуку. Что он может посоветовать? С какой стати? Почему люди сами не решают свои дела? А к кому ему обратиться. Вот хотя бы и с этим Вадовым?

— Дело такое… Я вот женился, у нее сын, а теперь у нас родилась дочка. Вот уже три года, малыш привык, да и я, ничего не скажешь, привык к нему. Жена у меня ничего, и хозяйка и так вообще… И вдруг…

— Поссорились?

— Нет… Из-за чего ссориться? Мы люди смирные, ссориться нам не из-за чего. А вот только муж у нее нашелся.

— Ее муж?

— Да, вот… Он пропал еще в самом начале, а теперь пришло сообщение, что был в плену.

— Приехал?

— Нет, еще не приехал. Но приедет, а тогда что же? Ведь и до несчастья недалеко.

— Вы должны с ним поговорить по-разумному, прийти к какому-то соглашению.

— По-разумному… Редко выходит по-разумному. Мало ли теперь бывает? Чаще револьвером кончается, чем разговором.

— Что же я могу вам сказать?

— Да, я только так. Вы человек интеллигентный, Алексей Михайлович, сами на войне были. Вот я и подумал, а то и посоветоваться не с кем.

— Тут трудно посоветовать. А жена ваша как?

— Да что ж, известно, женщина… Плачет — и все. Прямо истаяла от этой мороки. Не знаю, что и делать.

— А что же она? — нерешительно начал Алексей.

— Это за кем она больше? Да ведь как сказать… Мы уж так привыкли — погиб и погиб, а тут — на тебе!

— Не знаю, что вам посоветовать. А что он за человек?

— Человек как человек. Жили они неплохо. А тут еще сын. Мальчик зовет меня папой, маленький еще, вот и привык, а теперь как?

— Подождите, вот он приедет, поговорите с ним и вы и жена, как-нибудь решите.

— Если бы… Не кончится это добром, — проворчал милиционер, продолжая разгребать носком сапога снег. Алексей не знал, что еще сказать, и молча сжимал зубами папиросу.

— Моя хотела было зайти к Людмиле Алексеевне, спросить…

— Да, да, — обрадовался Алексей, словно это снимало с него ответственность.

— Женщине с женщиной все-таки легче. Только, может, Людмила Алексеевна занята?

— Нет, нет, она наверняка найдет время, — успокоил его Алексей, подумав при этом, что он ведь даже не знает, когда у Людмилы дежурство.

— Так она зайдет.

— Хорошо, — закончил разговор Алексей и протянул ему руку. На него взглянули утомленные, слегка покрасневшие глаза. — А вы плохо выглядите.

Милиционер пожал плечами.

— Да ведь как же. И служба и это все…