Дороги авантюристов, или Загадочная яхта лорда Гленарвана - Виктор Павлович Точинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Затем начали появляться первые предприятия мясоперерабатывающей промышленности:
«В течение 6 ноября отряд проехал мимо нескольких эстансий, а также одной-двух саладеро. Именно здесь животное, откормленное на сочных пастбищах, подставляет выю под кож мясника. Саладеро - одновременно и солильня. Здесь не только убивают, но и засаливают мясо животных. Эта отвратительная работа начинается обычно в конце весны Но сейчас в этих бойнях царили тишина, покой и безлюдье. Час грандиозного убоя еще не пробил».
Еще позже, на подъезде к Тандилу, путь отряда лежит мимо земледельческих ферм:
«По пути всадникам попадались фермы, окруженные зубчатыми изгородями и защищенные глубокими рвами. На кровле каждого главного дома фермы имелась терраса, с которой обитатели, всегда готовые к бою, могли вести перестрелку с разбойниками».
Удивляться грозному виду ферм не стоит, такие же фермы-крепости строили и чилийцы, медленно наступая на земли мапуче. Удивительно другое: все разительно изменилось после пустынной пампы, на пути отряда попадается теперь множество людей, но Гленарван не пытается вступить с ними в контакт, выспросить об индейском вожде и его пленнике.
Не интересует его, что могут сказать управляющие эстанций и их помощники, не говоря уж о пеонах, непосредственно работающих со стадами. А почему, собственно? Эти люди вполне могли иметь нужную информацию. Кальфукура для них постоянная угроза, мы помним, как падок вождь до чужого скота. Хозяева и работники эстанций должны были чутко ловить любые новости, доносящиеся из пампы, особенно интересуясь, где сейчас Кальфукура, чем занимается, что планирует, — для них это вопрос безопасности, вопрос выживания.
Владельцы ферм-крепостей, надо полагать, тоже интересовались свежими известиями с индейских территорий, и по тем же причинам. Но Гленарван и с ними не спешит пообщаться. Жюль Верн объясняет это так:
«Гленарвану, быть может, удалось бы получить на этих фермах сведения, которых он добивался, но безопаснее было доехать до селения Тандиль. Поэтому всадники, нигде не останавливаясь, поехали дальше».
Безопаснее… Это о чем? Здесь не Патагония, где закон — пампа, а прокурор — ягуар, здесь аргентинская земля не только де-юре, но и де-факто, законы работают. Всякие, конечно, фермеры встречаются, но все же исчезающе мала вероятность, что здешние немедленно начнут средь бела дня убивать и грабить заглянувших к ним путников-европейцев. Такими делами стоит заниматься втайне и вдали от дома. Наверняка Гленарван получил бы интересующие его ответы.
Но невеликий мозг лорда полностью занимает внушенная Паганелем мысль: «На север, в форт Независимости!», для прочих соображений места не остается. 16 мБ, что вы хотите.
* * *В путешествии к форту Независимости есть еще один любопытный момент.
Всегда болтливый Паганель становится вдруг на редкость молчалив. Ничего не рассказывает своим спутникам о тех местах, куда они направляются и о национальном составе живущих там людей.
Все это делает сам Жюль Верн, авторской речью. И пишет вещи, мягко говоря, очень странные. Например:
«Действительно, французы первые основали колонии по нижнему течению Ла-Платы, а в 1828 году для защиты новой колонии от частых нападений индейцев, которые отстаивали свои владения от чужеземцев, французом Паршаппом выстроен был форт Независимый. В этом деле ему помог знаменитый французский ученый Алсид д'Орбиньи, который превосходно знал, изучил и описал эту часть Южной Америки».
Процитированный отрывок в основном состоит из подтасовок и передергиваний.
У Франции никогда не было колоний в тех местах. Единственная условно аргентинская территория, над которой некогда был провозглашен французский суверенитет, это Фолклендские острова. «Условно» — потому что случилось всё за век до экспедиции Гленарвана, когда Аргентинской республики и в проекте не было, а было вице-королевство Рио-де-ла-Плата.
Упомянутый писателем Паршапп действительно родился во Франции, да только к моменту основания форта натурализовался, получил гражданство Аргентины и называл себя Нарцисо Парчипе.
Французский ученый Алсид д'Орбиньи подданство не менял. Но те районы изучал отнюдь не по заданию Парижского географического общества. Он в нем вообще не состоял. Д'Орбиньи проводил свои исследования по заданию аргентинского правительства и на аргентинские деньги. И отчеты отправлял не в Париж, а в Байрес.
Насколько он помогал Паршаппу в строительстве форта, вопрос спорный. Известен другой факт: Паршапп однажды серьезно пособил д'Орбиньи, — тот не рискнул сунуться в глубину патагонской пампы, прекрасно понимая, как легко там лишиться головы мирному исследователю. Паршапп побывал в тех местах с военными целями в ходе бесконечной войны с индейцами, составил по просьбе д'Орбиньи отчет с подробными описаниями, и ученый использовал тот отчет в своих работах.
Зачем мсье Жюль Верн занялся передергиваниями? Ответ очевиден. Роман писался в 1865-66 годах, — еще ничего не закончилось на латиноамериканском направлении внешней политики Франции: войска Наполеона остаются в Мексике, Парагвайская война в разгаре.
Это типичная манипуляция общественным мнением, втиснутая на страницы популярного романа, у которого заведомо будет множество читателей: посмотрите, ведь это наши, по сути, земли, мы их исследовали, колонизировали, наши люди на них живут… Ну разве не справедливо будет, если там взовьется французский триколор?
Следование политической конъюнктуре четко прослеживается во многих книгах Жюля Верна.
Например, роман «Путешествие к центру Земли» написан за шесть лет до франко-прусской войны. В подземный вояж отправляются два немца: герой-повествователь вполне симпатичный парень, а его эксцентричный дядюшка описан с большой иронией, но без негатива.
Прошло пятнадцать лет. Франция потерпела от немцев страшный разгром. Потеряны Эльзас с Лотарингией, заплачена огромная контрибуция. Франция жаждет реванша, готовится к нему. Жюль Верн пишет роман «Пятьсот миллионов бегумы», там громадное, непредставимое наследство поделили пополам двое ученых, немец и француз. И каждый вложил деньги в возведение города
