Связанный честью - Сандра Браун

На его лице забавно отразилось недоумение.

– Ради моей матери?

– Да, она согласилась провести здесь свадебный прием. Ты хочешь поставить ее в неловкое положение, усадив всех гостей на полу? После всего, чем она пожертвовала ради тебя?

На виске у него билась вена. Эйслин загоняла его в угол. И хуже того, ей самой было об этом отлично известно. Ему хотелось восхититься ее хитростью и поздравить со званием достойного противника, но она все еще оставалась его женой. Он так разозлился, что готов был задушить ее.

Он пристально посмотрел на нее, считая до десяти, потом развернулся на каблуках, громко затопал с крыльца и снова вскочил на лошадь. И ускакал со двора, взметнув за собой облако пыли.

Всю вторую половину дня Эйслин расставляла мебель. Она сама ее передвигала, несмотря на ее тяжесть. Как ни странно, мебель прижилась в доме, словно была сделана на заказ. Эйслин всегда нравились мотивы ковбойского юга. Именно этот стиль она выбирала, когда обставляла свое предыдущее жилище. Но здесь все выглядело еще лучше, чем там, – друзья Лукаса надарили им на новоселье много индейских вещей, которые очень хорошо подчеркивали мотивы пустыни.

К концу дня она чувствовала себя на последнем издыхании, но, желая смягчить утреннюю ссору, приготовила особенно вкусный ужин. На кухне недоставало кое-каких привычных принадлежностей, но это вполне компенсировалось свободным пространством.

В день, когда она определенно решила угодить своему мужу, Тони ей точно не помогал. Малыш по непонятной причине капризничал и надрывно плакал. Поставив ужин в духовку, чтобы он не остыл, Эйслин приняла ванну и как следует подготовилась к возвращению Лукаса.

Он вернулся далеко затемно, и она даже не стала отчитывать его за опоздание.

– Хочешь пива?

– Звучит неплохо, – угрюмо ответил Лукас, скидывая сапоги у задней двери. – Я иду в душ.

Без единого слова благодарности он взял у нее открытую банку пива и ушел с ней в глубь дома. Обернись Лукас хоть раз, он мог бы даже рассмеяться, если бы увидел, какое страшное лицо она скорчила ему вслед.

Когда он вернулся в кухню, на столе, покрытом скатертью из ее приданого, стоял ужин в привезенной ею посуде.

Он ничего не сказал ни о посуде, ни о мебели, только сел и принялся за еду, буквально загребая в рот пищу.

– Что это за шум? – поинтересовался он через минуту.

– Стиральная машина.

– Стиральная машина?

– Угу. И сушилка, – беззаботно подтвердила она. – Тони сейчас нужно много одежды. Так будет намного проще, чем возить ее каждые три дня в прачечную. Я прихожу в ужас, как подумаю, что надо будет ездить туда зимой, вытаскивая Тони на холод.

Как она и рассчитывала, Лукас сразу глянул на Тони. Эйслин оставила переноску на столе, чтобы малыш слышал их голоса и вообще присутствовал на семейном ужине. Лукас, казалось, взвесил все преимущества стиральной машины и сушилки и больше ничего не сказал.

У Эйслин заметно полегчало на сердце.

– Замечательно будет снова иметь детскую, – осторожно сказала она, накладывая Лукасу еще картошки. – Не придется больше волноваться, что Тони откуда-то скатится. Ты заметил, каким он становится энергичным? – Она вытерла рот салфеткой и застенчиво опустила ресницы. – И больше не придется класть его в нашу постель.

Она заметила, как вилка в руке Лукаса замерла. Он прожевал то, что было во рту, проглотил и отодвинул тарелку.

– Меня ждет работа. – Он резко встал из-за стола.

– Но я испекла на десерт пирог.

– Может, потом.

С упавшим сердцем Эйслин смотрела, как его широкие плечи исчезают в дверном проеме. Наверное, она должна была бы порадоваться, что ссора из-за мебели не переросла в грандиозный скандал, но расстроилась, видя, как поспешно он выходит из-за стола и избавляется от ее компании. Она ведь только начала тему постели.

Тони с самого начала пришлось укладывать спать с ними. Но Эйслин сильно сомневалась, что Лукас именно из-за него не притрагивался к ней с того самого утра в доме у Элис. За исключением открытых споров, он относился к Эйслин с полным безразличием. Он вообще очень редко на нее смотрел. А когда все-таки бросал взгляд, то в нем читалось что угодно, но не бушующее желание.

«Не то чтобы я его так уж хочу», – думала Эйслин, укладывая Тони. Но здесь на мили нет ни одного дома. Ее ночи были одинокими. Как правило, Лукас торопливо завтракал и сразу же уезжал. И она не видела его до самого ужина. Проводя целые дни в компании одного Тони, она очень хотела с кем-то пообщаться. Но Лукас так и оставался молчаливым.

Эйслин росла в доме, где не поощрялись выражения своего мнения и чувств. Но она не собиралась прожить в молчании всю оставшуюся жизнь. Она упрямо решила, что возьмет быка за рога и не позволит мистеру Грейвольфу сбегать вместе со своим мрачным настроением.

Впервые за много недель уложив Тони в его кроватку, она не пошла в спальню, а с подносом в руках направилась в гостиную. Лукас сидел на диване с какими-то бумагами – они покрывали все пространство вокруг него, перетекая на журнальный столик, – и делал заметки в черном блокноте.

Эйслин он не замечал, пока она не включила у его руки настольную лампу. Лукас поднял голову и посмотрел на нее:

– Спасибо.

– Так тебе будет лучше видно. Как ты вообще умудрился читать без света?

– Я и не заметил.

Наверное, он не хотел пользоваться ее лампой, хотя и сидел на ее диване, но Эйслин воздержалась от комментариев.

– Я принесла тебе пирог и горячий кофе, – сказала она и поставила поднос на край журнального столика.

– Какой он?

– Кто?

– Пирог.

– Яблочный. Ты любишь яблоки?

– В тюрьме я научился не быть слишком разборчивым.

– Тогда зачем ты спросил? – возмутилась она.

Не обращая на нее внимания, он в рекордное время слопал принесенный кусок. Эйслин обругала себя. Надо было повнимательнее отнестись к его жажде сладкого, она явно давно не удовлетворялась. С этого момента Эйслин проследит, чтобы каждый прием пищи заканчивался десертом.

Покончив с пирогом, Лукас отставил тарелку и снова склонился над своими бумагами.

– Дела на ранчо? – поинтересовалась она.

– Нет, протоколы суда. Мой клиент… – он запнулся, поскольку теперь у него уже не могло быть клиентов, – он, хм, хочет знать, стоит ли подавать апелляцию.

– И как, стоит?

– Думаю, да.

Эйслин какое-то время смотрела, как он снова что-то записывает в блокнот, потом сказала:

– Лукас, я хочу с тобой поговорить.