День рождения Буржуя - 2 - Юрий Рогоза

- Грубиян ты, Василий, - уже привычно отреагировал Борихин. Тихо. Смотри: вроде окно открыто. Видишь? Вон там. Знать бы, что за помещение...

Метрах в пятидесяти от того места, где они находились, забор примыкал к задней стене одного из клубных зданий. В ней, на высоте человеческого роста, действительно имелось неширокое оконце с приоткрытой фрамугой.

- Наверняка комната, охраны. С нашим-то счастьем, - пессимистично предположил Василий.

Борихин воровато оглянулся. Проходная осталась за углом. Поблизости не видно было ни единой живой души.

- Вот ты и проверишь, - велел он партнеру. - Давай подсажу.

- Не надо, я сам, - гордо отказался Вася. - Силы поберегите. Убегать придется быстро.

- Так, так... Отличненько... Левой, левой активнее работаем... Вот так!.. Ладно, перерыв.

Толстый опустил руки в боксерских перчатках. В проворном тренировочном зале они были одни - он да Гиви.

Грузин знал, как нужно принимать таких уважаемых гостей, как Анатолий Анатольевич. И всегда лично им ассистировал. А в перерывах развлекал как умел.

- Смешное хотите расскажу, Анатолий Анат...

- Опять ты? - буркнул Толстый. - Ну сколько просить можно? Для тебя я - Толстый, и говори мне "ты".

- Ну извини, извини... Никак привыкнуть не могу. Артурчик-то наш, он говорил - вы знакомы, совсем в глюки ударился. Недавно прибегал - весь бледный от переживаний. Борихин ему мертвый являлся. Скоро будет простыней чертиков ловить...

Толстый и сам побледнел.

- Что? Как являлся?

Гиви, увлеченный рассказом, не заметил, как на него реагирует уважаемый клиент, и живо продолжал:

- Да, говорит, реально так, совсем как живой.

- И... Что?

- Ничего. Оклемался - прошло. Да вы... ты чего это побледнел, а, Анатольич. Что - плохо?..

- Да нет, нормально... - Толстый обессиленно сел на скамейку. - Не люблю я чертовщины, Гиви. С детства ненавижу. А она, оказывается, на каждом шагу живет...

Гиви развеселился.

- Да брось ты! Реальный мужик, а в ерунду всякую веришь! Да мало ли чего Артурчику после дури привидится, убогому...

- Ну-ка, помоги перчатки стянуть.

- Что, на сегодня все?

- Нет, так... Схожу в сортире отмечусь... А что он говорил?

- Кто? - не понял Гиви, снимавший с рук Толстого перчатки.

- Ну Борихин, царство ему небесное. В смысле тот, что приходил.

- Да ничего он не говорил! И я с дуру ляпнул. Думал - посмеемся вместе. Я ж не знал, что ты к этому так серьезно.

- Я сейчас, - Толстый встал со скамейки и направился к двери.

Артур восседал на унитазе, чистил зубы и одновременно листал модный журнал. Зазвонил телефон. Не прерывая ни одного из своих занятий, модельер прижал плечом трубку к уху и отозвался:

- Алеу... Да, я... Как же, как же, бьен сюр, помню... И уже виделся с мадам. Сан плезир дю ту... Даже говорить не пожелала! Забыла, прошмандовка, кто ее в люди вывел! - прополоскав рот, Артур сплюнул в раковину. - Экскюзе... Что вы говорите?.. Непременно. Я и сам удивляюсь - при таком единодушии и мы до сих пор не знакомы... Угу, угу... Тре бьен, буду... Коман?.. Ах, как буду одет? - он засмущался и кокетливо поведал: - Ну, я еще не думал сегодня... А как бы вам хотелось?.. Неприметно? Сэ дэфисиль. Но я что-нибудь придумаю. Специально ради вас!.. О ревуар.

Артур дал отбой и победно дернул за цепочку сливного бачка.

Василий без видимого напряжения подтянулся и уже через несколько секунд оказался на подоконнике.

- Ну, что там? - поинтересовался снизу Борихин.

- Удача, сэр, - порадовал его напарник. - Клозет.

- Мужской или женский? - уточнил старший партнер.

- Не знаю. Мне в женском бывать не приходилось.

- Ты не умничай, - пропыхтел Борисыч, который тоже приступил к восхождению. - Залезай.

- Еще чего! А вдруг женский. Если поймают - решат, что мы извращенцы.

- Залезай, говорю! - свирепо засопел Борихин. - Думаешь, мне легко здесь висеть?

Стараясь не наделать шуму, Василий до конца распахнул створку окна, спустился на пол и, перегнувшись через подоконник, помог подтянуться изнемогавшему Борихину. Тот тяжело спрыгнул вниз и замер, прислушиваясь. Потом нагнулся и заглянул под дверцы. Ног не было видно. В туалете, кроме них, никого.

Борисыч перевел дыхание и принялся приводить в порядок свой новый, но уже подвергшийся серьезному испытанию костюм. Покончив с этим, кивнул на дверь:

- Давай выбираться отсюда. Только тихо.

В коридоре прозвучали тяжелые шаги. Кто-то, напевая себе под нос, приближался к туалету. Борихин сделал большие глаза и шикнул на Васю:

- Быстро прячься!

Оба едва успели шмыгнуть в кабинки и запереться, как дверь отворилась.

Напевая "Если хочешь быть здоров...", Толстый подошел к кабинкам. Подергал за одну ручку - заперто, потом потянул за другую - тот же результат. Он удивился и не поверил сам себе. В туалет можно было проследовать только через тренировочный зал, а за последний час мимо них с Гиви никто не проходил. Видимо, дверцы перекосило, подумал Толстый и дернул посильней. Защелка с треском отлетела, дверца распахнулась. На унитазе, в гордой позе орла, - чтобы снаружи незаметно было, - восседал покойный Борихин с напряженным от сдерживаемого дыхания лицом.

- Анатолий Анатольевич, - приятно удивился мертвец. - Вы-то мне и нужны!

Глаза у Толстого закатились, и, не издав ни звука, он, как подрубленное дерево, рухнул на кафельный пол.

ГЛАВА 18

Вера хлопотала по дому, когда у двери загудел интерком. Охранник снизу сообщил о визитере, и в голосе его чувствовалось сомнение в том, что данная личность вправе претендовать на это звание. В ответ на вопрос, кто таков, бдительный охранник ответил:

- Да такой, бомжеватый. Волосатик. Мятый весь. Владимир... Как тебя, говоришь? - обратился он к посетителю, а потом доложил Вере: - Коваленко, говорит.

- Вы уж пустите его, волосатика, ладно, дядя Коля? - тут же улыбнулась Вера. - Как-никак мой родной брат.

Тюремную вонь, въевшуюся во все поры, Буржуй вымачивал долго. Он нежился в огромной, наполненной до краев пенистой ванне столько, что Вера не выдержала.

- Можно к тебе? - постучала она в дверь. Буржуй погрузился в воду по шею.

- Заходи. Меня все равно не видно.

Вера вошла с двумя прикуренными сигаретами и одну протянула брату.

- Как раз мечтал об этом, - обрадовался тот. - Знаешь, Толстый прав: ты -идеальная женщина. - Вера присела на краешек ванны.

- Ты здесь почти час, между прочим. Я ждала, ждала... Потом поняла - если хочу с тобой поговорить, лучше не ждать. А то потом вскочишь и убежишь, я же тебя знаю, - она затянулась сигаретой, помолчала. - Слушай, Буржуй, мне тут мысли в голову лезут. С тобой поделиться или тебе своих хватает, а? Только честно. Ладно?

- Ладно. Выкладывай, что там тебе покоя не дает.

- Только без обид, да?

- По-моему, я больше никогда не смогу обижаться на тех, кого люблю, на своих родных.

- Вот-вот, - подхватила Вера. - Родных! Буржуй, милый, мы же друг другу никто...

- Ты что - рехнулась? - Буржуй даже приподнялся в ванне, но потом снова сполз вниз.

- Подожди, не перебивай, я серьезно, - быстро заговорила Вера. Понимаешь, когда я думала... когда все думали, что ты умер, никто не мог запретить мне помнить и любить тебя как брата. Родного брата. А теперь... Ну давай не прикидываться! У нас даже группа крови разная. Мы оба это знаем - и ты, и я.

У Буржуя даже сигарета вывалилась из пальцев и зашипела печально в воде. Он отодвинулся в уголок ванны и спросил упавшим голосом:

- Ты что, Верунь, хочешь от меня отказаться?

- Ну какой же ты глупый все-таки! - она укоризненно покачала головой. - Я хочу?! Да моя жизнь началась в тот день, когда ты вошел в ту проклятую квартиру, помнишь? - Она на минуту задумалась, то ли припоминая прошлое, то ли просто пытаясь получше сформулировать то, что чувствует. - Я просто не знаю, имею ли я право на все, что имею. И на тебя. А ты... Ты очень многое делаешь из чувства долга, которое сам придумываешь. И не спорь: я точно знаю.

Буржуй резко повернулся к Вере:

- Вер, ты что несешь? Со стороны себя послушай...

- То и несу... На мертвого брата я точно имела право, а вот на живого - не знаю. Глупо, да?

- Глупо. И неправда. - Он долго вылавливал окурок, потерявшийся в пене, нашел его и с отвращением стряхнул прямо на пол размокшую табачную кашицу. - Знаешь, я очень много думал, пока колесил по свету. Я почти не спал, поэтому мог думать. Очень много думать - и днем, и ночью. Говорят - родных не выбирают. А я смог выбрать. Выбрать, иметь родных или остаться одиночкой. И я выбрал то, что выбрал - вас, тебя... Поэтому я счастливее других. Больше всех, по-моему, любишь тех, кого выбрал сам... Вот и мы - выбрали друг друга, поэтому и людей роднее, чем мы друг другу, не бывает.

Вера пристально посмотрела ему в глаза. Как для всякой женщины, для нее были важны не столько аргументы и логические построения, сколько чувства, которые выражает в споре человек. Видимо, в глазах у Буржуя она нашла то, что искала.

- Ты правда так думаешь? - спросила она на всякий случай.