Над судьбой - Павел Крылов

Зарождение монгольской цивилизации было еще более оригинальным. У монголов была своя племенная религия, штат жрецов. Когда начался подъем сил народа, шло и укрепление религии. Во многом благодаря огромному влиянию волхва Кокэчу смог объяснить монголам, что в этом есть воля Вечного Синего Неба.

Когда влияние Кокэчу усилилось и стало грозить ослаблением авторитета светской власти, великий хан принципиально подошел к этому. Великий волхв, поражавший своими оккультными дарованиями не только народ, но и аристократию, был ликвидирован.

Национальная религия не заняла в духовной жизни монголов места, какое она занимала у византийцев, арабов. Как один из основных принципов жизни кочевников, была провозглашена веротерпимость. Каждый выбирал себе Бога по душе.

А дисциплина была на всех одна. И спаянные ею в монолит, орды всадников пронеслись над планетой.

Платон Громов страстно желал, чтобы шауни-алдонтины в своем развитии пошли по пути добра. Белые люди загнали их в тупик. Им непросто осознать что не все в этой жизни сводится к войне. Нелегко победить энглишей. Но разве легче, ощущая свою силу, не ворваться на плечах отступающих врагов в их города и селения, упиваясь местью, жаждая легкодоступных благ? Нет, краснокожие не должны уподобляться своим врагам - жестоким и алчным. Пусть Город Солнца будет хотя бы в их душах. И Платон всеми силами станет помогать им учиться различать добро и зло.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Короткий удар эластичной дубинки мгновенно разбудил Уинстона Гудмэна. Над ним склонилось свирепое скуластое лицо. В это время другой краснокожий с огромной силой закрутил ему руки за спину и тут же туго связал их сыромятным ремнем.

В свете факелов было видно, что весь барак наполнен воинами. Несмотря на темноту, бегающие тени, ноющую боль в суставах, Гудмэн сразу понял, что арестовывают только участников готовящегося побега. Это был полный провал. Опять кто-то предал их.

В тесной душной тюремной камере Уинстон вновь и вновь пытался проанализировать ход развернувшихся событий. У него уже не было оснований верить, что и на этот раз туземцы будут снисходительны. Но надежда остаться живым все еще оставалась.

Воля участников заговора была парализована столь неожиданным провалом. Все сидели уткнув лица в колени, с полным безучастием направив взгляды в пустоту. Над тюрьмой висела глубокая тишина. Отчаяние и щемящая тоска разрывали души. Как же так? Уже в который раз дикари опять переиграли их.

Уинстон вновь и вновь прокручивал в памяти лица участников побега. Честные, надежные люди. Неужели среди них затесался предатель? Кому же тогда можно верить? Если дикари оставят меня в живых, бежать надо только в одиночку". - с отчаянием подумал он.

Перед глазами, заполнив собою все пространство вокруг, стояло суровое, будто из гранита высеченное лицо Зоркого Сокола.

Всего лишь за сутки до начала восстания дикари арестовали всех. Они вывели далеко за селение офицеров, сержантов, чиновников, их жен, заставили вырыть глубокую траншею. Затем поставили людей на краю. Все вокруг было оцеплено всадниками, ружья снайперов смотрели прямо в глаза. Последовала команда: в ружье! Никогда еще Гудмэн не был так близко от смерти. Нестерпимо хотелось жить. Линия стрелков находилась не более, чем в тридцати шагах.

Воздух был напоен ароматами сухих луговых трав, где-то рядом, всего лишь в нескольких шагах несмело журчал ручеек, высоко в небе благородно парили орлы. "Назавтра должно быть Рождество", - неожиданно подумал Уинстон. "Господи, спаси", - губы сами непроизвольно шептали заклинание. Под ногами он увидел тоненькую, такую слабую беззащитную травку. Ему вдруг нестерпимо захотелось защитить уберечь это чудо природы.

Он почувствовал взгляд на себе. Сомнений не было. Именно этот дикарь целился в него. Сузившиеся глаза пристально вглядывались в мишень. Чутьем опытного стрелка Гудмэн уловил - краснокожий направил ствол в лоб. Подул северный ветер. Но было непереносимо душно и жарко. Все тело обдавало жаром, оно становилось липким и мокрым. Он вдруг как-то сразу захотел, чтобы наступила развязка. Все вокруг заполнилось полным безразличием. Не было ни мыслей, ни ощущения времени и пространства.

Но спасительной команды "огонь" так и не было. Кто-то из женщин забился в истерике, кто-то обезумев кинулся бежать. От нервного перенапряжения многие в бессилии падали на землю, исступленно моля о пощаде.

Уинстон быстро понял, что их решили оставить в живых. Он вглядывался в лица тех, кто смог не потерять голову. Эти люди не сломлены. С ними можно готовить побег.

Краснокожие дали высказаться коменданту крепости. Он предложил туземцам отпустить пленников, а за это со своей стороны обещал просить у правительства вечного мира с шауни-алдонтинами и взаимовыгодной торговли.

- О каком мире говорит бледнолицый?! - грубо прервал его вождь.

Вы истребили многие народы, отняли у них землю. С ними вы уже не воюете. Перебив краснокожих, вы завозите на их земли черных рабов, заставляя работать на себя. Такого мира вы хотите и с нами. Бледнолицые жестоко просчитались.

Нам не нужен мир. Мы хотим войны. До полной победы. И не пугайте нас огромными армиями и страшным оружием. Мы победим белых людей их же руками. Вы будете работать на нашу победу за право жить. А кто не согласен - умрет. Я все сказал. Хау!

Страшный взгляд Зоркого Сокола пожирал Уинстона. Глаза горели ненавистью, лицо пылало. Гудмэн физически ощущал мысли вождя. Он видел этот туман воспоминаний, захлестнувший память. Никто не жалел ни женщин ни детей в том ночном побоище. Тысячи убитых за одну ночь. Ради них живет вождь. Вот уже шестой год идет эта война. Далеко не жажда мести движет лидером краснокожих. Их воля непреклонна. И сломить их одним кавалерийским наскоком не удасться.

Гудмэн монял, что только он сможет бежать и донести лично до короля сообщение о тех громадных проблемах, что встали перед империей. Он затаился, стал выжидать.

Уинстон работал в цеху по производству луков и стрел. Это была первокласная мануфактура, где трудились многие десятки рабочих. Общий контроль за производством осуществляли всего лишь несколько франкских специалистов; мастерами и старшими рабочими были военнопленные, а подмастерья набирались из туземной молодежи.

По договоренности с краснокожими франками не общались с энглишами, лишь по производственной необходимости. Они прекрасно усвоили мысль, что в политику лучше не лезть. И за это им платили. Очень хорошо платили.

Краснокожие заполучили громадную домну, открыли великолепный кузнечный цех, размеры которого поразили даже Гудмэна. Заканчивалось строительство порохового завода, ускоренно сооружались мастерские по изготовлению пушек и ружей, различного холодного оружия. Все эти производства находились на небольшой территории внутри крепости. Уничтожить цех можно лишь только после полного разгрома армии туземцев.

Шауни-алдонтины - народ-войско. При наступательной войне они могут выставить не менее четверти всего населения, при оборонительной - до половины. Как в колониях, так и в метрополии армия по численности составляет не более одной сотой части от населения. При оборонительной войне ее численность сможет возрасти не более чем в десять раз. Не только женщины, но и большинство фермеров воевать не будут ни за какие идеалы.

Гудмэн прекрасно понимал, что через несколько лет народ-войско будет иметь столько современного оружия и боеприпасов, что его хватит для любой войны. И тогда военные и духовные лидеры придумают новые лозунги. Им будет мало вернуться на "священную землю предков". Аппетит приходит во время еды. И горькие слезы потекут из глаз воинов. И жалко станет им далеких братьев, томящихся в резервациях. Братьев, о которых еще недавно они имели весьма смутное представление. Будет ли король готов напрячь все силы империи, чтобы сохранить колонии? Ведь франки отдали энглишам весь север Континента.

Мало ли еще на планете безхозных земель? Рвется всегда там, где тонко. И что станет с теми, чьи семьи живут в колониях уже полторы сотни лет?

Ход мыслей краснокожих постоянно ставил Гудмэна в тупик. Ну зачем они в громадных количествах производят луки и стрелы, боевые топоры, имея столько огнестрельного оружия. Он уже смог заставить себя отказаться объяснять непонятное поведение аборигенов их неспособностью мыслить правильно.

Цепким умом он сумел разгадать и эту загадку. Цивилизованные страны отказались от луков и арбалетов еще триста лет назад. Стрела не пробивала стальных рыцарских доспехов, что легко делала пуля. Хотя ружье стреляло медленно, стрелок-пехотинец выходил победителем из поединка с рыцарем, вооружение и экипировка которого стоили баснословно дорого.

Когда рыцари исчезли, забыли и про луки. Но невезде. Башкирские и калмыцкие части, которые Елизавета послала на войну с Фридрихом II, кроме ружей имели и луки. Кочевники никогда не носили непробиваемых лат. В маневренной войне они не нужны. Кавалерист перед рубкой успевает выстрелить из мушкетона, из пистолета, если имеет его. Кочевник к тому же посылает во врагов до десяти стрел. Ни уланы, ни драгуны, ни гусары не имеют защиты от стрел. Защищенный панцирем кирасир всегда рискует потерять лошадь.