Simple Storys - Инго Шульце

– Мне известно лишь то, что значится в полицейском отчете, – сказала д-р Холичек. – Они ворвались в квартиру. Пять человек в пуленепробиваемых жилетах и с полной выкладкой. Можно сказать, взяли вашу квартиру штурмом.

– А все потому, что они не способны отличить газовый пистолет от настоящего, – сказал Мартин.

– Разве вам никто не позвонил?

– Только уже постфактум, – сказал он.

– А вам?

Рената Мойрер отрицательно качнула головой.

– Вам не позвонили из полиции?

– Нет, – сказала Рената Мойрер.

– А что там написано, в протоколе? – спросил Мартин.

– Он открыл на лестнице стрельбу из газового пистолета, угрожал, что, если его вынудят, силой обеспечит себе покой, потом забился к себе, – сказала д-р Холичек. – По счастью, он не оказал никакого сопротивления при задержании.

– Я ведь не могу из-за него бросить все. Мне еще нужно проработать как минимум семь лет, а то и двенадцать. Если бы я вернулась из Штутгарта, я бы, конечно, заботилась об Эрнсте. Но я не могу ради него уволиться с работы. А он хочет именно этого. Он должен понять, что так дело не пойдет. Никто не ведет себя как он, никто. Я его жена, но я же не нянечка в детском саду… Если он, наконец, не поймет этого, я с ним разведусь.

– Вы сказали, фрау Мойрер, что вы его понимаете?

– Конечно. Я его понимаю, в этом-то вся проблема. Но жизнь все равно должна идти своим чередом…

– Это значит, – сказала д-р Холичек, – что когда его отпустят из больницы…

– А когда это будет? – спросила Рената Мойрер.

– … то он неделями будет жить один, по крайней мере, в первое время?

Рената Мойрер опять молча посмотрела на свой носовой платок.

– Ну ладно… – сказала д-р Холичек.

– Он может переехать ко мне, – сказал Мартин.

– Нет, Мартин. То, что ты предлагаешь, – глупо. В самом деле. Этим ты ему не поможешь. Ты должен подумать о своей работе. Ты же не можешь сидеть дома и только присматривать за Эрнстом… Да он этого и не захочет, а что касается Тино, так тот тогда вообще больше не приедет…

– Многие живут одни, – сказала д-р Холичек. – Это не значит, что за ними никто не присматривает. Его не оставят одного.

– Я только сказал, что Эрнст может жить у меня, сколько и когда захочет.

– Хорошо, – сказала д-р Холичек и что-то записала.

– Мартин…

– Здесь все его вещи, – он показал на сумку. – Умывальные принадлежности, нижнее белье, купальный халат, бумажник и так далее.

– Никаких поясов, ножниц, пилочек для ногтей, карманных ножей, бритвенных приборов?

– Он один в палате? – спросила Рената Мойрер.

– Нет.

– Он не должен знать, что я была здесь. Цветы – от Мартина. – Зазвонил телефон. – Так вы не скажете ему, что я приходила?

– Нет, если вы этого не хотите.

– А когда можно будет с ним поговорить? – спросил Мартин. Он выложил на стол несессер и электробритву.

– Завтра или, может быть, послезавтра. Но сперва еще раз сюда позвоните.

Мартин кивнул. И скомкал бумагу от цветов, упавшую рядом с его стулом. Телефон все продолжал звонить.

Поскольку ни Мартин, ни Рената Мойрер не вставали, д-р Холичек сказала: «Ну что ж…», – и поднялась. Она отдернула в сторону занавеску, прикрывавшую раковину, вымыла руки, медленно вытерла их и провела смоченным духами тампоном за мочками ушей.

В вестибюле башмаки Мартина неприятно скрипели по линолеуму. Шаги обеих женщин были не слышны. Вокруг маленьких столиков сидели пациенты, нормально одетые, в домашних или спортивных тапочках. К одной группке присоединился санитар в медицинском халате, играл вместе с другими в «Парень, не сердись!».[46] Д-р Холичек толкнула плечом входную дверь.

– До скорого, – сказала она и посторонилась, пропуская обоих посетителей.

– Спасибо, – сказала Рената Мойрер и протянула ей руку. Д-р Холичек пожала сперва ее руку, потом – Мартина. – Мне нужно наверх, – сказала она. И, сунув кулачки в карманы халата, стала быстро подниматься по лестнице. Ее каблуки звонко цокали по каменным ступенькам. Дверь парадного, тихо чмокнув, закрылась.

– Тебе не следовало употреблять это выражение, Мартин, – «исторические победители».[47] Ее муж, между прочим, заседает в ландтаге…

Они шли рядышком по парку психиатрической больницы в направлении главного входа.

– Здесь все пациенты либо очень молодые, либо старые, – сказала Рената Мойрер. – Ты заметил, людей среднего возраста среди них, похоже, совсем нет?

– Кстати, твои попугайчики у меня болтают целыми днями, – сказал Мартин. – «Доброе утро, Рената», «Приятного аппетита, Рената»…

– Правда?

– Добрый день, спокойной ночи, ты хорошо спала? Что мы сегодня делаем? Рената, Рената, Рената… и так целый день.

– Забавно, – сказала она, останавливаясь. – И что теперь? – Она вынула из своего портмоне рубиновую сережку, прикрепила ее к воспаленной мочке уха.

– Послушай… – сказал Мартин, который уже скомкал бумагу от цветов в комочек не больше яйца. Какая-то женщина с клетчатой черно-красной сумкой шла им навстречу.

– Ближайший автобус будет только в четверть шестого, так что незачем так спешить. – Мартин подбросил бумажный комочек в воздух и поймал его другой рукой.

– Ты-то хоть меня понимаешь? – спросила она, не глядя на него. – У тебя сейчас такой строгий вид – из-за этого? – Она потеребила прядь волос.

– Из-за того, что ты красишься, что ли?

– Да нет, из-за того, что я ничего не сказала этой Холичек… потому что… сережка – от него.

– Она тебе, между прочим, идет. И как же зовут этого таинственного незнакомца?

– Его-то? Хубертус.

– Ты действительно хочешь развестись?

– Мне все кажется, будто я делаю что-то неправильно. Мне не по себе, когда ты смотришь на меня так… Ты находишь меня смешной?

– Да не беги же! Автобус придет только через сорок минут.

– Мартин? – Она взяла его под руку и попыталась приноровиться к его шагу. – Я должна тебя кое о чем спросить. – И снизу вверх заглянула ему в глаза. – Ты случаем не гомосексуалист? Да не смейся! Я ведь имею право спросить… Но тогда почему ты не найдешь себе какую-нибудь женщину? Ты единственный мужчина из всех, кого я знаю, который вообще не делает никаких попыток такого рода, и Данни…

– Что Данни?

– Я правда думала, что она убежала от своего Эдгара… только для того, чтобы переехать к тебе, я и сейчас так думаю. Потому-то она и остригла свои волосы – ей казалось, тебе так больше понравится… Да и эта Холичек в своем прозрачном халатике… Она определенно с тобой заигрывала. Ты заметил, как она покраснела, когда я упомянула о несчастье с Андреа, видел, как расширились у нее зрачки? Ненормально, когда человек с твоими данными… Пит – он совсем другой. – Мартин засмеялся. Она потянула к себе его руку. – Пит по крайней мере пытается. Ты же и этого не делаешь. А ведь на свете нет ничего прекраснее, чем быть влюбленным, абсолютно ничего!

– Знаю, – сказал Мартин.

– Ты находишь меня нелепой? Да, я не переношу металл, из которого сделана эта сережка. Но любовь – небесная сила, так он всегда говорит. Высказывание вполне в твоем духе, нет?

– Кто так говорит?… А, понял…

– Оставь Эрнста там, где он есть, Мартин. Ты не представляешь, какую обузу собираешься повесить себе на шею. Кому ты тогда будешь нужен? Чтобы добровольно привязать к собственной ноге такую колоду!.. Да перестань же беспрерывно смеяться! – Она еще крепче вцепилась в его руку. – Ты собираешься поселить его в комнате Тино – или где? Послушай, мы же не фамильный клан, не большесемейная община каменного века… – И опустила голову на плечо Мартина.

– Может, я скоро женюсь, – сказал он, когда они проходили через ворота.

– Ты не шутишь?

– Нет. Давай посидим вон там. – Мартин показал на крытую автобусную остановку напротив въездных ворот. Они перешли на другую сторону улицы.

– Ну вот, – сказала Рената Мойрер и потянула его дальше.

– Ты куда? – спросил он.

Она выпустила его руку. Он остался стоять на остановке. Она же опять шагнула на проезжую часть улицы. – Я думаю, автобус придет не раньше…

– Мама! – крикнул Мартин, когда она замахала рукой. Машина, красный четырехместный «ауди», притормозила, но тут же снова набрала скорость и умчалась прочь.

– Не надо! Давай лучше подождем! – Мартин наклонился за бумажным комочком, упавшим ему под ноги.

– Хочешь пари? – крикнула Рената Мойрер, не оборачиваясь и не глядя на сына. – Пари на любых условиях, что следующая остановится? – Она медленно пошла вдоль кромки тротуара, махнула рукой и, пристально глядя на подъехавшую к ней темно-синюю машину, шепнула в окошко: – Пожалуйста, я вас очень прошу!

Глава 23 – Конец связи

Как Кристиан Бейер клялся в том, что Ханни неправильно его поняла. Внезапно все меняется. Удрученный предприниматель и коррумпированный чиновник. Только потому, что отсутствуют доказательства… Закрыть глаза – и, может, даже получить удовольствие… В ночной тишине мчится поезд.