Последнее прощай - Фиона Лукас

— Ну что ж, кажется, это отличная идея!

Анна, чуть прищурившись, взглянула на маму:

— Какая еще идея?

— Создать площадку, на которой вдовы и вдовцы могли бы пообщаться друг с другом. Я уже годами твержу, что тебе нужен проект, что-то, что тебя увлечет.

Анна медленно кивнула. Ее мама и в самом деле говорила об этом. Месяцами, если не годами, — как и Габи. Но она не была готова к ним прислушаться. Проходила целая вечность, пока она соглашалась на предложения Габи об очередных вечерних курсах. А пока удавалось найти то, что ей и в самом деле понравится, уходило даже больше. Зато теперь полюбуйтесь: у нее за плечами девять месяцев сальсы, и каждую неделю она с нетерпением ждет следующего занятия. Может, стоило прислушаться и к предложению мамы?

— Даже не знаю, с чего начать, — призналась она.

— Я тоже. Допустим, на Броуди ты наткнулась случайно. А как это мог бы сделать кто-нибудь другой? Ты ведь не станешь брать телефонный справочник и звонить по первым попавшимся номерам — если телефонные справочники еще вообще существуют!

Мама улыбнулась, и Анна улыбнулась в ответ. Идея была восхитительная, но сейчас имелись и другие вопросы, на которые требовалось обратить внимание.

— Да, мам, но вообще-то я пытаюсь тебе сказать, что готова к некоторым переменам в своей жизни, — она глубоко вдохнула. — В частности, начать ходить на свидания…

— Оу! — эта новость явно застала маму врасплох. — О, Анна… думаю, это… Что ж, серьезный шаг, но это прекрасно!

— Должна признать, мне жутко страшно!

— Неудивительно! Но если ты считаешь, что готова… Ты говоришь про того Броуди?

Анна удивленно заморгала. Броуди?

— Э-э-э… нет. Он…

Ее определенно заняла эта мысль. Это очевидно было невозможно, ведь… ведь…

— Нет, речь не о Броуди, мам. Он просто друг, — но хоть ее губы и произносили слово «друг», она понимала, что оно уж слишком скудно и блекло описывало то, что Броуди теперь для нее значил. Она встряхнула головой, будучи не в состоянии обдумать это здесь и сейчас.

— Его зовут Джереми. Он с сальсы. Однажды он меня уже приглашал — несколько месяцев назад, наши занятия как раз только возобновились после летнего перерыва. Он по-прежнему один и, кажется, еще не потерял интерес. — Они немного поболтали с ним после занятия, и, хотя практики в подобного рода вещах у нее не было, она думала, что поняла все верно.

— Оу, тогда держи меня в курсе…

Анна почуяла какой-то резкий запах от сковороды. Она взглянула вниз и выругалась:

— Мне пора, мам! У меня тут подгорает ужин!

— Конечно, конечно! — отозвалась та. — Люблю тебя, дорогая! Иди и спасай свое аппетитное карри!

Наспех попрощавшись, Анна сосредоточилась на ужине. Неужели курица совсем сгорела? Она обследовала ломтики, повертев их лопаткой со всех сторон.

Ну, может, немного. Но не настолько, чтобы ей пришлось отказаться от блюда. Ну и что, что оно будет чуть румянее, чем обычно?

Она вылила на сковородку банку кокосового молока и принялась помешивать. Добавляя рис, она мысленно вернулась к разговору с мамой. Как было бы замечательно, если бы каждый мог найти своего «Броуди». Но как это сделать?

Анна перевела взгляд на свой телефон, так и стоявший на полке, и потянулась к нему, решив установить таймер, чтобы не спалить еще и рис, как вдруг замерла при виде рядов разноцветных иконок.

Приложение.

Она встряхнула головой, взяла телефон, запустила таймер, а затем поставила обратно на полку и, не отводя взгляд, стала наблюдать за цифрами, отсчитывающими время, когда ее ужин будет готов.

Такое вообще возможно? От одной только мысли в груди у нее поднималась волна возбуждения. Она понятия не имела, однако знала пару человек, к которым можно обратиться.

Глава 28

Броуди въехал на свой двор, выбрался из «лендровера» и захлопнул дверцу, уверенный, что Льюис уже наверняка ожидает его дома под дверью, гадая, куда же отлучался хозяин. Тем утром Броуди пришлось отправиться на окраину Дартмута, но взять с собой Льюиса он не мог. Оказалось, что врачи не жалуют у себя пушистых четвероногих компаньонов.

Он выискал этого парня в интернете пару месяцев назад, вскоре после того, как Анна рассказала о своей поездке на гоночный трек. И вот уже прошел шестой прием, а он все никак не мог определиться, есть ли от терапии польза. Особенно с учетом того, что единственное место, где он бывал, если не в своей глуши или дома, — кабинет Ибрагима для его сеансов, а одна только поездка в направлении какого угодно города уже вышибала его из себя.

Он отпер заднюю дверь, и навстречу ему вылетел слегка обезумевший и довольный его возвращением Льюис. Затем пес промчался мимо него в другой конец двора и начал лаять в сторону пешеходной дорожки, которая шла сбоку участка. Этот лай не отстаивал территорию, этот лай говорил: «Взгляни сюда!»

В ту же секунду Броуди краем глаза заметил цветную вспышку. Он обернулся и увидел женщину в ярком походном костюме, а рядом мужчину — в одежде более темных и приглушенных тонов.

— О, здравствуйте, — обратилась к нему женщина. — Боже милостивый! Кажется, мы немного заплутали…

Она попыталась перелезть через каменную стену, служившую границей между тропинкой и его садом. Броуди стал отступать — как раз, когда женщина взглянула ему в глаза и замахала плохо свернутой картой.

— Вы случайно не знаете, как добраться до Хексуорти? — прокричала она, ничуть не смущенная, что только что без приглашения перемахнула через границу чужой собственности. Это была женщина средних лет, из тех, кого его мама назвала бы «восторженной фифой».

— У нас в деревне заказаны ночевка и завтрак… — она молча оглянулась на своего сообщника.

— «Ночлег и завтрак у овечки», — подсказал он.

— «Ночлег и завтрак у овечки», — повторила она, будто это было не то же самое, что только что сказал ее спутник, и с надеждой снова воззрилась на Броуди.

Броуди стоял как вкопанный и смотрел на нее. Сердце взволнованно билось в груди, а онемевшие пальцы стало покалывать.

«Помни, что сказал Ибрагим, — пытался он внушить себе. — С тобой все в порядке. Это не приступ. Это все те же безобидные симптомы, что возникают при каждой панической атаке. Не борись с ними, просто… наблюдай. Принимай их».

Ибрагим предложил вести записи, фиксируя, когда и где у него возникали наиболее сильные приступы беспокойства, что становилось их причиной, как долго они длились и насколько мучительны были по шкале от одного до десяти.

«Шесть, —